Меланхолический Кот

– Гад! Подлец! Предатель! Подлец! Крысиный прихвостень! Мафусаил неистовствовал. Никогда ещё я не видел старца в такой ярости. Взад и вперёд носился он по лазарету, потрясая сжатыми кулаками. Говорить ему что-то было бы совершенно бессмысленно, и мне оставалось лишь сидеть, сжав зубы. – А что, по-твоему, наш друг должен был сделать? – с весьма завидным спокойствием произнёс Амброзий, поймав перерыв в потоке ругани. – Послать Клуни хорьку под хвост? Ну, одним трупом было бы больше. И что? – Что сделать? Мафусаил подскочил к постели, на которой устроился ёж. – Воткнуть нож в его проклятое чёрное сердце, вот что! А не принимать это кощунственное назначение! - А откуда ты знаешь, что он не собирается сделать это как-нибудь потом? Вотрётся в доверие, и… Старик замер. Ёж хитро усмехнулся. - Не верю! Ты посмотри на его морду! Он счастлив лапы лизать своим хозяевам! Мафусаил проковылял в угол, повалился на крайнюю постель и отвернулся к стене. Лучи вечернего солнца падали в окна лазарета, а в их золотистом свете плясали пылинки. Я медленно провёл взглядом по мордам соседей. Тут сидело много тех, кто сегодня оплакивал погибших и кого я видел во дворе. Но кого-то крысы наверняка заперли в других помещениях. Что ж, это было вполне с их стороны разумно. - Я вот что думаю, - задумчиво произнёс Авраам Полёвкинс. – Прав или не прав Альф, это после решать будем. Сейчас нам бы понять, что дальше делать. Ты говорил, Амброзий, тебя кроты сюда затащили? - Да, было дело. Я как раз вас предупредить отправился. Я помнил, что семью Полёвкинсов крысы держали в плену в старой церкви недалеко от аббатства. Видно, Клуни решил присоединить их к нам. - Так, может, повторим этот копательный подвиг? Сделаем туннель и сбежим в лес. Неужто лесные жители нас не примут? Я улыбнулся. Наверное, впервые с той ужасной ночи, когда разбойники ворвались к нам. Как хорошо, что среди нас оказался разумный зверь! Недалеко от меня раздался грустный вздох. Кротоначальник лежал на спине, сложив на животе огромные израненные лапы. - Всех наших крысы порешили, хуршшш. Один крот пасюку брюхо раскрыл, вот они, хурр, и взбесились. Я один остался, хур-хуррр… Да, моя радость оказалась преждевременной. Один покалеченный крот не смог бы быстро вырыть туннель. А если крысы заметят что-то такое, то живые мыши позавидуют мёртвым. – Убить Клуни! – отчеканил Мафусаил. – Без вождя они – никто! – Так, вам не кажется, что стоит потише такое говорить? Мистер Филдмаус сердито взмахнул лапой. Его супруга прижалась к нему, потерянно опустив голову. Их дочка, милая юная Василика, исчезла. Никто не видел её ни среди живых, ни среди мёртвых. – Золотые деньки прошли. Если хочешь присоединиться к аббату – твоё дело, а вот нас… и наших детей тянуть не надо! – Тим и Тэсс… Мои Тим и Тэсс! Миссис Черчмаус сидела на постели, уставившись в стену, и шептала имена мышат-близнецов. Я с горечью подумал, что, никогда не имевший семьи и детей, не могу вполне понять боль своих несчастных товарищей. Интересно, а что мышата делают сейчас? Может, Клуни рассказывает им всякие небылицы? Пройдёт сезон, другой, третий – и они забудут прежнюю жизнь, станут преданными слугами тирана. И как нам бежать, оставив их в его кровавых когтях? – Мы победим! Мы обязательно, обязательно победим! Мафусаил ударил по кровати. – А потом убьём всех крыс. Свалим их трупы в канаву! И хорьков, ласок, горностаев тоже убьём! Это наша ошибка, что мы до сих пор этого не сделали… Амброзий испуганно оглянулся. – Поганые твари! Побежали к крысам! А аббат им ещё помогал! Старый дурак! Всех вырежем до последнего щенка! Аббат… Раньше надо было… Убить… У диббунов есть такая игрушка – дощечка с картинкой на части разрезана, и надо их собрать. И сейчас меня охватило чувство, что я стою над такой вот картинкой. Последний кусок с тихим щелчком встал на место. И я всё понял. Встав, я двинулся к Мафусаилу. Филдмаус попытался схватить меня за рясу, но я оттолкнул его лапу. – Всё случилось из-за тебя и таких, как ты! Мафусаил удивлённо уставился на меня. – Перед смертью аббат сказал: «Мы не дарили любви, как были должны»! Ты слышишь меня? Это мы прогоняли хищников, вышвыривали их за дверь, это нам плевать было на их боль и несчастья! И за это небо покарало нас! Мафусаил встал и злобно прищурился. – Ты что несёшь, предатель? – Можешь обзывать меня предателем, сколько хочешь. А лучше пойди в зал и почитай устав! Орден никому не причиняет зла, помогает нищим и больным. А теперь скажите-ка: когда какой-нибудь лис или хорёк, придя к воротам, получал помощь и заботу? – Да ты спятил… Когда мы убьём нечисть, то отправим тебя гнить вместе с твоими погаными друзьями! Мне казалось, что я вижу себя со стороны. Словно кто-то другой размахнулся, ударил кулаком Мафусаила по морде, и тот мешком рухнул на кровать. Впервые в жизни я кого-то ударил. И кого! Мудрейшую мышь Ордена! Которая, правда, оказалась самодовольным глупцом. Женщины завизжали. Филдмаус схватил меня за лапы. – Мы все в одной лодке, да поймите вы! Я позволил отвести себя в постель. Уже стемнело, когда я задумался, что на этот раз в наш спор никто не вмешался. Неужели Клуни отозвал охрану? На него это было бы совсем не похоже. Или стражник получил приказ внимательно слушать, что у нас происходит? Никогда ещё жители Рэдволла не оказывались в таком положении.

