Генерал Опубликовано: 18 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 18 февраля 2011 (изменено) Мне искренне надоели хвалебные оды в свой адрес. Хочу услышать критику. Есть лишь одна убедительная просьба к читателям: говорить, над чем мне работать. Благо перо свое, увы, бросить я не смогу. И постоянно будет тянуть к самосовершенствованию. Так же заранее договоримся - я обладаю всеми мыслимыми и немыслимыми пороками.) Итак, попытка номер один. Сказка-быль, или сказ о том, что будет и что ожидает нас и что будет в случае проведения реформ образования. Жили-были и учились в n-ной элитной школе Н-ской области и даже Н-ской стране ученики одни. Давайте же посетим это памятное место. При входе мы видим, как подобно теням, снуют туда-сюда всяко-разные мелкотравчатые и травчатые ученики, которых роднит лишь одно –подглазины от радости получения знаний. Пройдём дальше, и пред нами предстаёт довольно интересная картина: старшеклассник, вместо того чтобы учить что-то к экзамену и лихорадочно листать тетрадь или уткнуться в бумажечки, со странно не выспавшимися глазами орёт какую-то молитву: Пресвятой Николай-мученник, подскажи недоученное, Пресвятая Мария-девица, не дай на экзамене провалиться, Пресвятой Иисус Христос, не дай задать трудный вопрос, Накажи Иуду-предателя в образе преподавателя, Во имя отца, и сына, и святого духа, Ни пера тебе, ни пуха. А из коридора доносится другая песня, переделанная на современный лад. И звучала она раньше в фильме «Остров Сокровищ»: «Это песня про мальчика Бобби, который деньги любил и копил. Он не ел и не пил, а всё копил да копил. И скопил целый фут. На платное образование (Наш человек, наш)! » Вот звенит дребезжащий звонок, режущий уши, и под ним висят два объявления. Вверху, в виде лозунга коммунистических времён жирным шрифтом: «Н-ская страна: стабильность и процветание. Дадим, нет коррупции!» Тут же, чуть ниже: «Кто хочет вместо обычного школьного звонка услышать модную мелодию, просьба занести 500 рублей в учительскую (учителя тоже должны на что-то жить)». Не спеша, школьники лениво, растягиваясь по всей школе, ползут к классу. Кто-то спотыкается и падает от бессонницы, другой наклоняется над ним, и, прочувствовав пульс, безнадёжно машет рукой, после чего идёт дальше. В соседнем кабинете уже все пришли, и началось занятие. Доносится голос «Иуды-преподавателя»: - В то время как космические корабли бороздят просторы Вселенной… - Ну, бухтите-бухтите, как корабли бороздят Большой Театр! – зевая, отзывается и перебивает учителя какой-то мальчишка, местный комментатор всех слов учащихся. Но нам надо в кабинет русского языка. Приоткрыв чуть-чуть дверь, попытаемся вслушаться в шумы вокруг: - По нынешним стандартам образования надо в слове «шоколадно» писать три буквы «н». Хотя нет, министр образования только что подписал закон, что уже четыре. Значит наши учебники и словари не действительны. Чтобы получить новые, вам придётся сдать n-ную сумму, благо доступ к ним имею лишь я. Специально для удобства учеников, их удалили из интернета, оставив лишь учителям авторские права, - вещает преподаватель, как диктор радио, - сейчас вы увидите на интерактивной доске этот учебник. Переплёт по нынешним стандартам с позолотой, обложка искусственно состарена, корочка увесистая, сделанная из тонкого алюминия, а страницы прикреплены серебряными кольцами. Естественно, ни о какой подделке речи и быть не может, иначе, за что сдирать с вас деньги! И не надо говорить, что он тяжёлый. Чтобы доказать это, вычислим его вес новым методом – путём умножения КПД на двойную конспирацию нереспектабельной… Чтобы не уснуть, посмотрим, что творится в кабинете физики. Учительница со злобными глазками и вздёрнутой губой ворочает челюстью: - В ходе последних трёхфазовых лоботомических операций с x(f) вы понимаете, что ничего не остаётся, кроме как сдирать с вас деньги. Физика энергетического перехода известна всем как термодинамика. Однако среди нас наверняка есть люди, которые сами не сконструируют сами парового двигателя. И вернёмся к русскому языку. Послушаем, благо речь учительницы перешла в нужное русло: - Слово «ладно» означает гармонию, умиротворённость. А слово «шок» - стресс, напряжение. В итоге слово шоколадный означает умиротворённый шок. По новым стандартам. Где-то уже пораньше отпустили учеников. Посмотрим из любопытства на часы. При том, что все в течение пол-урока тянутся, и длинной лекции учителя о дисциплине, от урока остаётся всего лишь… 15 минут. Или даже меньше, если не учитывать ор этого зверинца, и бешенство укротителя их. Кстати, учится их в школе довольно-таки немного. Но ведь правящая партия вещала: « Когда мы введём налог на бедность, бедным быть – будет экономически невыгодно.» Взглянем из любопытства в окно. С разрешения правительства (на плакатах даже их печати стоят, мол, можно) собрался мирный митинг необразованной черни. Мы можем даже заметить «очапатки» в их плакатах: «Спосиба заувальнение!», «Моя машына –Ладакалина», «Спосиба заповышение торифов ЖКХ», «подержим банковский сектар» и другие. Толпа учеников с завистью смотрит на окна. Ещё бы – здесь, как в тюрьме и даже решётки на окнах. А там, пусть разруха и нищета, но свобода! Этим беднякам никакого образования не надо – им бы учиться да работать, да травку щипать, не