С корзиной, полной лесных орехов, Маттиас пробирался вдоль стен аббатства. В своем мешковатом одеянии послушника и огромных сандалиях мышонок выглядел смешно и нелепо. Заглядевшись на безоблачное небо, он споткнулся, уронил свою ношу и, окончательно запутавшись в огромном балахоне, шлепнулся под ноги аббату Мортимеру, пребольно стукнувшись лбом оземь.
На миг сознание мышонка помутилось, но он быстро пришел в себя под укоризненным взором своего наставника и, не поднимая собственных глаз, принялся собирать орехи обратно в корзину, бормоча при этом неуклюжие оправдания:
- Уфф... Простите меня, отец настоятель. Я, так сказать, споткнулся. Наступил на капюшо...
- Ага, так я тебе и поверил, сучий потрох! - проскрипел вдруг незнакомый мышонку старческий голос. - Небось прикончить меня вздумал, ась, щенок? Давеча за ужином чуть бороду Кухарю не сжег, а сегодня решил меня решать. Смотри, Матти, допрыгаешься, сам схлопочешь по орехам!
И, прежде чем Маттиас дотянулся до последнего ореха, обутая в сандалию лапа пинком отправила находку в калиновые кусты. Не выдержав, мышонок все-таки поднял взгляд, встретившись с взглядом окрысившегося аббата. В буквальном смысле - на месте аббата Мортимера стоял самый настоящий крыс: старый, толстый, в очечках-пенсне, но от того не менее злобный и противный. При виде ошарашенного послушника, пришелец смягчился и изобразил отческую улыбку, но от того Маттиас испугался еще больше:
- К-кто вы такой?! Где аббат Мортимер?! Я позову Констанцию, и брата Альфа, и...
- Матти, пасюк мой, - старик успокоил беднягу легким, но ощутимым ударом в солнечное сплетение. - Ты никак опять земляничной настойки перебрал? Али на солнышке перегрелся?... Пойдем-ка лучше в зал Хлыста, тебе надо остыть.
"Зал Хлыста?" - не понял Маттиас, но послушно засеменил за крысом-настоятелем, боясь получить новый удар.
Аббатство Рэдволл странным образом переменилось. По дороге изумленному мышонку встречались все новые и новые крысы в рясах, иногда - хорьки с кирками или рослые коты с рыболовными сетями. Мышонок тщетно выискивал среди этих странных зверей, виденных раньше только на картинках, знакомых с детства кротов, выдр или белок.
С криком "Поберегись!" на землю сверзилась поджарая куница с полным мешком слив и, обогнав нашего героя, исчезла в направлении кухни. Маттиас с облегчением отметил, что само здание аббатства, а так же окружавшие его сад, пруд, лужайки и красные стены со сторожкой остались прежними... Почти: на месте розовых кустов змеился хмель.
- Отец... Отец настоятель, а куда подевались розы? - осторожно поинтересовался мышонок.
- Тьфу! Сдались тебе эти розы-мимозы, - усмехнулся крыс. - Красота должна хоть какую-то пользу приносить, а эти веники колючие только место занимали, вот их, Матти, и выкорчевали. А хмель - наше все. Хмель - это вещь, это ты пивовара нашего спроси на досуге, как он трезв будет.
Пройдя в Большой зал, крыс-аббат остановился перед стеной, покрытой длинным гобеленом почти полностью. Маттиас гобелен не узнал: вместо усердно трудящихся и пирующих мышей, на нем отплясывали пьяную джигу крысы, изредка с недовольными гримасами горбатящиеся в огороде. А в центре гобелена красовался огромный страшный хвостатый черный крыс в рогатом шлеме с дроздовыми перьями. В одной лапе он держал кружку с грогом, а другой небрежно опирался на мотыгу. Взгляд его единственного желто-зеленого глаза был насмешливый и чрезвычайно довольный.
- Куда вылупился, пасюк мой?