Зарисовка на тему "Если бы отрицалы не тупили" – Эу-ла-лиа!!! Кровь и уксус! Ко мне! От пронзительного заячьего вопля у Курды заложило уши. Она взмахнула саблей, чтобы прекратить этот дикий визг, но тут сзади послышалось: – Эу-ла-лиа! Мы идём на помощь! Принцесса резко развернулась и тут же увидела огромного барсука, с пыхтением мчавшегося по мелководью, а рядом с ним – землеройку и белку с мечом. Курде подумалось, что эту последнюю она когда-то уже видела, но тут заячья лапа крепко схватила её за шею. Видно, поганец умудрился освободиться от верёвки. В таком положении первая сабля Рифтгарда ещё не оказывалась. Растерявшись, она чуть не выронила клинок, но спустя мгновение самообладание вернулось к ней. Курда замерла, и для противника это, видно, оказалось неожиданностью. Секунда – и острые когти хорьчихи изо всех сил вонзились в его лапу. Заяц вскрикнул, ослабив хватку, и тут же Курда, перехватив саблю, ткнула ею назад себя. Новый взвизг показал, что удар вышел удачным. Спутникам принцессы, однако, повезло меньше. Ригган кинулась наутёк, но рухнула наземь, пронзённая брошенной землеройкой рапирой. Ворто пытался защититься копьём от барсука, но тот переломил его топором, словно тростинку. Следующий удар пришёлся по черепу несчастного, и окровавленный труп рухнул в озеро. Белка подскочила к зайцу, перерубила верёвку и, скорчившись от боли, он упал на траву. – Не трогайте белую задницу! Она моя! – закричала белка. Курда отскочила, сжимая саблю и затравленно озираясь. Три противника, один из которых – барсук, это многовато, какой бы фехтовальщицей ты не была. Впрочем, безумная метлохвостка, кажется, желала сразиться один на один. – Помните меня, ваше величество? – прошептала белка, уставившись на Курду яростно горящими глазами. – Помнишь, как я развешивала репу, которую ты изволила рубить своей сабелькой? Да, это я, та самая рабыня, что смогла сбежать на твоём чудесном кораблике! Что, тварь, готова к честному бою? Принцесса помнила всё. Стало быть, перед ней стояла та самая Трисс, что прислуживала в тренировочном зале, а после дерзко сбежала. Интересно, где она раздобыла меч? Не иначе, как спёрла у кого-нибудь. Курда оценивающе скользнула взглядом по оружию противницы. Хороший клинок, длинный, тяжёлый… Слишком тяжёлый. Явно он был сделан для мужских лап. Лёгкой саблей удар такого не отразишь. Но сможет ли белка с ним управиться? Грудь Трисс вздымалась от тяжелого дыхания, сжимавшая рукоять лапа подрагивала. – Эй, девочка… – вкрадчиво заговорила Курда. – Может, начнём всё сначала? Я отдам тебе половину острова! Представляешь? Будем вместе править Рифтгардом! Только ты и я! – Решила откупиться, мразь? Хочешь поторговаться с дочерью Рокка Аррема? Или думаешь, я забыла, как ты убила Друфо? Трисс затряслась от гнева. – Эй, если тебе нужна помощь… – забормотал стоявший сзади барсук, но Трисс перебила его: – Отвали! Не мешай мне прирезать эту погань! Курда резко махнула саблей вправо. Трисс тут же парировала выпад, но принцесса успела убрать саблю. Ещё один взмах, ещё – Трисс дёргалась туда-сюда, едва удерживая тяжёлый меч, а хорьчиха легко уклонялась от её неуклюжих ударов и злорадно наблюдала, как та напрасно тратит силы. – Я смотрю, ты осталась всё той же неумёхой! Что, лапки слабы? Давай, достань меня, глупая девочка, достань! Наконец Трисс почти смогла достать Курду. Та едва успела ударить саблей по летевшему на неё клинку и чуть не выронила собственное оружие. Да, хороший меч добыла дерзкая рабыня… Но хорошему мечу нужны хорошие лапы. – Устала, девочка? Да мне с репой тяжелее сражаться было! – Сдохни, тварь! Сдохни! Эу-ла-лиаааа! С яростным воплем Трисс кинулась на Курду, размахнулась и опять промазала. Меч потащил её за собой, и тут же принцесса всадила саблю в беззащитный белкин бок. – Ты хотела честного боя. Ты его получила. Курда стояла над дёргающимся в агонии телом Трисс. Подняв голову, она встретилась взглядом с барсуком. – Ты… убила… Трисс! – Ага, верно. А я ведь предложила ей мир, не так ли? Барсук встряхнул головой, словно пытаясь прогнать дурной сон. – Убила… Трисс… Из его глотки вырвалось глухое рычание, а глаза вдруг превратились в два кровавых шара. – Смерть! СМЕРТЬ ТЕБЕ! Замахнувшись здоровенным топором, который, как помнила Курда, недавно принадлежал Плаггу Огнехвосту, барсук ринулся прямо на принцессу. В Рифтгарде Курда никогда не встречала барсуков, но кое-что знала о них. То хотя бы, что в гневе они превращаются в безумных монстров, убивающих всё на своём пути. Сражаться с таким зверем – всё равно, что пытаться удержать несущийся на тебя с горы валун. Курда швырнула саблю барсуку прямо в морду, но тот не обратил на это ни малейшего внимания. Чудовищный удар снёс дерево совсем рядом. Курда упала, перекатилась и, путаясь в платье, побежала к воде. Землеройка попыталась остановить её, но вместо этого угодила барсуку под лапы. Раздался жуткий хруст костей и предсмертный визг. Курда прыгнула в озеро и поспешила на глубину. Благо, она, в отличие от жирного папаши, не боялась воды. Та быстро поднималась, скоро оказавшись у самой морды, а дно пропало. Барсук плыл следом, вздымая брызги. Оглянувшись, Курда увидела его полосатую морду совсем рядом. Ещё мгновение – и гигантские лапы схватят её, потащат в глубь, в ледяную тьму, откуда нет возврата… Запаниковав, Курда яростно гребла. Голова барсука уже едва виднелась над водой. Он не выпускал топора, и тот тянул его на дно. На миг Курда увидела наполненные ужасом глаза зверя, снова ставшие нормальными… А потом он исчез. Лишь пузыри бурлили на том месте, где он скрылся. Собрав последние силы и задерживая дыхание, Курда проплыла мимо покачивающегося в тёмном пятне трупа Ворто и растянулась на песчаном береге. Промокшее платье облепило её тело. Три врага вышли против неё – и все они были мертвы. Курда не помнила, сколько времени прошло, когда из кустов вышел Блэдд вместе с парой крыс-пиратов. – А! Курда мокрая, мокрая, мокрая! – захохотал он, тыча лапой в сестру. – Заткнись, толстобрюхий! Не утопи я барсука, он бы всех вас в секунду порешил! Крысы испуганно зашептались, с ужасом глядя на принцессу. – Эээ… Барсука? – растерянно спросил Блэдд. – Да, огромного барсучину. Если бы ты, братец, сидел в библиотеке, а не на кухне, то смог бы оценить мои слова. Пошатываясь, Курда подошла к мёртвой белке и подняла с земли меч, с которым та вздумала выйти против неё. Теперь он станет достойным украшением коллекции. Связанный заяц застонал. Он так и лежал, ухватившись за раненое брюхо. – А мы недалеко от аббатства лагерь разбили, эти олухи так и не поняли ничего, – произнёс Блэдд. – Пираты говорят, там у них сокровищ полно… – Да наплевать. Что нам надо, мы добыли. Курда вертела в лапах корону, которая так до сих пор и валялась на траве. – Возвращаемся в Рифтгард. Этого берите с собой. Думаю, он много чего нам расскажет. А если что… Сойдёт за наживку для акул!

Сначала я думал сделать повествование от лица Кроликобоя, но затем понял, что так слишком многое останется за кадром. Нужны разные фокальные персонажи. Их будет трое: Кроликобой, Мордальфус и Доходяга. Так можно будет показать ситуацию с трёх точек зрения: лес и те, кто в нём живёт, подчинённое население Рэдволла и армия захватчиков. Три линии должны будут переплетаться друг с другом.