то, что этим узникам… Вздохнув синхронно, ученики отходят от окон. Вдали мы видим большое объявление: «Бараны и баранессы! Добро пожаловать в школу!» Словно в издевку, снизу нарисован на стене в виде оптической иллюзии выход – парадные двери. Из настоящих, увы, лишь через четверть века можно будет выйти. Если выживешь. Орава ребят чуть не сшибает с ног преподавателя, но из-за физической слабости никакого вреда ему причинить не могут. Где-то мы слышим возглас: «Хайль Х!», где «Х» - имя, отчество преподавателя. В модных глянцевых журналах пишут, сейчас так модно. И чтобы не выгнали из секты клонов моды, надо во всём ей соответствовать, что мы и наблюдаем. Так же, обратим внимание на одежду ребят. Вычурная, и использованная исключительно для показухи. Но так сейчас модно и этим всё сказано. Не можешь скрыть недостаток, выдели его. Отметим и сам облик школы. Со времён Последней Реформы особо ничего не изменилось. Те же парты, стулья. Но новшества небольшие есть. Парты стали длиннее – об этом речь пойдёт дальше, а у учителя появился новый ящик в столе – стальной, и с длинным кодом – сюда складируются деньги в пользу голодающих Западной Намибии. Мы ведь неравнодушны к их страданиям… Коридоры стали уже – не разбежишься. Почти на каждой стене – доска объявлений. Вот ещё одна. Заголовок впечатляющий: «У нас бесплатное образование!», чуть ниже, явно печатали со злостью и бессилием: «Такой-то, такой-то и такой-то не сдали ДО СИХ ПОР деньги на: Фонд школы – 40 тыс., Фонд класса – 30 тыс., За отметки – 35тыс., За существование – 45 тыс., За порчу воздуха углекислым газом – 70 тыс., За протирание казённых штанов и юбок – 90 тыс.» И прочее. С абсурдностью причины стоимость возрастала, как ни странно. А вот уже и перемена в разгаре. Выходит дежурный учитель с указкой наперевес вместо чёрно-белой полосатой палочки гаишника и грозит пальчиком поставившему на подоконник портфель. - Правило 17890865, пункт 3447658, подпункт г. «Запрещено движения портфеля, как по стульям, так и по подоконникам включительно». Закон был принят несколько минут назад. - Но он же не движется! - Постойте! Земля двигается вокруг своей оси со скоростью 29, 783 км/с, следовательно, мы движемся вместе с ней. И портфель тоже. Причём последний чудовищно нарушает допустимую скорость в биллионы раз. Дабы не слушать сей бред, просьба заплатить деньги на атто-технологии, которые мы сейчас успешно разрабатываем и внедряем. На 13 млрд. мы уже сумели построить атто-робота, которого вы можете увидеть, хотя нет, не можете. Дослушав сей разговор, делаем ещё одну пометку для себя. Никто не уходит из школы. После давок в очередях за сухим пайком, ученики прямо в кабинетах на длинных партах ложатся спать ровно на три часа, три из которых вспоминают недоученные двадцать страниц из Шекспира на греческом языке. Министры, выучившиеся по старой системе образования, получившие благодаря ней же свои высокие должности, теперь твердят, что в старое время было плохо. Не было ни ценностей, ни нормального образования. А они-то всё знают, как сделать лучше! Перемены увеличили на час, а основными предметами стали: литература древних египтян, Россия в мире, история религии, труд и ОБЖ. Поверим на слово нашим министрам – на их счету более пятидесяти научных работ, сто переписанных книг. На их счету чего только не было: денег не было, отдыха не было… Если же повезёт, и учитель какого-либо из предметов заболеет, могут провести урок в пустующем кабинете какой-нибудь физики или чего-нибудь ещё. За дополнительную плату, естественно. Есть лишь один плюс в новой системе – теперь на родительские собрания ходить не надо, ученик может спокойно отдать деньги в «классную копилку» стоящую у каждого классного руководителя. Да и не классного тоже. Причём каждый день вам будут твердить, что денег катастрофически мало –на Мальдивы директору приходится ездить лишь пять раз в год, что опять же не соответствует стандартам – а вдруг он перетрудится! И снова вернёмся к нашей теме. У нас свобода слова, но нет свободы после сказанных тобою слов. Сейчас корочки ценнее твоих знаний и умений, а внешность ценится первичнее всего. Иногда удачно одетая кофточка делает карьеру. Потому что идёт разложение нравов. Вы искали: народ. Возможно, вы имели в виду: быдло. Не важно, варит у тебя башка, или нет. Главное – деньги (Greatness, at any cost)! Поэтому ярко выражает всё один стих. Платное ли, бесплатное образование, главное «ослы» всегда будут. Дело лишь в их популяции. Стоят столы дубовые, Сидят ослы здоровые, И ждут конца занятия, Без всякого понятия. Чего уж говорить, скоро мы добьёмся следующего: «Чудовищная система ЕГЭ добралась и до нашего города. Я уверена, вы не справитесь ни с одним заданием. Так что, на мой взгляд, не за чем тратить время и нервы… Образование вам уж точно не нужно. Давайте, поговорите меж собой, а я займусь важным и полезным делом, - и учительница достала журнал мод». В довершение приведу реальный пример из жизни – «деньгосдирания».