Маттиас вздрогнул. Но все-таки указал дрожащей лапой на веселого крысиного дьявола:
- От-тец н-настоятель, к-кто это вообще? Почему на месте доброго Мартина Воителя висит это чудовище? Это не покровитель нашего аббатства, это просто какой-то Клуни Хлыст... Ой!
- Идиот несчастный, это и есть Клуни Хлыст! - крепким подзатыльником старый крыс сшиб мышонка с ног и тут же присел рядом, очевидно, немного смягчившись. - Мда, всякий раз забываю, что ты у нас дурачок... Да только знай, что Клуни тут на своем месте. Мартин был великим воином и добрым зверем. А Клуни Хлыст - еще величавее и добрее, вот его здесь и вышили! Он победил в войне Поздней Розы и стал первым крысом-настоятелем...
- Но... Он же был завоевателем и злодеем! Добро всегда побеждает зло!
- Истину глаголешь, пасюк мой: кто победил - тот и добрый. А Клуни победил: пришел он, значит, в Рэдволл и по старинке предложил мышам здешним сдаться. Они были сытые, наглые и сдаваться не захотели. Тогда Великий наш Клуни спер со старого гобелена Мартина кусок, и они тотчас приуныли. Тогдашний аббат Мортимер всем желающим зверям сбежать дал, а потом армии крысиной ворота открыл, старый дурень...
- Неужели никто не захотел сражаться? - Маттиас был уверен, что не сдался бы крысам и не сбежал. - Разве не нашелся достойный последователь Мартина, готовый защитить свое родное аббатство?
- Ну был, - старик многозначительно поковырялся в зубах. - По словам ихнего архивариуса, такой, эээ, послед был. Но накануне прихода Клуни, в аккурат на юбилей аббата мышиного, он расшиб башку об грядку. Насмерть. Пока орехи собирал. Прям ты в прошлой жизни, гы!
Маттиас не нашел слов, чтобы описать свое изумление и ужас, поэтому словоохотливый аббат продолжил:
- Поперву Клуни упивался победой, как всякий уважающий себя вояка: грабил, пытал, убивал и ломал - прям помешался от своего триумфа. Тогда со всей страны хищники на наживу потянулись, а мирнюки, что выжили, наоборот, скуксились. Разнесли по всему миру весть, что Рэдволл пал, и что стал Замком Клуни, да так всем сочувствующим в душу нагадили, что всё мирное зверье решило податься на юг, подальше от торжествующих хищников... Веришь, нет, а сам саламандастронский лорд-барсук взял в охапку своих кроликов и сбежал вслед за ними, от греха подальше.
А потом? Ну, что потом... Клуни пил, пел и зверствовал сезона три кряду, пока однажды по пьяни не навернулся с Колокола Ласки... Ага, хоря лысого он тебе "умер"! Он выжил, в том числе из ума, но в правильную сторону: понял, что крепость разрушена, урожай сожран, вино выпито, а делать никто ничего не собирается. Свершилось чудо! Клуни поклялся больше никогда не пить... сверх меры, а еще отстроить все, что порушил, да и вообще сделаться мудрым монархом или даже монахом. И вот, починил он тут все, начал клумбы разбивать, огороды удобрять тушками побитого за три сезона зверья, на костоправа выучился и даже название старое аббатству вернул. Посадил на месте роз хмель, пришил кротам тяпки вместо отрубленных лап, написал свое собственное житие и научил крыс по нему жить. Теперь мы сделались защитниками сирых и убогих, хищников и мирнюков; даем кров и пойло забредшим бродягам, лечим больных выродков (вроде тебя) и вообще стали порядочным и почти честными. В этом-то вся мякотка, Матти, вся наша жизнь - очищение собственных душонок путем помощи менее удачливым зверям.
Старик умолк. Маттиас тоже молчал - что он мог сказать? Что он попал сюда ненароком из времен настоятеля Мортимера, или что Рэдволл пал тогда по его, Маттиаса, оплошности?... Один вопрос, однако, у него был:
- Неужели мыши Мортимера не пытались вернуться домой?
- Уже сезонов сто не пытались, - крыс-аббат тяжело поднялся и по-отчески взъерошил мех на макушке мышонка. - Я знаю, что ты из шкуры вон лезешь, чтобы стать вторым Клуни Хлыстом...