Лето Поздней Розы. Так ещё при жизни назвал аббат нынешний сезон. Теперь, шагая по двору, я думал о том, был ли толк давать имя сезону, понятия не имея, чем он закончится и какой след оставит в памяти? Так мало времени минуло, и мы поняли, что это лето стало самым страшным в истории Рэдволла. Лето Жестокой Смерти. Лето Великой Скорби. Лето Горьких Слёз. Лето Гибели Рэдволла! Настал ясный день, но солнце озаряло отнюдь не сцены прежней счастливой жизни. Никогда ещё древние красные стены не видели таких похорон. Позволив предать павших земле, Клуни решил, должно быть, изобразить милосердие победителя. Стоны и рыдания слышались у свежевырытых длинных ям, в которые мы сталкивали то, что недавно было нашими друзьями и родичами. В живых осталось, насколько я мог судить, несколько десятков аббатских зверей и тех лесных жителей, которым отнюдь не повезло укрыться в обители. Несколько мышей вместе со мной стали погребальной командой, а Клуни заставил нескольких крыс помогать нам. Общими усилиями мы сбросили в огромную яму и зарыли тело Констанции. О, старая добрая Констанция, чем ты заслужила такую участь? Почему тебя погребают твои проклятые убийцы? Как бы я хотел, чтобы вместе с тобой и их поглотила тёмная земля! – Джон! Джон, очнись! Верните мне Джона! Миссис Черчмаус, вздрагивая от рыданий, лежала у тела своего супруга, в груди которого зияла рана от копья. Я торопливо подошёл, наклонился и обнял её за плечи. – Дорогая, прошу вас, держитесь… – Джон… Мой Джон! – Что ты воешь? Он всё равно не встанет! Я поднялся и увидел Клуни. Впервые предводитель крысиной орды стоял так близко. Собравшись с духом, я встретил взгляд злобных чёрных глаз, сидящих на кривой, покрытой короткой жёсткой шерстью морде. Уродливый рогатый шлем Клуни снял и щеголял в простой тунике и мрачном тёмно-фиолетовом плаще. – Ты победил, Клуни Хлыст. Что ещё тебе надо? Поиздеваться над теми, кто оплакивает погибших? По-твоему, это достойно великого завоевателя? – А толку рыдать над падалью? Крысы захохотали. Для этих вылезших из ада тварей не существовало понятий любви и дружбы, так что они просто не понимали, что здесь происходит. – Мама… Мама, не плачь! Из-за спины Клуни высунулись две маленькие мышиные мордочки. Я узнал их. Тим и Тэсс. Сын и дочь Черчмаусов. – Твои щенки? – спросил Клуни. Миссис Черчмаус еле заметно молча кивнула. – Они – мои пажи! – рявкнул Клуни. – Ты гордиться должна, старуха! Твои дети служат королю! Я стоял, обнимая Черчмаус, которая, казалось, вот-вот свалится в обморок. – Так… Мне вот что интересно. Тут лес, что ли… Крыс махнул лапой в сторону нашего сада. – Говорят, там плоды всякие растут. И ещё тут море есть. А ну за мной, живо! Покажешь всё! Разглядывая сад, Клуни хмыкал и качал головой. – Это яблоня, говоришь? А тут груша? А кокос есть? Что, не знаешь такого? За морем на островах растут, орех здоровый, а внутри вода вкусная! Пруд привёл завоевателя в полный восторг. – Море! Море в замке! Моё собственное! Вот это да! Он залез в воду и принялся плескаться. Странное чувство я испытывал. С одной стороны, Клуни был нашим врагом, виновным в смерти стольких рэдволльцев и их лесных друзей. И в то же время он напомнил мне вдруг какого-то огромного ребёнка, который искренне радуется новой игрушке. Не часто мне доводилось бывать в покоях аббата. Клуни развалился на смятой постели, к которой уже прилипла крысиная шерсть, и крутил в лапах ажурный подсвечник. Его, как и прочие разбросанные кругом милые безделушки, подарили Мортимеру на юбилей. Тим и Тэсс сидели на диванчике у стены, прижавшись друг ко другу. – Это, значит, ваших лап всё дело? Ну, замок этот, лес, море… – Всё, что вы здесь видите, господин, создано многими поколениями мышей… Стоя напротив, я заметил какую-то растерянность в облике Клуни. Да, он ведь был бродягой, в жизни которого странствия по суше и морю перемежались с дикими оргиями, войнами и разрушениями. Верно, впервые за много сезонов он встретился с плодами созидательного труда. Этим надо было воспользоваться. – Видите ли, господин, – заговорил я, тщательно подбирая слова. – Рэдволл и его хозяйство требуют постоянного ухода и заботы. К великому сожалению, мыши, занимавшиеся всем этим, оказались весьма глупы и вздумали противиться вашей победоносной армии, за что и получили заслуженное воздаяние. Даже и не знаю, как теперь быть, чтобы всё не погибло… Длинный лысый хвост Клуни со свистом рассёк воздух и щёлкнул по полу так, что я невольно отшатнулся. – Я ходил по морям и знаю, что корабль требует ухода, – усмехнулся Клуни, явно довольный произведённым эффектом. – Мои придурки сами не управятся. Я назначаю тебя… этим… Как там вы главного называли? – Аббат, господин. – Во! Назначаю тебя аббатом! Смекаешь? Я – король, ты – аббат! Он захохотал. – Будешь всё делать, чтобы лес был, урожай был, рыба была. А если кто из ваших вздумает чего… Крысиный хвост с удивительной быстротой обвился кругом моей шеи. – То твоя голова украсит эту милую каюту! Пошёл! Крепкий пинок отбросил меня к двери. – Разумеется, господин! Всё будет исполнено, господин! Обливаясь потом, я выскочил в коридор, тихо закрыл дверь и прижался к прохладной стене. Омерзение к самому себе охватило меня. Предал ли я память погибших? Что подумали Тим и Тэсс, услышав, что я сказал о смерти их отца и других защитников аббатства? Но зато Клуни понял, что нуждается в нас и наших умениях. В этой мысли я пытался найти себе оправдание. Вспомнилось, как когда-то, сидя вечером у пруда, я позволил себе помечтать о том, что однажды стану аббатом. Тем давним летним вечером я представлял, как бы занимался хозяйством, вникал во все проблемы, отдавал распоряжения… Мог ли я подумать, каким образом сбудутся мои мечты?

Брат Альф. Старина Морди. Мордальфус. Я уныло вспоминал, как меня прозывали в той жизни, что закончилась прошлой ночью. Ужас и ненависть медленно затухали, сменяясь растерянностью. Почему? Как могло случится то, что случилось? Нас сидело четверо в лазарете, ставшем тюрьмой. Я, повар Гуго, старик Мафусаил. Да ещё ёж Аброзий. Первый раненый этой войны. Горе, горе тебе, Рэдволл! В один час совершился суд над тобой! И говорил ведь я старику: давай заделаем калитки, какой с них прок, мало ли что случится ещё. Кому вообще нужны неохраняемые двери? Так нет, упрямился. Послушникам, мол, удобнее из леса с орешками возвращаться. Да и кто нападёт, времена войн давно прошли, нас даже хищники уважают… Дорассуждался. Теперь над дверями висит. – Большой зал… Что они с ним сделали! Гуго медленно качал головой, обхватив её толстыми лапками. – Крысы… Никаких приличий! Жрут лапами! На пол швыряют! – Дикари, – вздохнул Мафусаил. – Братья, а вам не кажется, что это не самая большая наша проблема? Я не сдержал сарказма. Амброзий усмехнулся. – Что делать, – вздохнул ёж, потягиваясь на постели. – Всё приходит и уходит, начинается и заканчивается. Был Рэдволл, да и закончился. Хотя эля жаль, конечно. Всё выжрут, кто новый сготовит… – Неправда! Мафусаил ударил кулаком по одеялу. Его голос дрожал. – Респектабельное сообщество цивилизованных мышей не может исчезнуть! Должен прийти герой, такой, каким был Мартин, и освободить нас. Мне подумалось: а сколько осталось тех, кого надо было освобождать? Нас четверо, да, быть может, ещё кого-то в кельях заперли. И даже если когда-нибудь крысы уйдут или попередохнут, Рэдволл никогда не будет прежним. – Я надеялся ведь, что им станет тот мышонок, который с тобой рыбу ловил, – тихо продолжал Мафусаил. – Бойкий был, горел весь. Но… Картина недавнего дня встала перед глазами, обдав сердце болью. Сияющая гладь пруда… Мы с Матиасом, напрягая все силы, тащим хариуса… Торжество на его мордочке… Когда крысы ворвались в аббатство, он бросился на них, размахивая палкой. И, естественно, был сразу же убит. На что он рассчитывал? Что явится мышь в сияющих доспехах с гобелена и поразит врагов? Или это был жест отчаяния, такого, когда мышление просто исчезает, растворяясь в ослепляющей ярости? Вероятно, думал я, скоро у меня будет возможность поговорить об этом с Матиасом. Да и с аббатом заодно. – Как можно так обращаться с едой! Тут культура нужна, культура! Гуго ещё продолжал причитать, когда в дверь яростно заколотили. – А ну молчать там! – заорал стороживший нас крыс. – Мышьё поганое, придурки, твари тупые! Ещё вякнете – всем бошки отгрызу! Мафусаил, угрюмо ворча, откинулся на спинку кровати. Амброзий усмехнулся. Я натянул одеяло. Никто из нас не мог бы сказать, сколько ему осталось. И, уже засыпая, я понял: что бы меня не ждало, рабство или смерть от крысиных лап, остаток жизни я употреблю на то, чтобы облегчить участь своих товарищей… И попытаться понять смысл того, что с нами произошло.

Весело! Я так понял, это по песне от КиШа, но я ее не помню. Зачем барсучиха нацепила всякие рюшечки и туфли? Тщательней готовиться надо и устранять детали образа, могущие вызвать подозрения.

Знакомо, кстати говоря, но с другой стороны (обучавшегося). Позволю себе немножко саморекламы) У меня тут есть законченный в прошлом году фанфик с альтернативной концовкой этой книги, так что можешь полюбопытствовать)

С двадцатилетием тебя, красностенный форум! Сколько же всего тут было...