В одном элитном сибирском лицее повесили объявление: «Учащиеся! С февраля вы должны платить на 500 рублей больше. В обмен мы лишим вас завтраков». Dixi (Я сказал, я закончил). Изменено 15 марта 2011 пользователем Ариадна Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Кот Опубликовано: 18 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 18 февраля 2011 Ариадна Есть лишь одна убедительная просьба к читателям: говорить, над чем мне работать. Работай над темой. В смысле над другой. Над любой, или любой другой. Большинство людей, зверей и примитивных организмов не любят когда им рассказывают про неприятности, которые они сами в силах вообразить или вычитать в новостях. Антиутопии читают если они продуманные и реалистичные, а мрачных аналитиков слушают разве что из чистого мазохизма. Любой дурак может придумать как всё может быть плохо - ломать не строить, хаос даже изобретать не нужно. Кроме того всё это безобразие отравляет всё веселье конкретно здесь. Недостаток основных позиций этого бреда лично мне кажеться в извращённом восприятии учителей, как вестников и пособников зла - не знаю как там в элитной Сибири, но лично мне всегда учителя казались адекватными, разумными и идейными людьми, которые занимаються этим всем (извините за выражение) геморроем по доброте душевной, и по большей части стоят против всех этих насаждённых извращений. Конкретно я к этой текущей "Мишкиной каше" сегоднейшего дня, которая сейчас твориться, такую личную неприязнь испытываю, что даже кушать не могу... кашу эту. Короче. Как было в КВНе про футбол: - Кто тебе говорил так играть? - Все говорят. У нас вся страна специалисты, только мы 11 человек играть не умеем. Ежу понятно, что положительной динамики не видно и что лучше это не трогать без адекватной подготовки. Но может найдутся идеи получше? Конструктивные предложения обличённые в форму повествования? Утопия ближайшего социалистического? демократического? будущего построенном "правильной политикой" и "правильными людьми", которые сделали то-то и то-то оборвав весь этот хаос и за уши потащивших нас всех через теринии к звёздам? Другими словами, стон что песней зовётся мы слышали, полезные мысли в связи с этим будут или "верёвку плети и мыло вари, вот и закончились светлые дни"? Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Трумен Опубликовано: 19 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 19 февраля 2011 Помоему вы усугублением проблем только сделали его ироничным. Надо просто было описать реальность и лишь чють-чють добавить темных красок и уверяю вас можно расписать в хороший техно триллер. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Охотница Опубликовано: 19 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 19 февраля 2011 Помоему вы усугублением проблем только сделали его ироничным. Надо просто было описать реальность и лишь чють-чють добавить темных красок и уверяю вас можно расписать в хороший техно триллер. не-а))) мое мнение земля крестьянам, заводы рбочим - легкие и сатиричные произведения массам трудящихся))) не надо тьмы! ( благо вся наша жизнь - один сплошной триллер), в таких произведениях надо показать результаты реформы как что-то обыденное, так что бы тот несчастный ученик, что двинул портфель не особо сиьно удивился новому закону и т.д и т.п. И задумка мне понравилось! Ударим автопробегом по бездорожью!!! Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 19 февраля 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 19 февраля 2011 Хорошо, учту ваши замечания и пожелания. Просто часто смотришь на всё, надоедает молчать. Печально мне просто было тогда, когда я это строчила...) Просто правда она всегда с оттенком иронии и грусти. Если я поборю уроки, я постараюсь ещё попробовать начать воплощать в жизнь мою давнюю идею. Недостаток основных позиций этого бреда лично мне кажеться в извращённом восприятии учителей, как вестников и пособников зла - не знаю как там в элитной Сибири, но лично мне всегда учителя казались адекватными, разумными и идейными людьми, которые занимаються этим всем (извините за выражение) геморроем по доброте душевной, и по большей части стоят против всех этих насаждённых извращений. Дело здесь не только в учителях на мой взгляд. Здесь действует система. с которой невозможно бороться одному. Но ведь насаждают эти извращения независимо от мнения учащихся и учителей. Да и не только к образованию это относится. Берусь самосовершенствоваться.) Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Кот Опубликовано: 19 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 19 февраля 2011 Ариадна Здесь действует система. с которой невозможно бороться одному. Тогда не грусти и не изводи себе нервы тихой злостью (у самого аж из ушей капает) - это вредно и не продуктивно. Что гнев без выхода, что меланхолия никому не помогут. В условиях деградирующей реальной действительности и глобального интернет сообщества самое время создавать партию новой волны - собрать где можно ратующих, негодующих, протестующих и грустящих адекватов с язвой за страну и объединить их в группу нерадикальных намерений (без внешей агрессии, резкого изменения полит.устройства, возвратов в социализм и пр. отчуждаемых лозунгов), пообещать всем полный стабилизец всего что пока работает, гос.