- Я вовсе не!...
- Цыц! Так вот, я знаю, что ты храбрый малый, и глупости тебе не занимать, но времена великих войн прошли. Так что умерь свой пыл, утри сопелку и помоги уже брату Олафу поймать эту треклятую щуку-великаншу.
- Щуку? - не понял Маттиас.
- Пасюк мой, у меня сегодня юбилей так-то! И я буду очень признателен, если сегодня на пиру нам будет чем закусывать. Так что держи хвост морковкой, поменьше думай и ублажай старших, как завещал нам Великий Клуни. Ну, пшел!!
Маттиас сорвался с места и, спотыкаясь, ринулся прочь из зала Хлыста. Ему хотелось поговорить с этим братом Олафом, убедиться, что происходящее вокруг - не сон и не игра разболевшегося воображения... Наконец, просто порыбачить: рыбалка всегда помогала ему успокоиться и сосредоточиться еще в том, старом, родном Рэдволле, из которого он пришел.
Хотя он так и не мог понять, откуда в пруду аббатства появилась щука.
***
Полуденное солнце ласково пригревало непокрытую голову Рузвела Регуба.
Салют Рузвелу!
Он был невысокой, поджарой еще молодой белкой с темно-рыжим мехом и кроткой улыбкой. Кисти негустые, брови прямые, глаза карие - ни тебе грозных шрамов, ни устрашающих татуировок. Зеленую тунику и черные штаны не украшали красивые нашивки или хвосты поверженных хищников.
Да, Рузвел выглядел непримечательно, но он был прирожденным Главным Героем!
Никто не ведал, откуда он пришел и куда держал путь сначала. Но его появление взволновало мирных зверей настолько, что они тотчас же сделали его своим лидером, народным героем и символом свободы. Рузвел был простым воином-путешественником с невыразительным характером, непримечательной историей и заурядным оружием - мечом, луком и стрелами. Но собравшаяся вокруг него свита делала его образ ярким и всеми любимым: кто, как не Рузвел Регуб водит дружбу со слепой мышью-лучницей, столетним кротом-звездочетом, летающим соней-инженером, искрометным зайцем-менестрелем и барсуком-табурой, готовым перегрызть горло каждому за мир во всем мире?
Так уж вышло, что с появлением Рузвела маленькие группы обиженных и недовольных зверей начали тянуться к нему, и теперь через Лес Цветущих Мхов шагала разношерстная толпа из восьми тысяч мышей, белок, выдр, зайцев, землероек, ежей, кротов и даже нескольких барсуков. Они пели песни, угощали встречных зверей печеньем и резали глотки всяким хищникам, вздумавшим покуситься на их мех и свободу. По правую лапу от Рузвела шел его сын (считай - заместитель) Позднецвет, держа в лапах стяг, изображавший бочонок октябрьского эля на красной стене, пронзенный мечом Мартина и увитый алой розой. Посыл этого изображения был ясен каждому диббуну: Рузвел не будет воевать. Но борьбу за мир и независимость Рэдволла устроит такую, что камня на камне не оставит.
Мирная армия Рузвела Регуба под пение скрипок, барабанов и волынок весело промаршировала по широкой пыльной дороге, миновав покосившийся указатель:"Замок Клуни Аббатство Рэдволл, 15 миль. Добро пожаловать отсюда!"
***
Удивительное дело, но в пруду аббатства и впрямь жила щука и даже не одна: кто бы ни был зверь, запустивший в водоем этих зубастых чудовищ, он явно хотел насолить рыбакам - похоже, что кроме щук здесь никого и не водилось.
Брат Олаф, оказавшийся коренастым низеньким крысом, едва удерживал изогнувшуюся до треска удочку, пока Маттиас из последних сил греб к берегу.
- А чем они питаются?! - спросил (точнее, проорал) мышонок, чуть переведя дух.