Думал было создать новую тему, но нашёл эту, так что позволю себе "некропостинг". Итак, языки мира Рэдволла и заодно весьма интересный вопрос о наличии письменности. Примечательно, что различные загадки, таинственные стихи, шарады и прочие головоломки с использованием, в том числе, текстов, являются одной из "визитных карточек" рэдволльского цикла. Таким образом, развитый язык и письменность в этом мире есть по крайней мере в стенах Рэдволла. Ага, там ещё целая сторожка, а после библиотека, набитая книгами... То есть имеется целая литературная традиция. Ну, да, аббатство всё же, как без скрипториума? Но вот что... Все эти загадки, начиная со знаменитого I AM THAT IS, даны на правильном английском языке с употреблением английской же грамматики и букв. Ну, или на языке каждой страны, где книги переводили. При том, что вроде как мир Рэдволла от нашего отличен, окромя первой книги. Это, можно сказать, оставшийся с неё рудимент. А что вы хотели? Тут вам не Толкиен, новые эльфийские звериные языки придумывать. А вот от другой реалии "Воина Рэдволла" Джейкс таки отказался. Я о наличии языкового барьера. Помните, Мафусаил представлен как мышиный полиглот, способный общаться с самыми разными зверями и птицами? Там даже язык пчёл был упомянут. "Брат Мафусаил стоял в воротах вместе с аббатом, каждой группе вновь прибывших переводя слова аббата на их язык, а аббату — их благодарность и уверения в верности аббатству Рэдволл". Отказ от этой концепции произошёл уже на страницах "Воина", когда незаконно проникший героически поднявшийся на чердак Матиас оказался вполне способен самостоятельно общаться с воробьями, а белка Джесс, заяц Бэзил, лисы и даже крысы Клуни отлично понимали друг друга. Ну и в каждое путешествие через континент отправлять особого переводчика - такое себе. Так что по умолчанию язык во всех землях один. "Общий", как такое называется (и уже переросло в штамп) в фэнтези. Зато есть диалекты вроде кротовьего, которые понимать одним зверям других не мешают, зато забавны. С письменностью вопрос интересный. В Рэдволле она точно есть, а в других землях? И тут я напомню пример существования действительно иной, чем наши, грамоты. Рифтгард. Письмо Чистых хорьков, которое они оберегали (да, рабы вроде как были неграмотные, а как тогда в конце "Трисс" выдра Слив свои записи сделала? Рифтгардские революционеры провели ликвидацию безграмотности?) Да, альтернативной письменностью обладали именно "плохиши", паразиты, нечисть. Таким образом и при таком взгляде, она становится знаком не прогресса и цивилизованности, но чуждости. Чистые хорьки - чужие, и пишут они не на благородном языке Оксфорда и Кембриджа, а собственными варварскими закорючками. Разогнать, утопить и уничтожить. Впрочем, в конце книги традиционное приглашение посетить Рэдволл выполнено этими самыми закорючками, так что, как мы понимаем, достопочтенные цивилизованные мыши, белки и выдры могут позволить себе присвоить достижение варваров. Ну и что, порох тоже китайцы придумали.

Поскольку, во-первых, нам всегда напоминают о желательности оригинального подхода и, во-вторых, никто не запрещал использовать реальных лиц, то вот вам рэдволльская версия героев моей диссертации. Ёж - Алексей Сергеевич Суворин, издатель и редактор газеты "Новое время". Белка - Сергей Николаевич Сыромятников, его сотрудник, журналист и путешественник. "Читатели хорошо встретили ваши очерки об историческом значении Саламандастрона, так что, милейший, не угодно ли будет вам отправиться в Южноземье и написать что-нибудь из стен Флорета? Помнится, давеча вы изволили рассуждать, что именно там может находится древняя прародина зверей Страны Цветущих Мхов..." Книга "Весь Рэдволл" - отсылка на справочники "Вся Россия", "Вся Москва" и "Весь Петербург", которые издавал Суворин. Заодно покажу, как эти деятели на самом деле выглядели.

@frei, огромное спасибо за отзыв, о чём-то таком я и мечтал. Особенно круто, что ты написал развёрнутый отзыв именно на это сочинение. Сейчас постараюсь ответить. Что касается прибавок к сеттингу и истории христианства в этом мире, то идея тут в том, что к западу от Рифтгарда, Сампетры, Терраморта существует местный "Новый свет". Там живут такие "иностранцы", как еноты, опоссумы, койоты, броненосцы, а южнее - ягуары и оцелоты. Где-то там жил енот по имени Патрик (Патрик-персонаж данного рассказа получил имя в его честь), который пришёл к выводу о ложности язычества и долго молился на холме, желая узнать истинного Бога. В результате ему было дано откровение, ставшее началом церкви. Впоследствии блаженный Кевин переплыл море, прибыл в Рифтгард и основал аббатство у большого озера в центре этого острова. Произошло это примерно в то время, как Рифтгард захватили Чистые хорьки или несколько раньше. Двенадцать учеников Кевина разбрелись по Рифтгарду, создав другие аббатства и церкви. Еноты-эмигранты с запада создали в Рифтгарде колонию или несколько поселений, где жили, в том числе, родители Освальда. Они погибли от лап бандитов, когда Освальд был детёнышем, но он сумел бежать в аббатство и нашёл там приют. Да, я пытался немного изменить некоторые слова и антураж, чтобы сохранить ощущение другого мира. Ну и это неплохо напоминает обращение "высокопреосвященнейший владыко". Предполагается, там была серия видений, Патрику святые или ангелы всё объяснили и, возможно, показали всю библейскую историю. Христианство тут без расколов и особо без привязки к конкретному моменту земной истории, но активно использован антураж Ирландии и Британии I тысячелетия (поэты, святые, имена, крест с кругом). Собственно, Рэдволл в целом апеллирует именно к раннему западноевропейскому средневековью, так что это подходит лучше всего. Византийский или древнерусский колорит смотрелся бы неуместно. И, да, рукоположение должно было быть, именно что. Конечно, смотрится это довольно ходульно и может вызвать скептическую усмешку, но всё же. Да, я понимаю, тема попаданцев всех очень достала и само это слово стало синонимом халтуры, и я не планирую на этом аспекте заострять внимание. Он предполагается, но как бы "за кадром". Да, предполагается, что разумные звери - тоже потомки Адама и Евы, хотя и очень необычные. Про это как раз цитата блаженного Августина в самом начале. Тут на самом деле слишком много всего догматического завязано, так как Христос пришёл именно для потомков Адама и как потомок Адама. Есть, конечно, вариант "Хроник Нарнии" с Асланом как "фэнтезийным Христом" для другого мира, но нет. Я не стал брать этот путь. Тут и то, что выписывать "фэнтезийного Христа" весьма сомнительно, а с точки зрения сеттинга - мир Рэдволла гораздо более пронизан антагонизмом, чем мир Нарнии, и Бог, воплотившийся среди одной группы зверей (мирных, например) был бы отвергнут другими (хищными, наоборот). Бог из другого мира, в свою очередь, как бы стоит над всеми. Что-то такое - миры, которые могут соприкасаться, но живут самостоятельно. Ну, не язычник всё-таки, конечно... Его проблема - ревность не по разуму. Он надеется на быстрый результат, вот-вот, все обратятся... И когда этого не случается, начинаются проблемы. Всё-таки не полтора) Это на самом деле была отсылка и ответ на антирелигиозное фентези Филипа Пулмана "Золотой компас". Там Магистериум пытается скрыть наличие иных миров, потому что это якобы уничтожает веру в рай и ад (по мне, весьма странная идея). Да, без понимания отсылки сцена смотрится тоже странно. Может, и не надо было эту тему трогать. С одной стороны - успеху христианства поначалу способствовала проповедь равной ценности разных зверей перед Богом, единобожие, гуманные идеалы (а ещё чудеса), с другой - во время вспыхнувшей после революции Трисс гражданской войны (это я продолжение той книги придумал как бы) аббатства стали островами более-менее защищённой жизни и заботы о страдающем населении, что подняло уважение к религии. Остаётся, конечно, прозвучавший вопрос "как это они поверили в существ из другого мира", но, в конце концов, в истории религии уровень иррационального весьма немаленький. Что-то приходится "оставить за кадром" типа как есть. Да, Юска я старался писать с викингов) Они тут, конечно, культурнее и цивилизованнее того "пещерного" состояния, что характерно для каноничных хищников. В частности, они поняли, что себе дороже примечать талантливых зверей даже неугодных видов (белок и мышей) да и к рабам сохранять относительно "человеческое" отношение, чем себе на голову выращивать толпы новых озлобленных Феллдо. Ну, это отсылка на нашего любимого Матиаса) Думал ещё корзину с орехами ему дать, но это было бы больно нагло уже.

Приветствие Джейкса, в котором он говорит про Последнюю битву и ещё пару вещей.