контроль рынка товаров первой необходимости, снять Чубайса и вообще пройтись поганой метлой Южноземья по всем тёмным закоулочкам системы управления, а так же ввернуть рытьё канал и прокладку дорог за должностные преступления - тогда и остальные люди потянуться. Для этого всего хорошо как раз парочку агитационных позитивных рассказов про очевидное-невероятное хорошое-возможное. Как говорят всякие пси-тренеры "мысль материальна", и как говорят умные люди "надо тянуться не просто вверх, а к звёздам - только так можно вытянуть себя за волосы из болота". Скрытый текст Кстати относительно противостояния системы в одиночку... Как говорил Маяковский: Eдиницa! Кому она нужна?! Голос единицы тоньше писка. Кто ее услышит? - Разве жена! И то если не на базаре, а близко. Партия - это единый ураган, из голосов cnpeccoвaнный тихих и тонких, от него лoпaются yкpeплeния врага, как в канонаду от пушек перепонки. Плохо человеку, когда он один. Горе одному, один не воин - каждый дюжий ему господин, и даже слабые, если двое. А если в партию сгрудились малые - сдайся, враг, замри и ляг! Партия - рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 20 февраля 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 20 февраля 2011 Понимаю. Просто грязи в мире так много... Один знакомый часами выискивает недостатки в нашем государстве. Я не вижу в этом смысла. Но порой её видишь так много, что молчать как-то уже невозможно. Вот и получаются такие печальные размышления.) На мой взгляд представить себе светлое будущее бессмысленно, его надо сразу воплощать в жизнь. как из дневника одного неизвестного разведчика: "Лучше быть, чем казаться". Беда в том, что людей думающих немного. А остальная часть народа даже думать не хочет, что будет дальше. Надо тянуться вверх... "Человек, единственное существо, противящееся гравитации - ему хочется всё время падать вверх". Для этого всего хорошо как раз парочку агитационных позитивных рассказов про очевидное-невероятное хорошое-возможное Почему-то всё у меня с оттенком грусти. Постараюсь сегодня начать воплощать идеи одного рассказа на листе бумаги. Успеем - увидим.) По поводу агитационных подумаю.) Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Кот Опубликовано: 20 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 20 февраля 2011 Ариадна Думающих людей больше чем тебе кажеться, да и кроме думающих есть ещё и сочувствующие. Почти каждый ЖЖ или дневник вполне разумных и адекватных людей полниться этим "думаньем". Кроме того парадокс в том что умные люди стараються держаться подальше от людей неадекватных и глупых - если ты влипаешь в сборище подобных, невелик шанс найти там иных людей, что создаёт иллюзию негативного окружения (по этому надо отряхиваться и идти дальше). "Быть" может позволить только сильное явление, весомое, иначе говоря сообщество или партия "желающих быть". Что бы собрать людей в это явление надо начать с "казаться", поставить цель, придумать лозонги и идеи (нигилизм как известно не помогает, нужны качественые и конструктивные), продумать стратегию. Идеология - основа любого нормального государства. Если её нет (как сейчас), то ни кто не может понять чего хочет он, чего хотя от него и вообще чего все хотят - по этому все и делают непонятно что и непонятно зачем. Всем надо во что-то верить, что бы поощрять верующих, карать неверующих и еретиков иначе людям не видно для чего они живут - в этом плане комунистические соц. идеи создания светлого будущего всегда здорово смотрелись. Ну, в общем скоро сказка сказываеться, да долго она пишеться, а реализация вообще Авгиевы Конюшни. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
frei Опубликовано: 20 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 20 февраля 2011 Ариадна собери учеников и сделай митинг против Фурсенко. будет больше толку, чем изливать меланхолию в иниернеты. Ну и конкретно по рассказу -по-моему, описывается прямо противоположное существующему плрядку- будто бы детишек заставляют каторжно трудиться злобные преподы суткамт и годами. На деле же наоборот -новым поколениям учителей на детей пофиг. И никто их заставлять не будет учиться. Да и вообще наоборот, нужно последних нормальных учителей от школьгников беспредельщиков защмщаиь. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Труга Опубликовано: 21 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 21 февраля 2011 Не грусти так. Иди лучше чайку выпей, в тишине. В мире куча всякой дряни и рассыпанные по городам и странам хорошие люди, которым безмерно тяжело жить в этой гадости. Так всегда было, и вряд ли что-то изменится. Нужно либо искать что-то хорошее, либо становится революционером и пытаться что-либо менять. Но тогда нужны крепкие идеи, вера, сила воли и дальше в том же духе, да и как показывает практика нет идеального государства. Всегда будут несогласные и серая масса. Достает ведь не сколько политика и устрой, сколько серость. Всепроникающая. И даже если правители будут хорошие, то она все равно будет, и точно также доставать. Человек может быть действительно умным, знающим, но все таким же серым. Так что иди пей чай. Чайог и Коржеги спасут мир!!! 1 Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 23 февраля 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 23 февраля 2011 собери учеников и сделай митинг против Фурсенко "Дядя Фурсенко, дайте доучиться!" Чайог и Коржеги спасут мир!!! Я пью чай только с печеньками.)) Итак, попытка номер два. Надеюсь, более удачная: Гений Одного Дня «Лучше быть, чем казаться!» Из мемуаров неизвестного советского разведчика Глава