- А крот их поймет, парень, - отдуваясь, прохрипел Ольф и показал на свой ополовиненный хвост. - Раз моим хвостом перекусили, а так... Своих товарок наверное жрут, канальи. Других рыб тут нет, а шкеты в пруд не часто падают.
- Шкеты?
- Малолетние сопляки, которые без опеки остались. Их отец настоятель в лесу подбирает, когда по грибы ходит.
- В смысле, диббуны?...
- Зараза! - воскликнул брат Ольф и спешно перехватил повыше разломившуюся удочку. - Матти, не стой столбом!!! Позови Котоначальника!
- В смысле, Кротоначальника?
- Мышь тебя защекочи, Котоначальника! Командора камышовых котов!
Послушник вывалился из лодки на мелководье и окликнул мускулистого полосатого кота, с равнодушным видом наблюдавшего эту сцену уже добрых десять минут. Кот нехотя позвал своих помощников, и те рысцой бросились к водоему, по пути разматывая тяжелую сеть и снимая со спин короткие трезубцы.
Пока команда Котоначальника отрезала щуке путь к спасению, Маттиас тоже взялся за удочку Олафа и помог своему новому знакомому выбраться из лодки, продолжая осыпать его все новыми и новыми расспросами:
- А кто у нас тогда грядки разбивает?
- Хорькомандир с артелью, - ответил Олаф, наматывая леску на лапу.
- И там хорьки, значит?
- Не только. Еще ласки, горностаи...
- И куницы?
- Скажешь это куницам, и в один прекрасный день тебя зашибет случайно упавшим яблоком... Ты что, опять перегрелся на солнышке?
- Можно сказать и так, - вспомнив ворчливого крыса-аббата, Маттиас предпочел согласиться. "Я же видел сегодня куницу на дереве, конечно! Как я мог забыть?..."
- Тьфу, ты, пропасть! Матти, держи нормально! Клеменция! - Олаф резко отпустил удочку, и Маттиас упал вперед, почувствовав, как щука тянет его вперед, грозясь прорвать опасно натянувшуюся кошачью сеть. - Клеменция, помоги нам, а то эта щукина дочь опять уйдет!
- Не дрейфь, не уйдет.
Маттиас удивился и почти обрадовался, услыхав знакомый с детства баритон барсучихи Констанции. Прошествовавшая мимо огромная фигура в льняном платье оказалась на мелководье, одним рывком выхватила рыбину из воды и тут же - без промедления и страха - перегрызла ей шею. Мышонка затошнило...
- Клеменция, фу, как некрасиво! - скривил губы Котоначальник. - Ее же к столу подадут в таком виде.
- И пусть. Украшать тушки к ужину - забота Кухаря, а не моя, - проворчала бурая волосатая зверюга с янтарными глазами убийцы, демонстративно бросив мертвую щуку и предоставив котам самим нести ее на кухню. Клеменция, оказавшаяся далеко не Констанцией, зашагала прочь.
- Хороша, а? - хохотнул Олаф и от души хлопнул ошарашенного Маттиаса по спине. - Не скажи, что она чудовище. Просто надо высказывать чуточку больше уважения Матушке-Росомахе.
***
Потолочные балки Пещерного зала гудели от возбужденных голосов и смеха собравшихся: хорьков, куниц, лисиц, а так же всевозможных крыс - портовых, помоечных, водяных и гостиничных, а так же нутрий и ондатр. Единственный мыш, Ниниан Третий из старой церкви, явился на богатое застолье вопреки своей всегдашней лени.
Радушные хозяева ругались и неприлично громко хохотали, но - как уже успел заметить Маттиас - никого не оставляли без сытного угощения и доброго, пусть и крепкого, слова:
- Здорово, Гнилоуст! Как твоя лапа?... Э, лааадно, у тебя еще три нормальных, не кисни! Вот тебе ячменное пиво, только избавь меня от этой мерзотной мины!
- Оп-па, Песья Харя!... И тебя туда же. Как дети?... Ай, молодца! Зато на старости лет будет кому подать тебе бутылку рома... Шесть бутылок.