РЕЛИГИОЗНЫЙ... – Я видел их, видел! Клянусь вам! Матиас крутил головой, снова и снова натыкаясь на недоверчивые взгляды обитателей аббатства. – Вообще-то и я тоже видела, - задумчиво произнесла Констанция. Барсучиха истово поддерживала Матиаса, но сейчас в её голосе сквозило недоверие. Что уж говорить, минула неделя, а кишевшая крысами жуткая повозка словно в воду канула. – Вы оба были очень уставшие, – сказал аббат Мортимер. – После сытного угощения глубокой ночью можно и на ходу задремать. Бывает и так, что несколько зверей видят один и тот же сон… – Белка Джесс говорит, что она тоже слышала грохот телеги и стук копыт, – упрямо возразил Мафусаил. – И не будешь ведь ты отрицать те слухи о банде Клуни Хлыста, что находятся в моих записях? – Да, да… Слухи… Записи… Мортимер снял очки, протёр их рукавом сутаны и вновь водрузил на морду. – А не можем ли мы предположить, что эти твои записи отражают некие, хм, общие представления о страхах и опасностях, которые, переходя от зверя к зверю, от селения к селению, приняли образ жуткого сказочного крыса с шипом на хвосте? В то время, как на самом-то деле все те бесчинства творили самые разные хулиганы и бандиты? – Ну, знаешь ли, отец! Старик раздражённо топнул. – Хочешь сказать, мои собеседники врали? Или были болтливыми дураками, верящими детским пугалкам? Полагаю, кресло аббата само по себе отнюдь не увеличивает умственных способностей! Глаза Мортимера сузились. Матиас испуганно переводил взгляд с одной старой мыши на другую. Никогда ещё на его памяти авторитет аббата не подвергали публичному сомнению. – Отправляйся-ка в свою сторожку, Мафусаил, да отдохни хорошенько! Мы продолжим посылать патрули в лес, но запомните мой приказ – я запрещаю обсуждать это странное происшествие и строить всякие… версии! Занимайтесь своими делами! Скоро, между прочим, пора урожая! – Идём, Матиас. Лапа Констанции осторожно легла на плечо послушника, глядевшего в спину понуро уходящего Мафусаила. – Мы должны слушаться аббата. В конце концов, может, нам и вправду всё привиделось. Или глупые хорьки решили покататься на телеге, а нам померещились страшные крысы… Шли, сменяя друг друга, летние дни. Матиас вместе со всеми готовил всё необходимое для праздника урожая, и его воспоминание о встрече с крысиной телегой постепенно таяло. Вскоре он искренне думал, что то был просто страшный сон. Стоял погожий летний вечер, когда в ворота аббатства постучали. – Сюда, сюда, скорее! Тут гости, да как много! Матиас выглянул из-за спины Констанции и тихо ойкнул. На пороге стоял огромных размеров крыс в странном зелёном одеянии, украшенном листьями и цветами, на голове же у него красовался венок из дубовых листьев. Ещё один дубовый лист закрывал глаз. За крысом толпились другие, разряженные точно так же. – Мир вам, мир, дорогие братья и сёстры! Крыс изящно поклонился. – Позвольте представиться: мы – община добрых почитателей нашей дорогой матушки-природы, мастера добрых дел, сторонники света, добра и справедливости! Из дальних мест мы пришли, дабы повидать ваше славное аббатство! Позвольте же нам войти, подать дары и поклониться знаменитым святыням! Матиас столкнулся взглядом с одним и крысаков, и тот приторно улыбнулся…

Спойлер: на самом деле не поверила. Идея Кроликобоя была в том, что, наткнувшись на окровавленный рваный балахон, крысы подумают: "а, ладно, всё равно он сдох, чего по лесам шастать" и прекратят погоню. Может, потащат балахон Клуни в доказательство успешности задания. Немножко наивно, но в той ситуации хоть что-то. Ещё спойлер: Клуни не в курсе на самом деле, что Василика была уготовлена ему в подарок. Далее это надеюсь раскрыть.

Проснувшись от яркого солнечного света, я потянулся и зевнул. Какие-то мгновения я не понимал, почему меня грызёт глухая тревога, но вдруг вспомнил всё. Вот ведь глупый хорёк! Валяться и дрыхнуть, когда в любую минуту сюда могли заявиться крысы Клуни! Впрочем, появись они тут, я был бы уже в их лапах. Листва привычно шумела под свежим ветром, птицы выводили трели, приветствуя погожий летний день. Даже не верилось, что совсем недалеко отсюда развернулась настоящая трагедия, в которой я прямо участвовал. Я умылся росой, подошёл к двери и прислушался. Изнутри доносился шорох, стало быть, мышь проснулась. И что же она, интересно, делает? Может, караулит меня с ножом в лапах? Распахнув дверь, я быстро отпрыгнул… – Что, соня, выспался? – раздался изнутри бодрый голосок. - Да заходи уже, твой ведь дом! Я осторожно пролез в нору, прикрыл дверь и запер её на засов. Он, к счастью, лежал на прежнем месте. Жилище моё выглядело куда лучше, чем это можно было понять ночью. Стол находился на своём месте, пол подмели, а разбросанные вещи аккуратно лежали у стен. Мышь сидела за столом, перед ней стояла кружка с мятным чаем, лежало несколько корешков, куски хлеба и сыра. Значит, и порядок навела, и в запасах моих покопалась. Недурно для девчонки, пережившей захват аббатства и едва не ставшей рабыней. – Ну и бардак тут у тебя! Сам-то как в такой грязи живёшь? И темнотища ещё… Всё казалось таким странным… Как будто я привёл в нору молодую самочку, вот только была она не хорчихой, а мышью. Видела бы мамаша такое дело! Единственное маленькое окошко впускало совсем немного света, но нам, хорькам, его вполне хватало. А мышь эта привыкла, небось, к просторным залам своего Рэдволла! Хотя, кто знает, может, и не в аббатстве она жила, а в каком-нибудь уютном домике на лугах. В посёлке, куда хорькам хода нет. Полюбуйся теперь, детка, как хищники живут. У постели валялась старая сломанная удочка, грубо вырезанный из дерева невиданный зверь – моя детская игрушка, и несколько гладких чёрных камешков, нанизанных на разорванную верёвочку. Я уселся за стол и положил камни перед собой. – Красивые, - тихо сказала мышь. – Это бусы моей матери, – глухо ответил я. От меня не укрылось удивление, мелькнувшее на её мордочке. Да-да, представь себе, у хорьков тоже есть родители. Или думала, мы, как лягушки, из грязи вылезаем? – Тебя как зовут? Знаешь, неудобно в гостях у незнакомца сидеть. – Кроликобой… Конечно, вряд ли моё имя показалось ей благозвучным. – А я Василика! Василика Филдмаус. Что-то было не так. Ах, да… Ведь ей вчера связали лапы! – У тебя хороший нож. Пришлось повозиться, но я справилась с той верёвкой! Василика улыбнулась и отрезала сыр каменным ножом с резной ручкой. Мне вспомнилось, как мамаша чистила им рыбу. Я рассеянно надкусил сыр и вдруг подумал, что странно есть его, когда прямо передо мной расположилось молодое, свежее, сочное мясо… Я встряхнул головой, отгоняя жуткую мысль. Мамаша всегда говорила, что нет на свете хуже греха, чем жрать разумных. – Значит, ты из Рэдволла? – спросила вдруг Василика, отпив чая. Что… С чего она взяла? Ах, да, балахон, проклятый балахон! Так он на мне и оставался. – Я… это… ну, да, да, конечно! – Послушник? Василика смотрела на меня в упор, не отводя больших тёмных глаз. Мамаша учила меня не врать, конечно. Но я всегда был плохим учеником. И теперь как-то придётся выкручиваться. – Типа того… Она медленно кивнула. – А ты знал Матиаса? Он жил в аббатстве… – Не помню такого… – буркнул я. Её спокойствие начало меня злить. Да понимала ли эта несчастная мышь, где оказалась? Что рядом с ней, на расстоянии вытянутой лапы, сидел страшный хищник? Если что, вряд ли она оказалась бы сильнее кролика или лесного голубя… Не знаю, чем мог бы обернуться наш разговор, но тут в дверь с силой ударили. Василика ойкнула. Ещё несколько ударов, и из-под притолоки посыпалась земля. – Эй, кунья морда! – послышался мерзкий голос. – Хозяин хочет себе новый плащ из шкуры хорька! Поможешь нам добыть такой? Быстро они там сообразили, что к чему. Дверь затрещала. Я вскочил и принялся оттаскивать от стены тяжёлый шкаф. – Помоги, быстро! Пыхтя, вдвоём мы оттащили шкаф в сторону, открыв запасной ход. В норе любого уважающего себя хорька такой имелся. Когда мы нырнули в затхлый земляной коридор, дверь уже перекосилась. Ухватившись за прикрученную сзади ручку, я вернул шкаф на место. – Уходим! Пробираясь к выходу, я отчаянно молился, чтобы снаружи не оказались крысы. Если они всё поняли, то мы пропали. Я отбросил дёрн, осторожно выглянул… Никого. – Бежим! Узкая дорожка вела к лесу. Мамаша всегда говорила, что задний ход из норы надо держать в порядке, однажды пригодится. Вот и пригодился. Мы нырнули в густо-зелёную стену леса и помчались по какой-то тропе. Замелькали деревья, а я и не думал даже, куда бегу. Лишь бы оказаться как можно дальше от проклятого Клуни! – Н е могу! – застонала Василика. Я с силой дёрнул её, мышка споткнулась и, завизжав, покатилась по земле. Я рухнул на колени рядом. Мех взмок от пота, а в бок как будто воткнули кинжал. От беспомощности хотелось взвыть. – Лапа… – прошептала Василика. Она лежала, свернувшись клубочком и вцепившись в заднюю лапу. Перелом, должно быть. Чуть отдышавшись, я схватил Василику за шиворот и вместе с ней сполз с тропы в ложбину. Лес тихо шелестел и, казалось, его большие зелёные лапы нежно накрыли нас, двух несчастных зверей, понятия не имевших, как им дальше жить. Василика, сжав челюсти, растирала коленку. – Ну что? Так и будем бегать? – Благодаря тебе, мы никуда уже не бежим! – резко ответил я. Она хмыкнула. – Благодаря! Кое-кто тащил меня, как корзинку… – А не тащил бы, быть тебе в крысиных лапах! И вообще… Я дома лишился, между прочим! Василика прищурилась. – Позволю себе напомнить, что вчера дома лишилось весьма много зверей! Вместе с жизнью! Я вытянулся на траве, уставившись в видневшееся за кронами небо. Да, недавно я помог захватить чужой дом, а теперь потерял собственный. Наверное, это было справедливо. Лапа болела. Я присмотрелся и заметил кровь. Укололся, видно, о сучок. А что, если… Я рывком стащил с себя балахон, оставшись в родных рубахе и штанах. Расковырял рану, старательно измазал зелёную ткань кровью и рывком разорвал. Поднялся к тропе и швырнул балахон на середину. – Кроликобой… А где твоя мама? – прошептала Василика. – Умерла весной. Если, конечно, благовоспитанную мышь может интересовать какая-то хорчиха! – Знаешь, что! Она сердито фыркнула и отвернулась. – Мои родители остались в Рэдволле, – помолчав, глухо произнесла Василика. – Вряд ли я их теперь увижу… Но… Меня кольнула жалость. В конце концов, образно говоря, нас с Василикой связала одна верёвка. Я осторожно погладил её обтянутую мокрым грязным платьем спину, и мышь дёрнулась. Интересно, лесные жители уже знали об участи Рэдволла? Могли они догадаться, что я участвовал в его падении? Если так, то спасённая мышь могла бы оказаться хоть каким-то оправданием. Но вздумай она умереть, ручаться за собственную шкуру я тоже не смогу. – Эй… Тут недалеко живёт целое племя лис-знахарей. Они тебе лапу в два счёта залечат! Мне матушка часто говорила: «Лучше лисицы знахаря нет»! – А мне моя говорила от лис держаться подальше… – вздохнула Василика. – Ну ладно, что поделать… Я мог бы, конечно, отыскать кое-какие целебные травы. Но не думаю, что этого было бы довольно. Издалека послышались вопли крыс. Я вздрогнул, однако в них явственно звучал ужас. А следом раздалось что-то вроде шипения. Весьма зловещего шипения. – Идём. Я поднял Василику на лапы и зашагал по траве. Чем мы заплатим знахарям? Что они потребуют? А кто их знает. Думать об этом не хотелось.