первая Безликие пейзажи за окном, монотонный стук колёс поезда, все мысли и думы как-то разом слились в одну общую массу и унесли куда-то далеко-далеко. Где не было никаких проблем, не было слышно гудения поезда, где царила какая-то умиротворённость и гармония. Голова наполнилась радостными впечатлениями, здесь, где всё было так знакомо и уютно. Эти поля и дороги, по которым уже тысячу раз приходилось идти, этот большой лес за деревенькой, памятный с детства аромат цветов из сада, перемешавшийся вместе с запахом супа, который могла приготовить так лишь матушка. Свежий воздух с наслаждением вдыхался через рот, солнце мягко грело… Его лучи касались лица, съезжали на плечи и припекали. Беззаботность и лёгкомыслие разом охватили человека. Столь дорогие сердцу места разом охватывали всё сознание. Густой, даже немного дремучий лес, каждую травинку которого знаешь наизусть, простирался вдали. Каждое дерево, каждый сучок, каждая травинка памятны. Это мирное голубое небо, по которому лениво переползают покрывала облаков, коих неистово ветер гонит прочь. А перед лесом река, неширокая, но тоже полная свежих воспоминаний. Берег, с которого неоднократно ловили рыбу, эта чистая, сверкающая на солнце вода, бурно уносившаяся прочь. И этот маленький уютный деревянный мостик, на котором так приятно было стоять и любоваться на воду. Лес передаёт свой неповторимый аромат и пение птиц, ради которых на улице можно оставаться бесконечно, пока не позовут домой. Этот сад, полный затемнённых и уединённых уголков, где так приятно можно провести время, наблюдая за лесом, или просто мечтая. Дуб, стоящий за оградой, старый, с зарубками – под которым было прочитано несметное количество книг, на который столько раз взбирались, дабы посмотреть весь этот чудесный ландшафт свысока и обозреть всю его величественность. Или эти старые деревянные качели, вокруг которых тоже был создан незабываемый мир, полных тайн и мечтаний. Клумбы, на которых можно любоваться вечно, или этот маленький деревянный домик, уютнее которого нет ничего в жизни. Тоска… Как она стала давить на сердце, пожирать душу. В глубине сознания что-то подсказывало, нет, этого не может быть, всё это в прошлом, всё слишком красиво, слишком приятно. Попытка сопротивления этому внутреннему голосу была недолгой. Чудесные картины воспоминаний медленно уплывали куда-то вдаль, попытки остановить этот процесс были бессмысленными. Сквозь сон стал слышен всё тот же стук колёс, и приятные видения остались лишь воспоминанием. Мрачная действительность ещё сильнее надавила на душу. Больше не будет пробежек по росе рано-рано на рассвете, больше не будет мать ругать за проведение целого дня на улице с рассвета и до поздней ночи. Не будет этих прекрасных звёздных ночей, не будет этих полей и лесов, не будет этого своеобразного мира запахов… Как хотелось плакать! Всё это осталось где-то там, далеко-далеко, за десятки, а может и тысячи километров. Это было уже прошлое. Известное, хорошо знакомое, и до того приятное. И только здесь, вдали можно ощутить эту невыносимую тоску и понять, что в этих местах прошли лучшие дни твоей жизни. Именно эти места ты будешь вспоминать, когда придёт беда. Потому что человеку хорошо там, где ему хорошо. И лишь в сравнении ты понимаешь, что воистину было хорошим для тебя. А этот поезд, не ведая обо всех твоих состояниях души, металлический, бесчувственный ко всем твоим страданиям, несёт прочь, туда, где ты ни разу не был. Туда, где возможно начнётся совершенно новая для тебя жизнь, которая будет далека от той, что ты прожил здесь. Где не будет уже ничего знакомого, где открывать и познавать всё придётся с нуля, по-новому. Это призрачное настоящее, столь скоротечное, что мгновенно перетекает в будущее и прошлое, оно кажется таким неизведанным и… пугающим. Никто не знает, что тебя ожидает – взлёт или падение. Ты даже не знаешь, что будет, там за поворотом. И от этого становилось всё хуже и хуже. Душу как будто кто-то сдавливал, спрессовывал. Внутренне разочарование всё еще витало в голове. Ещё чувствовался на губах привкус того самого свежего воздуха, хотя казалось бы, как можно попробовать на вкус воздух. Уже придя в себя, всё ещё пытался человек вернуть те приятные ощущения. На плече ещё некоторое время чувствовались лучи солнца. Потом ощущения стали исчезать, исчезать, пока не исчезли совсем. А картина тех дивных мест уплыла вдаль, и глаза широко распахнулись, и некоторое время пытались оценить обстановку. Снова этот душный поезд. Некоторое время пред глазами плыли цветные круги, но и те скоро прекратились, как только глаза привыкнули к тьме. Спина стала болезненно ныть, от того, что долго находилась в неподвижном состоянии. Правая рука и вовсе онемела. Её не чувствовалось! Человек испугался не на шутку. Левой рукой найдя «потерю», некоторое время он пытался собраться с мыслями. Медленно – медленно, кровь прилила к руке, и постепенно та оживала. Вскоре человек смог пошевелить пальцами, до этого казавшимися какими-то свинцовыми и ледяными от холода. Такое уже было с ним в детстве. Болезнь, передавшаяся по наследству. Вскоре сон вообще растаял и забылся. В голове вновь стали пульсировать всяко-разные мысли, которые лихорадочно сменяли одна другую. Глубоко вздохнув, и ощутив на себе этот душный спёртый