- Ниниан! А женку свою, как вижу, приволочь поленился-таки, гы-гы! Вот тебе воробей в сырном соусе, смотри, не лопни!
Крыс-аббат, вальяжно развалился в своем резном ивовом кресле и принимал подарки от гостей, не переставая удивляться - сколько зверей пришло высказать ему свое почтение! Он не отличался приятным нравом, и все же эти хищники были рады оказать ему честь в этот день. Ни то от переизбытка чувств, ни то от переизбытка выпитого, старик даже прослезился.
Маттиас, сидевший по правую лапу от брата Ольфа, сам не представлял, насколько проголодался, борясь с щукой: тарелка его стремительно опустела после второй добавки и мышонок с самозабвением соскребал пальцем остатки сливок, которыми Кухарь-ондатра украсил запеченную рыбину. Пока коты-акробаты и лисы-фокусники (стало быть, в Саламандастроне теперь Рыжий Дозор?) развлекали гостей, наш герой всецело отдался великолепному ужину, который был ничуть не хуже, чем в его родном Рэдволле, оставленном, по словам аббата, где-то в далеком прошлом. Конечно, его смущал грубый крысиный говор или надменные взгляды котов или наглость прытких куниц, но это, как он уже понял, были пережитки того долгого темного времени, когда хищники были лишь лесными разбойниками и морскими пиратами. Прожив много сезонов в мире и покое, они сами стали "мирнюками", хотя, быть может, еще не поняли этого до конца. Они выглядят и говорят, как бандиты, но при этом лечат раненых, кормят голодающих и воспитывают шкетов... то есть диббунов!
Маттиас так смутился столь быстрому привыканию к здешнему образу жизни, что захотел всенепременно поделиться своими впечатлениями с красивой - пусть и слегка долговязой - крыской по имени Василиска, как вдруг...
- Он идет! Герой идет по наши души!
В зал влетел побитый и оборванный горностай. все взгляды нехотя обратились к нему. Аббат поднялся, и вид его был как никогда серьезен:
- Ты пьян или с головой не дружишь, пасюк мой?
- Я не пьян, отец аббат, - чуть не плакал горностай. - Рузвел Регуб идет, защитник мирных жителей леса. Он идет на Рэдволл! С ним целая армия!
Хозяева и гости занервничали. Как Рузвел? Это же страшилка для сопливых малышей! Не может Рузвел напасть на Рэдволл, ведь сам Клуни завещал его ордену крыс!
- Он пришел, чтобы вернуть Рэдволл, а не рушить его, - объяснил горностай, но, судя по сотрясавшим его тело беззвучным рыданиям, он сам в это слабо верил. - Он и мой дом не разрушил: даже овсяного печенья напек... Камин растопил... А женушку мою на воротник пустил - чтобы унты сделать своему старому другу-звездочету... Звездочет старый, и у него лапки мерзнут, а Рузвел такой доообрыыый!...
Услышав последние слова горностая, звери разразились руганью и криками: да как же так можно? Они сами уже много лет никого на воротники не пускали! Беспредел!
- ТИШИНА! - проревела росомаха Клеменция и хищники нехотя утихли. Дождавшись, когда будут слышны лишь редкие испуганные всхлипы малышей, она кивнула аббату: - Говорите, отец настоятель.
- Ну, спасибо, Клем, - пробубнил старик, массируя вдруг разболевшиеся виски. - Итак, мы по уши в дерьме, пасюки мои. К нам пришли мирные звери, и они готовы убивать. Никто, ясень пень, не ждал такой наглости, но костей в мешке не утаишь: страшное ненастье движется сюда. И единственное, что мы можем сделать - это собрать манатки и валить куда подальше, авось живы останемся... Ага! Знаю, сукины дети, вы привыкли в сытости жить! - аббат повысил голос в ответ на поднявшийся возмущенный гул. - Но выбора у нас особого нет. Граф-росомаха со своими рыжими охламонами полсезона до нас тащиться будет, а нас к тому моменту вороны с нашей же колокольни доклюют! Рузвел - зверь опасный, по мелочам размениваться не станет. Воздаст нам за грехи наших предков-придурков, и нашим же потомкам перепадет немало. А воевать мы разучились, так что выбора особого у нас нет!