А что тут имеется ввиду? Клуни в чьём-то сердце?

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ... Высокая стена из слегка подсвеченных луной тёмно-красных глыб уже начала казаться Сырокраду бесконечной, когда Клуни наконец коротко бросил: – Здесь. – Что, хозяин? – осторожно спросил Сырокрад и тут же вздрогнул от грозного рыка: – Калитка, тупица! В стене и вправду виднелась маленькая железная дверь. Лишь страх перед хозяином не дал Сырокраду разочарованно хмыкнуть. Он-то представлял яростный штурм, карабкающихся на стены воинов, яростные схватки… А Клуни предлагает им лезть в какую-то мышиную дыру! Бой, отсюда невидимый и неслышный, на самом-то деле происходил. Вот только на стены аббатства никто не лез. Крысы, хорьки и горностаи, которых Клуни оставил перед воротами, только шумели и кидались камнями, отвлекая защитников на себя. Ну а отборные части хозяин привёл сюда, к калитке прямо перед тёмной громадой леса. – Хозяин, позволь… – замямлил Сырокрад. – Давай перекинем доску на стену вон с того дерева и полезем по ней! Зачем возиться с этой дверью? Клуни любил умных и находчивых. Вот только на этот раз Сырокраду не повезло оказаться в их числе. – Опасно, – бросил ласка Доходяга. – Свалишься, костей не сосчитаешь. – А ему не терпится голову свернуть! – хохотнул Клуни. – Всё равно пустая! Сырокрад с ненавистью покосился на ласку. Смотри-ка, только в орду взяли, а уже выслуживается! Ничего, мы с тобой разберёмся ещё… – Призрак, пошёл! – произнёс Клуни. Жуткий полуласка-полукрыса кивнул и чёрной тенью пополз вверх по стене. Вскоре он нырнул промеж зубцов и исчез. Сидящие во мраке среди кустов и деревьев крысы замерли в ожидании…

Евгений Онегин)