воздух, человек вновь вспомнил свою Родину. Может, он её уже никогда не увидит. Автоматически он повернул голову к окну. Не было ничего видно. Лишь тьма, давившая на душу и пронизывающая ум. А небо-то сегодня ночью какое… И человек взглянул на звёзды. На них можно было смотреть не отрываясь. Эти маленькие сверкающие сгустки притягивали к себе взгляд, подобно магниту. Затем в глаза резко ударил яркий луч. Человек резко зажмурился, пытаясь быстро понять, откуда он. С опаской вновь открыл глаза. В них ударил яркий свет. Прищурившись, немного отклонившись в сторону, человек увидел бледный лик луны. Краюха хлеба, но свет которой освещал полвагона. И вновь тоска. Этот луч не согреет. А от воспоминаний становилось ещё холоднее. Некоторое время человек старался вообще ни о чём не думать. И ему это удалось. В голове резко ударило болью, но она также внезапно исчезла, как и появилась. Приложив пальцы к виску, человек почувствовал, как бешено бьётся его пульс. Затем он перевёл взгляд на стол, длинный и широкий. Свет луны скользнул по журналу, лежащему в раскрытом виде. Что в нём, человек так и не вспомнил. Затем его озарило, едва взгляд наткнулся на картинку, бывшую в центре. Устройство и чертёж радиоприемника. Человек одним движением руки закрыл журнал и положил на него руку. Как будто кто-то собирается утащить его. Рукой он провёл по своим густым усам в виде щёточки, которые практически скрывали всю верхнюю губу, и вновь взглянул на журнал. А потом перевёл взгляд на руку. Часы…остановились. Сделав для себя это открытие, человек что-то пробурчал себе под нос, и провёл рукой по лицу, словно умываясь. Вновь мысли охватили его. И тут же прервались болью в виске. Этот стук колёс стал просто невыносим! Раздался протяжный гудок поезда, который ещё больше стал раздражать. Свет луны чётко осветил орлиный профиль, сжатые губы, и короткие чёрные волосы, по которым человек стал проводить рукой, словно нервничая. Взгляд его был полон таинственности, и было в нём что-то ещё, отталкивающие и устрашающее. Казалось, он просверлит насквозь любого. В этих карих глазах отражалось некая грандиозность целей, решимость. Как будто человек знает, чего он хочет, а цель уже давно поставлена. И к ней надо только идти, не обращая внимания на «стрекотание кузнечиков и кваканье лягушек на дороге». Густые брови были слегка нахмурены, словно человек пребывал в напряжении. Широкий подбородок, прямой лоб, усы, орлиный нос и некая печаль в глазах, всё это создавало не такое уж и приятное впечатление. Особенно эти глаза. Сухие пальцы рук, ледяные непонятно по какой причине, были сжаты в плотный кулак, руки были мокрыми. Невольно человек провёл рукой по рукавам белой рубахи и перевёл взгляд на однообразный клетчатый рисунок пиджака. Одежда была непримечательная, в которой, может быть, ходит миллион таких же простых и невзрачных людей. Однако, как было замечено ранее, одежда играла здесь далеко не первую роль. И узнать эту личность можно было из тысячи. Взгляд скользнул по вороту рубахи, и человек поспешно поправил его. Затем он вновь взглянул на обложку журнала. Довольно потрёпанная корочка, в некоторых местах пожелтевшие страницы, однако, это нисколько не убавляло его полезности. Можно сказать, с этой старенькой, видавшей виды, бумагой и этим текстом, и начались самые интересные вехи жизни. Попался этот журнал случайно, среди груды всякого хлама. Но так уж водится, что разбираясь в чём-то можно сразу найти какое-нибудь сокровище. Страницы этого журнала мгновенно захватили тогда ещё молодого мальчика. Вскоре все эти чертежи всяких там устройств он выучил наизусть. Эта любовь к технике вскоре привела его сюда – за многие километры от дома. Здесь, в незнакомой стране, он хотел учиться, чтобы развивать свои знания дальше. Бесспорно, родственники далеко не одобряли эти занятия, с этим журналом неоднократно хотели покончить, вот только что-то мешало всё время. Семья хотела, чтобы он пошёл по стопам своего отца – священника, однако судьба этого не хотела. Таланты проявились в иной сфере, и как не противилась семья, всё же пришлось ей смириться с решением сына. Хотя наверняка, в душе желание сжечь эту ересь в виде злостного журнала у них осталось. Случайности иногда меняют всё положение дел. И вот этот потрёпанный временем журнал едет вместе с человеком в поезде, хотя каждую страницу, каждую иллюстрацию он знает наизусть. Но, увы, никто никогда не знает, что пригодится в будущем. А эти чертежи можно изучать взглядом бесконечно. Особенно, когда нечем заняться, как случилось в этом поезде. Решение ехать учиться, да ещё не куда-то там, а в крупнейший город другой станы из небольшой, почти глухой деревеньки могло только вызвать восхищение и недоумение. Однако, учиться на родине тоже хорошо получалось, отчего и возникло желание ехать сюда. Приходилось во благо образования вставать каждое утро чуть ли не в четыре часа, чтобы успеть дойти до города. Там-то можно сказать, способности и давали о себе знать. Учитель считал, что образования школьного тут явно не достаточно – «зароешь талант в землю». Посему тот настоятельно рекомендовал ехать ему учиться в столицу Богемии, где, как известно, давал лекции довольно выдающийся профессор (так, по крайней мере, считалось), чьё имя не сходило с обложек газет и журналов, однако