- Есть! Я поговорю с Рузвелом!
Все взгляды переметнулись уже на Маттиаса.
- Если он умный зверь, если он и вправду хочет сделать мир лучше, то он поймет, что орден крыс делает не меньше, чем делал когда-то мышиный орден! Поймет, что нас не надо захватывать! Что мы можем объединить наши усилия и жить вместе, не поддаваясь предрассудкам! Я... Я попробую убедить его, если... Если вы позволите, отец настоятель.
Маттиас и сам себе изумился: что бы сказал аббат Мортимер на его предложение? Что бы сказал Мартин Воитель?...
"Ну дерзай, шкет," - проскрежетал в голове голос давно почившего крыса с гобелена.
"Ну дерзай, пасюк мой," - вторил ему крыс-аббат. - Только если он пустит тебя на подтяжки, не обижайся. Сам будешь виноват.
Бам-бам-бам!
- Хурр, откррывай воррота! Пирроги... значится... с облепихой, - послышался за главными воротами заискивающий голос старого крота.
- Да пребудут с тобой Сезоны, юный Маттрас.
***
Ворота приоткрылись лишь самую малость - чтобы выпустить одного-единственного послушника в мешковатом балахоне и огромных сандалиях. Освещенная тысячами факелов толпа, вооруженная копьеметалками, самодельными дротиками, пращами, вилами и черствыми овсяными лепешками, запротестовала. Особенно подобная наглость возмутила друзей Главного Героя:
- Чувствую крысиный страх и подлость!
- Хуууррр, тысячу астерроидов на их... Эт самое... пустые головешки!
- Хм, самое время соорудить баллисту и закинуть во двор с десяток белок-ассасинов...
- Держи равнение, старина! И это защитник Замка Клуни?!
- Брешь в мироздания логике нутром ощущаю я.
- Странно, - только и сказал Рузвел.
Маттиас, подняв повыше белый флаг, подошел чуть ближе к ощетинившейся толпе.
- Здравствуйте! - осторожно начал он. - Я Маттиас... То есть Маттрас, послушник из аббатства Рэдволл. Мы... Это уже давно не Замок Клуни: крысы поняли свою ошибку, перевоспитались и стали добрыми. Они помогают нуждающимся и защищают слабых. Они хотели вам об этом рассказать сто сезонов назад, но вы так быстро сбежали, что они не успели этого сделать. Они стали слишком мягкими и не выживут за стенами аббатства, но и вас они примут, если вы не обидите и не выгоните их...
Маттиасу пришлось увернуться от брошенного в него кулачного щита и посыпавшихся вслед за ним оскорблений и угроз. И вновь отличились друзья Героя:
- Твой голос слишком дрожит. Неужто ты пытаешься заискивать с нами, крысиный щенок?
- Хур-хур, так уж... Значится... звезды сошлись, что не видать вам от нас пощады, хурр.
- Стали добрыми? Правда? Я ведь узнаю правду, парень, как вздерну тебя на своей новой дыбе...
- Супы да салаты, ребята-пираты! Вы никак нам мозги пудрите, во!
- Брешь в мироздания логике нутром ощущаю я.
- Не верю, - подытожил Рузвел. - Ты - крыса.
- Что?!
Маттиаса поразил такой ответ. Он не крыса, не крыса! Он - мыш, неужели не видно?! Или любой зверь, примкнувший к рэдволльским крысам считается крысой? Что за черная несправедливость...
Подняв брошенный щит, Маттиас хотел было швырнуть его в лицо довольной - нет, не злорадной, но довольной и необыкновенно благородной белке - но вдруг увидел в отражении собственную мордочку. Блики на чуть помятом щите играли поверх изумленной крысиной физиономии... Нет, и цвет меха у этого крысенка был как у Маттиаса, и выражение карих глаз, но он и впрямь не был мышем. Поэтому никто в новом аббатстве не удивился его появлению...