Хочу поведать вам, друзья, историю о моих дорогих современниках, тех зайцах, знакомством с которыми осчастливила меня судьба. Воспоминания о них, плод хладных наблюдений и горьких сердечных вздохов, пусть послужат вам к доброму досугу и, быть может, принесут даже пользу. В прежние благословенные сезоны, пребывая в знаменитом лагере Кочка, свёл я дружбу с Юджином О’Негги, сыном тамошнего полковника, зайца весьма честных правил. Помню, бродили мы вдвоём по берегам Мшистой, предаваясь юношеским мечтам, болтая о подвигах да милых зайчихах… Куда, куда вы удалились, Сезонов тех златые дни… Но пришло время Юджину отправляться в Саламандастрон, служить в знаменитом Дозорном отряде. Однако, скажу я вам, сезоны те выдались на редкость мирными, нечисть сидела тихо, войн не велось, и зайцы предались неге и праздности. Уже не военные упражнения, а праздники, танцы да угощения занимали умы и сердца наших соплеменников. Рядовые, лейтенанты, сержанты бегали по бесконечным балам, устраивали театры, заигрывали с зайчихами, предаваясь науке страсти нежной. Ах, читатель, можешь ли ты представить себе достопамятного славного Бычеглаза, который бы имел целый набор щёточек для ушей? Наш Юджин, впрочем, был уверен, что Быть можно зайцем очень дельным И думать о красе ушей! Долго, коротко ли, но разгульная жизнь ему опротивела. И случилось то, что, быть может, известно и тебе, дорогой мой читатель: Рифтгардский сплин, иль заячья хандра, Им овладела понемногу. В это время пришло с оказией молодому повесе известие о болезни дорогого отца. Юджин, сорвавшись, отправился обратно в лагерь Кочка, размышляя, как, верно, придётся теперь ему забавлять полуживого родителя, выслушивать байки о битвах с нечистью, поправлять подушки Да думать, злобу затая: «Когда же хорь возьмёт тебя!» Однако, не пришлось. Стоило Юджину ступить в родную Кочку, как он узнаёт, что дражайший папенька отправившись в Тёмный лес. Оставшись в Кочке, Юджин стряхнул с себя процветшие в Саламандастроне привычки и предался доброй жизни в буколическом стиле: бродил по округе да любовался природой. Служил в то время в Кочке молоденький лейтенант, Вольдемар Ленни, любитель поэзии, романтик, обручённый с Хельгой, дочкой ещё одного полковника, что с О’Негги-старшим резался в картишки. Гуляя с Хельгой при луне, Вольдемар пел ей баллады, что Тарквин для Хон Рози. Юджин же все эти красивости и романтизмы находил делом весьма унылым, прямо Как эта глупая луна Над глупым Саламандастроном! И, тем не менее, с Ленни Юджин сдружился. Быть может, причиной сего странного союза стало не иное что, как гарнизонная тоска; судить, однако же, не нам. Во всяком случае, Они сошлись, как лёд и пламень, Древа лесов и горный камень, Как Рэдволл и Саламандастрон! Была у Хельги сестра, именем Таниосса. Сударыня эта склонна была отнюдь не к забавам и пляскам, но к мечтательному уединению, кое ей скрашивали верные друзья – сказания о старых временах, героях и подвигах. И, встретив раз нашего О’Негги, Таниосса увидела в нём тех великих сынов заячьего народа, чьи образы хранили страницы любимых её романов – Бэзила Оленя, Бычеглаза, Таммо, Мельдрама… Но Юджин наш, о ком рассказ, Уж точно был не Бычеглаз! Снедаемая любовным томлением, Таниосса дерзко решилась подкинуть Юджину записочку. Письмецо не осталось без ответа. Предмет воздыханий нашей мечтательницы предстал перед ней глубоким вечером и произнёс весьма суровую отповедь касательного того, что очень неблагоразумно для молодой зайчихи так вести себя, ведь таковой доверчивостью может воспользоваться некто недобрый. Оросив мордочку слезами, Таниосса с покорностью выслушала строгий урок и боле покой Юджина тревожить уж не смела. Слышал я, после того привиделся ей страшный сон, в котором увидела она возлюбленного своего в образе предводителя хищной нечисти; нечисть та бросилась на Ленни и жестоко убила его. В те дни задумал Ленни устроить праздник с танцами, желая показать, что и в Кочке умеют жить не хуже обитателей Саламандастрона, а заодно и спеть новые баллады в честь дорогой своей Хельги. Что же наш Юджин? Приглашает Хельгу на танец, да другой, да ещё и ещё! Шепчет ей на ушко! Что за оказия? Хотел ли поддразнить приятеля, отвадить ли Таниоссу? Ленни взбешён! Был бы он барсук, впал бы в кровавый гнев! Бежит поэт в своё жилище и пишет вызов на поединок, решив, что Две сабли, больше ничего, Пусть разрешат судьбу его! Конечно, следовало бы Юджину остудить сердечный пыл второго Тарквина, признать, что, мол, позволил лишнего, да стоит ли хватать клинок из-за глупой зайчихи, которой всё равно, перед кем ушками крутить… Но нет! Что скажут в Кочке? Что Юджин О’Негги трусливо бежал? И вот два друга сходятся у лесного ручья. Клинки обнажены… Взмах, другой… Увы! В стихах отменен, но неопытен в бою, поэт наш падает с пронзённой грудью. В смятении кидается к нему О’Негги, но поздно, поздно! Угас огонь, затихло пламенное сердце, и, как говорится, память юного поэта поглотит страшный Тёмный лес… Как написал поражённый этой драмой Лермонт Саламандастронский, Погиб поэт, краса дозора, Пал не от лапы он хорька. Честь защитить желая от позора, Он смерть нашёл от братского клинка… Скандал замяли. Хельга недолго оплакивала возлюбленного и вскоре сошлась с другим лейтенантом, тоже молодым и горячим. А Юджин, гонимый страшным воспоминаньем и охотой к перемене мест, бежал из Кочки. Много сезонов странствовал он, бывал в Южноземье, говорят, и в Рэдволле пытался замаливать свой грех. Но в итоге вернулся в Саламандастрон, стал вести жизнь отшельника. Раз только, снедаемый хандрой, выбрался на бал… И что видит? Его Таниосса, в роскоши, в сиянии камней, обряжена в роскошное платье! Что за прекрасное видение? Колыхнулось сердце нашего повесы. Лишившись покоя, выгадал он время, пал на колени перед этой красотой… И что слышит? Да, она помнила его, помнила тот трепет, что охватил её в Кочке… Но… Я барсуку уж отдана И буду век ему верна! В этот момент входит барсук… Оставим нашего героя в сей роковой его момент! Немая сцена. Занавес.

Всматриваясь в озаренный луной двор и зажимая нос, чтобы не чувствовать вони мертвецов, я прошёл к воротам. Рядом с ними и вправду расположился невысокий домик. Прошлой ночью, ворвавшись в аббатство, я его не приметил. У запертой двери дрыхли две крысы. Я растерянно остановился. Так, и что дальше? Может, подскажешь, господин аббат? – Призрак поможет тебе… Голос, глухой и бархатистый, принадлежал явно уже не моему покойному собеседнику. Я обернулся – и на меня в упор уставились влажно блестящие при луне чёрные глаза. Зверь, которому они принадлежали, представлял собой какую-то невероятную смесь ласки с крысой. Из-под длинной мантии виднелась странная морда, покрытая гладкой шерстью, и худые лапы с длинными пальцами. Что за чудища и призраки жили в этом аббатстве? Из-под мантии чудище достало какой-то крюк и принялось еле слышно ковырять замок. Мгновение – и дверь домика приоткрылась. – Призрак помог тебе. Однажды ты поможешь Призраку… Чёрный зверь прыгнул куда-то в сторону и словно испарился. Только лишь крысы всё также посапывали, привалившись к стене. Я вошёл в домик, и тут же в нос мне ударил затхлый запах. Когда глаза попривыкли, я разглядел горы бумаги на полках. Да, свитки, на которых пишут всякое. Мамаша говорила, что есть звери, которые умеют их читать. Сами-то мы неграмотные были. Но неужели это и был подарок для Клуни? На любителя историй он как-то не походил. На полу, у самой нижней полки, виднелся какой-то кулёк. Я подошёл и увидел маленькую мышку. Совсем юная, едва ли не детёныш, в голубом платьице, она мирно спала, умудрившись положить голову на связанные грубой верёвкой лапки. Так вот что приготовили для завоевателя! Теперь мышке предстояло оказаться либо на обеденном столе Клуни, либо в его постели. Весьма небогатый и совсем не весёлый выбор. И тут меня взяла злоба. С какой радости? За какие заслуги этот Клуни Хлыст получил отличный замок, рабов, жратву да ещё и эту малышку? Клуни заставил меня стать захватчиком! Клуни убил зверя, который помог мне и маме! Клуни издевался надо мной! Я наклонился и осторожно поднял мышку. Рукав балахона, в который я всё так же был одет, скользнул по её мордочке. – Матиас… – прошептала мышка. С ней на лапах я вышел во двор. Мышь очнулась, подняла взгляд… Я успел зажать ей рот до того, как раздался бы пронзительный крик. – Я друг! – произнёс я как можно увереннее. – Не бойся! Ворота были заперты. Оставалось топать к калитке, которую я приметил днём. Я уже подходил к стене, как из-за кустов навстречу мне вылез крыс. Пошатываясь, он встал посередине узкой дорожки. – Далеко собрался, морда хорячья? Старательно делая вид, что не замечаю бравого воина, я обошёл его по траве. – Эй… Как смеешь не отвечать Рваноуху? И что там у тебя… Эй! Резко повернувшись, я двинул Рваноуха задней лапой в пузо, и с тот с грязной бранью повалился на землю. Мышка взвизгнула. В два прыжка оказавшись у калитки, я рванул её… К превеликому счастью, она оставалась открытой. Выскочив наружу, я с лязгом захлопнул дверь и кинулся в лес. Понятия не имею, какое чутьё помогло мне найти в ночном лесу дорогу к дому. Я бежал по каким-то тропам, нырял в чащу, ломился через подлесок. Ветки цеплялись за балахон. Мышь прижалась ко мне, обхватив лапками за шею, и я слышал гулкое биение её сердца. Наконец показался знакомый склон. Взбежав по нему, я распахнул дверь и свалился в родную нору. Всего-то пара дней прошла, а казалось, будто я вернулся домой после долгих скитаний. В темноте что-то мешалось под лапами, я споткнулся, и в меня уткнулась ножка опрокинутого стола. Видно, крысы, забрав меня в рекруты, заодно разгромили моё жилище. Я опустил мышку туда, где находилась моя постель, а сам плюхнулся на кучу тряпья с противоположной стороны. Когда-то тут спала моя мать. Лапы затекли, тело мучительно ломило. Тяжело дыша, я прислонился к земляной стене. В звёздном свете, едва пробивавшемся в нору, виднелись большие мышиные глаза. – Убей меня… – прошептала вдруг мышь. – Что? – Зачем ты унёс меня из Рэдволла? Хороший вопрос. И что я мог ответить? Мне, дескать, привиделся ихний аббат? Мы молчали. В ночной тиши звучало стрекотание цикад, да дыхание и стук сердец двух одиноких зверей, которых свёл безумный поворот судьбы. – Ладно, давай спать ложиться, – вздохнул я. В ответ раздался то ли возмущённый, то ли испуганный писк, и до меня дошло, что прозвучали мои слова весьма неуместно. – Я, это… Снаружи буду. Ты устраивайся… как-нибудь… Поспи. Извини… Прости меня, пожалуйста… Бормоча какую-то околесицу, я выбрался из норы, прикрыл дверцу и растянулся на мокрой траве. Прямо перед склоном простиралась широкая поляна, на которой я когда-то любил играть. Небо над деревьями начало светлеть. Выходит, почти вся ночь ушла на моё безумное бегство. Глядя на меркнущие звёзды, я пытался придумать, что нам с мышью было дальше делать. Клуни никогда не простит мне дезертирство из его орды, да ещё и с похищением добычи. Рано или поздно крысы сюда вернуться. Но, учитывая бардак в захваченном аббатстве, время у меня было. Может, потолковать с лесными жителями? Всякие белки и выдры мой народ никогда не любили, но если сказать, что я спас мышку… Да и, может, ужас перед Клуни погасит нашу старую вражду… Глаза слипались…