при этом, нельзя сказать, что популярность учёного была уж такая внушительная. Но куда можно уехать из этой маленькой деревеньки? Где сама судьба велит вести осёдлый образ жизни и никуда не высовываться? Но и тут, учитель физики, а вместе с ней и других точных наук, горя искреннем желанием помочь, пожертвовал частью своих сбережений. Естественно, от подобной неожиданности юный ученик даже растерялся и пообещал вернуть деньги, да ещё в двойном размере. При этом последнему навсегда запомнился хитрый взгляд стареющего человека, в котором выражалась, пожалуй, вся прожитая жизнь, все знания, которых тот успел немало скопить: «Молодой человек, забудьте. Деньги вы всё равно не вернёте, какой бы искренностью ваши глаза сейчас не сверкают. Деньги – вздор, а люди всё!» Ярость, с которой тот крикнул эту последнюю фразу, отпечаталась в душе навсегда. И вновь вспомнились эти густые брови и выражение лица учителя. Теперь и это в прошлом… Так же вспомнилась резко и фраза, с которой отослал его учитель на поезд: «Я знаю в мире двух великих людей – один из них профессор, к которому вы едете. А второй из них – вы! И попробуйте это опровергнуть!» С этой рекомендацией тот и послал его к известному на всю Европу учёному. Человек оторвался от журнала. А ведь он даже не знал, что собой представляет эта Прага. До сего момента город витал как-то призрачно туманно в сознании, а теперь, там, вероятно, придётся прожить очень долгое время. Хотя время долгим не бывает. Он взглянул напротив. Взглядом быстро определил, что что-то здесь явно не так. Чего-то не хватает. С болью в голове, человек быстро напряг свою память. Вглядываясь в диван, стоящий параллельно с его, и отчасти скрытым во тьме, он всё-таки вспомнил. Здесь же кто-то сидел. Да! Какой-то умный, интеллигентный с виду человек, имеющий непримечательную внешность, с которым некоторое время проходила довольно-таки приятная беседа. Куда он пропал? Хотя, выйти из вагона никто не запрещает, а тем более, если это касается выхода и на станции. Всё равно какой-то испуг взял вверх над сущностью. Наверное, тот человек настолько умудрился очаровать, что расположил всё доверие к себе, хотя, естественно, осторожность и подозрительность, всячески препятствовали этому. Бдительность была хорошо усыплена, раз он уснул на глазах у незнакомца. Надо бы убрать журнал, до тех пор, пока ещё это есть в памяти. Бережно подхватив рукой это издание, которое в миллионы раз было ценнее всех бриллиантов, человек стал искать свой чемодан. Дрожь пробежалась по телу. Он был под столом. А сейчас будто бы куда-то испарился. Человек заёрзал на месте, пытаясь разрешить эту страшную загадку, всё ещё не веря правде, благо та была слишком печальна. Встав, человек обшарил все возможные и невозможные закоулки вагона, но багажа не нашёл. С дрожью в коленях, словно старая бабушка, он медленно присел опять на диван. Мысли лихорадочно кружились в голове. Человек просто не знал, что ему делать. И делать ли вообще что-либо. Печаль охватила его и вместе с тем страшный ужас, который незаметно нарастал. В чемодане были его книги, одежда, и…деньги. В потрёпанном пиджачке, без денег далеко не уйдёшь. Можно смело сказать, - вообще не уйдёшь. Настроение резко упало. Тот ли этот интеллигентный человек украл чемодан, или не он, значения не имело. Чемодан исчез навсегда. Хорошее начало, однако же. С деньгами ты всё. А без денег – ничто! Может, всё-таки где-то в закоулках карманов остались деньги. И … паспорт. Если его утащили – это конец. Искать чемодан по всему паровозу – утопия. Бегать и спрашивать каждого, «извините, молодой человек, это не вы украли мой чемодан?» - наивно и смешно, да и сам он, будь на месте вора, поспешил бы скрыться куда-нибудь с места преступления – хоть на станцию выйти, хоть куда. Человек порылся во внутренних карманах пиджака, выгреб с облегчением паспорт (печалиться он не видел смысла – краденого не вернёшь), но денег больше не нашёл, из-за чего сердце резко упало в пятки. Взяв в руки паспорт, на ощупь человек почувствовал, что там что-то есть, и потряс его над столом. Пару монет звонко брякнулись на стол, проехались на ребре и остановились. Бумажных денег вообще не было. Бросив в сторону паспорт, человек подобрал две монеты и на всякий случай посмотрел, не брякнулись ли они на пол. К сожалению, ни одной монеты на полу не было, а двадцать геллеров – это далеко не та сумма, на которую можно купить поесть, или хотя бы заказать такси. Паспорт лежал в раскрытом виде, с фотографии глядел среднего роста мужчина с горящими глазами и усмешкой. Надпись гласила: Николас Фарейда. И национальность: серб. Притом, что семья его была эмигрантами из великой России. За эту интересную, далеко не славянскую фамилию ему пришлось тоже немало претерпеть. Тот же учитель физики оценил его фамилию, как возможность источника чудесных дарований – Фарейда игра букв в фамилии не менее известного физика Фарадея. Причём последнего, как и первого, увлекала теория электричества. Не взять это во внимание было нельзя. Впрочем, и имя тоже неоднократно отмечалось. Но это уже детали, которые можно и опустить. Погрузившись в свои горестные думы, Николас долго и бессмысленно смотрел на стол, по которому мягко скользил луч луны. Спать после такого происшествия уже не хотелось. Хорошо