- Ты крыса. И ты говоришь от имени всего своего так называемого ордена, - всем собравшимся было ужасно непривычно, что Рузвел произносит столько слов подряд. - Стало быть, ты - Главный Злодей, и я, как Главный Герой, сражусь с тобой. Тогда и только тогда мой народ примет твои условия.
- Разве... Разве так можно? - пролепетал Маттиас. Он все еще был в ужасе от своего перевоплощения (Я - мыш! И я не боюсь защищать крыс, так почему же вы не видите меня, настоящего меня?), а перспектива драться с опытным воином его и вовсе обескуражила.
- Крысы бьют только исподтишка, они боятся настоящего боя, - надменно процедила слепая лучница, театрально коснувшись своих прикрытых век. - Уж я-то знаю...
- Не все крысы плохие, - пытался оправдать свой новый вид Маттиас, отступая от медленно надвигающегося Рузвела. - Не я и не аббат лишили вас зрения.
- Кретин, - прошипела белка. - Крысы и не лишали меня зрения! Они убили сестру жены крестного дяди подруги моей подруги. Теперь мой долг - отомстить за все! Жаль, я не смогу узреть агонию их рода...
- Хурр, потому что кое-кто посмотррел на солнце черрез мой телескоп, - чуть слышно пробормотал крот-звездочет. - Дважды.
Не успел Маттиас удивиться, как Рузвел обнажил меч и ринулся в бой. Неуклюже отразив удар поднятым щитом, послушник принялся кружить по поляне, уворачиваясь от града новых ударов.
-Брешь в мироздания логике нутром ощущаю я, - пробасил барсук-табура. - И неравенство явное еще.
- Это потому что крысенок безоружен? - поинтересовался соня.
- Потому что это крысенок - злодей, априори который сильнее и опаснее. Щит лишний у него.
Друзья дружно рассмеялись глубокой шутке мудреца. А Маттиасу меж тем было не до шуток: маленький кулачный щит еще больше помялся и грозился треснуть, Рузвел наносил удары с возрастающим ожесточением, а заяц-менестрель выводил оскорбительные куплеты про рагу из мертвых крыс. Труппа зайца радостно подыгрывала ему на флейтах, мандолинах и барабанах.
Вжухх!
Каким-то чудом мышонок выбил меч из беличьих лап и, прежде чем Рузвел Регуб опомнился, наградил его ударом в солнечное сплетение - точно таким, каким его самого наградил накануне аббат, только гораздо сильнее. Белка полетел навстречу собственным друзьям и приземлился в аккурат посреди музыкантов, разметав и артистов, и их инструменты.
"Крыса, говорите? Ну хорошо, буду крысой," - подумал Маттиас и, подобрав меч Главного Героя, двинулся следом за ним.
Рузвел, потеряв на несколько секунд рассудок и застряв головой в огромном барабане, лупил кулаками по воздуху и походил больше не на народного героя, а на сумасшедшего военачальника под стать молодому Клуни Хлысту:
- Забарабанили! За что?!
- Рузвел, старина, успокойся...
- За что меня забарабанили?! За что меня забарабанили?!!
У Матиаса на то был свой ответ - ему до смерти надоели эти благородные герои и их странные идеи. Он готов был коснуться груди Рузвела его же клинком и объявить себя победителем, но вдруг поскользнулся на ровном месте, неловко взмахнул лапами и приземлился затылком на собственный щит. Со стены послышались отчаянные крики хищников, а вокруг Маттиаса - торжествующие крики добрых лесных жителей. Добро всегда побеждает зло. Во что бы то ни стало.
Маттиас ощутил затылком что-то горячее и липкое. Попытавшись подняться, он понял, что меч Рузвела, во время падения, вонзился в его, Матиаса живот. Ему стало грустно и почему-то очень смешно. Кто победил - тот и добрый.
Он в первый и единственный раз позволил себе выругаться - под стать крысу-аббату - прежде чем уснул вечным сном...
***
- Маттиас, Маттиас, сын мой, когда же ты, наконец повзрослеешь... Хм. И откуда, интересно, ты знаешь такие странные слова?