Впервые за всю жизнь я оказался внутри главного здания аббатства Рэдволл. Невероятно высокий потолок исчезал во мраке, свет падал через огромные окна из цветных стёклышек. Строители этого места создали настоящее чудо из камня и стекла. И теперь этим чудом владел Клуни. За расставленными по всему просторному залу длинными столами творилось нечто невообразимое. Крысы яростно пожирали горы пищи, при этом чавкая, сморкаясь и рыгая, не забывая также сопровождать происходящее грязными остротами. Посреди зала, прямо перед восседавшим в кресле Клуни, расстелили что-то вроде тряпичной картины с изображением мыши в доспехах. Словно соревнуясь в меткости, вся компания поминутно швыряла в неё объедки. И хотя я никогда не питал особой любви к всяким красивостям, такое поведение меня коробило. Нас – ласок, горностаев, хорьков – усадили за отдельный стол у стены. И то не всех: я видел, как мои сородичи бегали туда-сюда, таская пирующим крысам угощения и бочонки с выпивкой. Тут же мелькали мыши в балахонах. Да, я тоже был победителем, но Клуни сразу показал, кто тут главный. – Эй, ты! Хорьковая морда! Погружённый в свои думы, я не сразу понял, что Клуни обращался ко мне. Крыса схватила меня за шиворот и резко подняла. – Хозяин не любит, когда ему не отвечают! – Сегодня у Клуни праздник! Новоявленный король развалился в том самом кресле, что послужило последней опорой для повешенного аббата. Глаз Клуни уставился на меня так же, как недавно в церковном дворе. – И я не желаю, чтобы на моём празднике кто-то сидел с унылой постной рожей! А ну весели нас, ты! Дайте ему мышиный балахон! Меня выволокли на середину. В лапы сунули балахон, и я торопливо напялил одежду, труп хозяина которой, вполне вероятно, валялся где-то во дворе. – Пляши! Приказываю тебе плясать! Я неуклюже задрыгал дрожащими лапами. Хорьком простым был я, Да жил себе в лесу, А ныне в замке Клуни Пирую от души! Удачно здесь обрёл я Армию друзей, Много-много крысок И храброго вождя! Напевая, я упёрся взглядом в мышь-воина, и в его вышитых глазах почудился укор. Лапа угодила на объедок, я поскользнулся и вскрикнул, весьма болезненно приземлившись на подхвостье. Крысы дружно захохотали. – Ты мне нравишься! – рявкнул Клуни. – Налейте ему пойла мышиного… Как его… Эля ихнего! Об стол передо мной грохнулась здоровенная кружка. Я обхватил её двумя лапами и опрокинул в глотку сладко-жгучий напиток. Никогда ещё за всю жизнь не испытывал я столь сильного желания, чтобы всё оказалось дурным сном. Уже стемнело, когда дикое пиршество наконец закончилось. Крысы завалились спать прямо на полу, там же, где жрали, и в темноте раздавался громкий храп. Холодный лунный свет падал через окна на печальную картину разорения. Я сел у стены, уткнувшись мордой в колени. Совсем скоро крысы превратят это прекрасное место в выгребную яму, а править здесь будет злобный тиран, от которого неизвестно, чего ждать. Об этом ли я мечтал недавно, когда, став рекрутом Клуни Хлыста, сидел во дворе церкви? Даже став преданным служакой, что я получу? Объедки со стола повелителя? Да и надолго ли Клуни стал королём? Он сумел хитростью захватить аббатство, но смирятся ли с этим лесные звери? Если они устроят осаду да получат помощь от выживших защитников, то орда Клуни может и не выдержать. Особенно учитывая, в какое пьяное сборище она быстро превращалась. Ну а мне, как захватчику, светило оказаться в конце концов там же, где находился старый аббат. Ковыряя когтем старые камни, я пытался придумать хоть что-нибудь на будущее. Искупить вину, бросившись на Клуни с кинжалом? Нет, для такого у меня кишка тонка. Да и какой толк с того, что меня тут же прирежут? А если станут пытать? Издеваться? Медленно сдирать шкуру, отрезать лапы… Меня передёрнуло. Нет, нужно другое. Просто встать и вернуться домой? Для Клуни я стану дезертиром, а в глазах лесных жителей останусь врагом. Нет, прежнюю жизнь не вернуть. Пожалуй, всё, что мне оставалось – это исчезнуть. Уйти куда-нибудь, где никто меня не знает, и там тихо подохнуть. Молодец, Кроликобой. Вот и всё, что ты заслужил. Для этого тебя мамочка растила, верно? Что-то шевельнулось сбоку. Я резко обернулся и увидел аббата. Старик стоял в лунном свете, проходившем прямо сквозь него, а через его силуэт виднелся заваленный тарелками стол. Я замер. Мамаша пугала меня призраками, когда я маленький был, но до сих пор они мне не встречались. Сейчас, впрочем, слишком многое произошло впервые. – Конечно, ты поступил не очень хорошо, Кроликобой… Аббат не шевелил губами, но его слова чётко звучали у меня в голове. – Впрочем, больше вины на тех, кто попрал наши заповеди. – Ты помог нам тогда… Мне с матерью… Призрак молча смотрел на меня, словно ждал чего-то. Я приподнялся и плюхнулся на колени. – Прости меня! Я виноват… Это из-за меня…. Прости, прости, прости! Я всхлипывал и ощущал под лапами холодные плиты пола. А что, если – мелькнула мысль – он явился, чтобы задушить меня и утащить мою грешную душу в Тёмный лес? – Ну, туда-то ты всегда успеешь попасть, – тут же ответил аббат. – И хватит ныть! Сделанного не воротишь. Но есть одно дело, которое тебе по силам. У ворот есть домик, который мы называем сторожкой. Там заперт подарок для Клуни, но получить его он не должен. Иди туда, забирай его и возвращайся к себе! Я поднял голову и совсем близко увидел добрую мордочку аббата, словно сотканную из тонкого света. – Забрать подарок Клуни? Да он же с меня шкуру спустит! – Если сделаешь то, что я сказал – то не спустит. Возможно, я смогу помочь тебе, но сделать выбор и действовать ты должен сам. Благословляю тебя! Он поднял лапу над моей головой. – Эй… Подожди… А как же… Я хотел что-то сказать, но вдруг дёрнулся всем телом и очнулся. Аббата нигде не было, лишь струился свет луны, да храпели крысы. В прохладном воздухе висела вонь их немытых тел и запах еды. Просто сон… Но такой живой. Мне таких никогда ещё не снилось. Поднявшись, я побрёл к выходу. Привиделся мне этот мышь или взаправду его дух посетил меня, это дало хоть какую-то надежду.

Да, я с той же позиции говорю.

С другой стороны, когда было больше актива, тут бывало всякое... Не очень приятное. Сейчас как-то поуютнее, на мой взгляд.

Это же Симба и Нала из Короля льва)

А мне тридцать шесть, я забегаю ещё глубже