В погожий летний денёк молодой путник энергично шёл по жёлтой дороге. Его лапы устали от ходьбы, его мех был покрыт пылью странствий, но сердце его пело. Скоро он будет в Рэдволле! В старом добром краснокаменном аббатстве, где всегда рады старым друзьям, где уже вовсю идут приготовления к большому летнему пиру. Ммм! Путник облизнулся: скоро он славно промочит глотку большой кружечкой Октябрьского эля, прямо из холодка погребов, а там подоспеет и перчёный суп с пряностями, свежевыпеченный хлеб и лесной салат.
Но когда юный зверь увидел Рэдволл, сердце его вдруг кольнуло предчувствием беды. Ворота в аббатство были распахнуты настежь, на бастионах не было ни единой живой души, и даже сторожка привратника выглядела давно заброшенной. Забыв про свою усталость, путник бегом устремился к обители и ворвался в неё как вихрь.
Увиденное поразило странника до глубины души. Разноцветные витражи, прежде столь ярко сверкавшие в лучах солнышка, были совсем тусклыми, колокола на звоннице покрывала ржавчина, и даже сами стены аббатства, некогда уютно-алые, теперь были скучного бурого оттенка. По саду Рэдволла, обычно полному жизнью, сейчас бродило всего несколько зверей, еле волочивших лапы. Глаза жителей обители были потухшими, шёрстка – свалявшейся и неопрятной, а сутаны явно давно не мыли. Казалось, с обителью приключилось какое-то бедствие.
Да что же это? Как непобедимый Рэдволл, охраняемый мудростью аббатских старейшин, покровительством Мартина Воителя и храбростью защитника Маттиаса, стал таким? Путник в страхе оглядывался вокруг. На лавочке в саду приметил он знакомую ему мышку, супругу отважного воина аббатства, и бросился к ней.
- Василика!
- Кому Василика, а кому – госпожа Василька Луговая, - вздёрнув носик, ответствовала мышка.
- Что случилось с Рэдволлом? Со всеми вами?
Мышка глубоко вздохнула.
- Был Рэдволл, да весь вышел. Случилось такое, чего никому не пожелаешь. На нас напал лютый враг, страшнее Клуни Хлыста, и одолел нас. Теперь аббатство – его! И мы все тоже…
- А Маттиас твой, он же защитник Рэдволла был. Он-то куда смотрел?
- Матти, Матти… - мышка поднесла к глазам платочек. – Храбрый он, добрый он, но уж больно доверчивый. Прошёл и огонь, и воду, и змеиное логово, а вот медных труб одолеть не мог. Наши враги наплели ему всякого, вот он и возгордился, и слава его погубила. Да ты прислушайся, вон бушует…
Из окон аббатства донеслись звон разбиваемой посуды, свист меча и дикие крики «Я - сам титан! Я – сам титан!».
- И так каждый день, кипит титан мой, - мышка шмыгнула носом. – А такой был скромный раньше.
- А Командор, Кротоначальник? Они так как это допустили?
- Кротоначальник теперь Бригадир. Уехал с артелью шабашить в Южноземье, высотки для горностаев строят, виллы… А Командор… да вон, у пруда, на бережку, полюбуйся.
Предводитель выдр, в былые времена перемазанный смолой и рыбьей чешуёй с головы до хвоста, теперь был облачён в тщательно отутюженный белоснежный мундир и такого же цвета фуражку с золотым штурвалом на околыше, и благоухал духами. В левой лапе Командор (Командор ли?) держал длинный батон, которым периодически хрустел, правой пускал по пруду кораблики из коры.
- Командор, старый кореш! – воскликнул путешественник. – Ты ли это?
Выдр в белоснежном мундире гневно повернулся к гостю, глаза его метали молнии.
– Мы с вами на брудершафт пить не изволили, милостивый государь. Я – АдмиралЪ, и мы с вами, сударь, завтра же будем стреляться!
Гневно хрустя багетом, бывший Командор ушёл на другой край пруда.
Путник был обескуражен.
- Ну ладно, Маттиас, ну Кротоначальник с Командором. А Лог-а-Лог? Ведь у него целое племя землероек, свирепые бойцы! Они-то куда подевались, почему не пришли вам на помощь?
- Они теперь всё заседают, дискутируют. У них уже месяц как идёт заседание начкомгруппы речфлотбюро испродкома губсекции Сользепа. Пленарное, по поводу детской болезни левизны-правизны, гуосим-соглашателей и посозем-оппортунистов в их стройных рядах. Не спрашивай меня, что это значит, наверное, какое-то злое волшебство. С землеройками тоже наши враги постарались!
- Рэдволл в беде, а Лог-а-Лог, значит, сидит-заседает? Ну знаете!
- Он теперь не Лог-а-Лог, а ответственный работник, главначземречфлотком товарищ Лево-Право. Важный стал зверь, всё с портфелем, на чёрной долблёнке ездит с личным гребцом.
- А Бэзил, старина Бэзил? Он-то ветеран бывалый, его такими штучками не проймёшь. Да вон он идёт, Бэзил, Бэзил!
Казалось бы, пехотинец-обжора ничуть не изменился, только красный мундир его обзавёлся длинными полами и массой всевозможных шнурочков, галунов и аксельбантов, а усы теперь были воинственно подкручены вверх. Однако когда юный путник подбежал к нему, заяц высокомерно протянул:
- Цо? Цо? Пся крев, яки Бэзил? Я славни жолнеж, пан Базыль Олень-Зайковский. Я шляхтич и под Костельском-Нинианьском фольварк маю. Спадай, хлоп!
Свирепо бормоча себе под нос «Хлопы, пся крев», экс-Бэзил удалился. Путнику становилось не по себе с каждой минутой его пребывания в этом новом Рэдволле.
- Ой-ёй-ёй, не нравится мне здесь у вас. Видать, не в добрый час заглянул я в аббатство. Мне б перекусить чего, да глотнуть эля, и я бы дальше пошёл. Может, найду воина, который освободит вас от этой напасти. Брат Гуго не завернёт мне съестного на дорожку?
- И с поваром наш враг постарался. Гуго обнаружил, что он теперь Старый Хьюго. Обругал нас сухопутными крабами, сказал, что ему на суше и развернуться негде: ни лобскуса, мол, вам не сварганить, ни сальмагонди, ни бумбо, ни даже грога завалященького, никакой моряцкой стряпни. Собрал в узелок все свои ножи, повязал на голову любимое кухонное полотенце и ушёл. По слухам, теперь у пиратов коком на «Шелудивой ласке» ходит, а вся команда на него прямо молится.
- Ну так, может, хоть флягу мне наполните? Амброзий Пика-то в море не ушёл?
- Он наказан за пьянство на рабочем месте. У нас ведь теперь всё в погребах безалкогольное, пить не полагается. Амброзий посажен под замок, шьёт штаны муравьям. Шьёт и плачет. Говорит, ему теперь что в погреб, что в петлю – всё едино.
Ужас пронзил путника, и душа его ушла в пятки. Стены, башни, сад, пруд, монахи – всё было прежним, только вот этот Рэдволл был каким-то… нерэдволльским. Где-то вдалеке перекликались послушники:
- Что за денёк, брат Бадья! Хороша погодка, а?
- Да уж, брат Ведро, прямо и жить не хочется. А что там брат Сандалии?
- Да что-то совсем сносился, стоптался.
Путешественник попятился к воротам.
- Что это за Рэдволл такой, где хранитель погреба посажен под арест за пьянство, где шьют штаны муравьям? Где живут брат Бадья и брат Сандалии? Какой враг учинил с вами подобное?
- Страшный враг, - промолвила мышка. – Коварный враг. Переводчики.
- Переводчики? – повторил юный странник. – Не нравится мне это имя. Побегу я отсюда, пока они и меня так не обработали!
- Беги-беги… - покачала головой госпожа Луговая, едва топот лап затих за воротами. – Только ведь не убежишь.
С колотящимся сердцем путник торопился прочь от Рэдволла, не разбирая дороги, но, продираясь через кусты, натолкнулся на жуткого страшилу. Этот неизвестный зверь был совсем лишён шерсти, а на его одеянии были написаны устрашающие слова «Переводчик издательство Эксмо». Странник обречённо закрыл глаза.
- Так, так, что же нам с тобой сделать? Значит, ты северный выдр, а зовут тебя, стало быть, Фьорд. Ну что ж, в моём переводе ты будешь мышкой Фиалочкой, разницы-то всё равно никто не заметит. Решено.
- Только не мышкой Фиалочкой! Нет! Ааааа!!!
Когда жуткие вопли затихли вдали, госпожа Луговая вздохнула:
- Что уж тут, ничего не поделаешь. Надо же как-то жить дальше. Дело к вечеру, время и ужинать. Сыно-о-ок! Матфейка-Тимофейка! Пора домой! Получишь свой стаканчик земляничной шипучки к ужину.
Мышонок подбежал к своей маме и брезгливо скорчил мордашку.
- Не хочу я этой новой земляничной шипучки. От неё во рту противно! Хочу старой, вкусной!
- Не капризничай, малыш, а то отдам тебя переводчикам.
И мышонок испуганно притих.