хоть, документы остались. А как быть с остальным? Вот в чём вопрос. Никто в незнакомом городе тебе не поможет. Вся надежда – на больную, не выспавшуюся голову, то и дело борющуюся со сном, и проклинающую противный стук колёс вместе с периодичным гудением, раздражение которыми всё усиливалось и усиливалось. Николас, словно вспомня что-то, ещё раз открыл свой потрёпанный журнал и остановился взглядом на чертеже радиоприемника, провёл рукой по бумаге. Эта вырезка из какого-то другого журнала, более нового, вставленная сюда. Бумага новая и явно пахнет краской. Потом он вспомнил, что ранее сам прикреплял новый материал в этот журнал – не дай бог потерять. А с учётом забывчивости это запросто возможно. Так в размышлениях и прошла оставшаяся часть пути. Бесцельно глядя в одну точку, Николас пытался узнать, что будет дальше. Он понятия не имел, куда идти. Денег не было – а это самое главное. Он попадает в незнакомый город – обратного пути нет. Куда идти? Что делать? Ладно хоть, паспорт есть. Одним движением дрожащей от напряжения руки, он закрыл паспорт и сунул его обратно во внутренний карман пиджака. В общем, в этой потёртой одежде, с журналом в руке и двадцатью геллерами предстояло как-то выжить в таком большом городе. Как выжить? Но говорят, утро вечера мудренее. Правда, спать уже не хотелось после случившегося. Опять же испуг, что лишат и последних средств к существованию. Всю ночь Николас бесцельно смотрел на стол, словно хотел пробуравить его взглядом. Ближе к утру проснулся дикий голод, а голова стала ужасно болеть от отсутствия сна. Попытки уснуть ничего не дали. Николас вздрагивал от каждого шороха, шума. Дождавшись уже с нетерпением прибытия поезда, с затёкшими от одного положения ногами, и с холодными от волнения руками, он вышел на перрон. Всю дорогу после случившегося у Николаса не было желания глядеть в окно. Налегке, с журналом под мышкой, он стал озираться вокруг. Прага! До этого он видел её лишь на гравюрах и редкостных фотографиях. Воздух вскружил голову молодому человеку, и он прошёлся по перрону в каком-то странном восторженном состоянии, то и дело, оглядываясь вокруг. Люди частенько поворачивали головы в его сторону, их как-то отпугивал этот человек с горящими глазами, журналом под мышкой, и бывший налегке. Выйдя на улицу, очутившись в центре бурного города, всё ещё пребывая в этом состоянии, Николас растерянно смотрел на старинные здания, всматривался в их величественность, пока его кто-то не толкнул. Опомнившись, он пошёл вперёд, твёрдо веря в хорошее будущее, несмотря ни на что. Первые несколько метров взгляд Николаса скользил по зданиям, по деревьям. Обычный город. Но для него, прожившего всю свою жизнь в деревне, он предстал каким-то особенным, неповторимым, притягивающим. Пройдя так ещё метра два, интересуясь всем и вся, хотя в его родной Сербии люди и их занятия были точно такими же, резко затормозил. Словно вспомнил о своей потери. Голод всё ещё давил на желудок, душил за горло. Есть хотелось ужасно. Не выспавшимися, пьяными от бессонницы глазами, Николас провожал людей с едой в руках. Слегка подбросив в руке двадцать геллеров, и убедившись, что они на месте, медленным прогулочным шагом бесцельно побрёл вперёд. Куда он идёт, понятия не имел. Как будто ноги сами несли Николаса навстречу чему-то новому, завораживающему. Впереди предстояло ещё очень многое познать, и почему-то в душе поселилась уверенность, что чтобы не случилось, всё будет хорошо. Случай о краже как-то медленно выплывал из памяти, и казалось, что это произошло как минимум где-то дней десять назад. Лишь боль в голове и дикий голод указывали на обратное. Не боялся он и заблудится на улицах. Всякое действие лучше бездействия. В размышлениях, куда идти и что делать, ноги сами носили его от одной улочки к другой. И здесь, вдоволь насладившись своими страданиями, Николас решил просто пожить и посмотреть город. Как и выяснилось впоследствии, это был единственный правильный выбор. Прага навеки отпечаталась в его памяти, невольно эти здания, мосты вызывали в нём восторг. Старые, древние постройки тронули душу. Ничего подобного в его мелком родном провинциальном городишке нельзя было увидеть. А здесь всякие городские пейзажи уже радовали глаз. Небо было ясное, чистое-чистое. Без единого облачка, что прогуливаясь по одному из мостов, как выяснилось впоследствии, самым известным, и носящем имя Карлов Мост, он долго стоял и смотрел на небо. Николасу удалось застать рассвет. Красное огненное солнце медленно поднималось на небосвод. Первое утро в Праге, в этом милом городе, далеко-далеко от родных и без всяких средств на существование. Огорчаться, правда, не было смысла. Небо медленно розовело, и вся сущность Николаса была прикована к нему. Ни о чём он уже не думал, просто стоял на мосту и наблюдал за одним из красивейших явлений природы. Можно сказать, он вновь проснулся для свежих идей и решений. Боль в голове утихла, освободив место ясным мыслям. Нет, ничто не должно испортить этот прекрасный день! А ночь, она уже прошла, и ничего не исправишь… Жить надо именно сегодняшним днём, как никогда годившимся для прекрасных перспектив. Разом все беспокойства покинули Николаса, он вновь вспомнил Родину, от чего на душе стало гораздо теплее. Руки медленно согрелись, да и сам человек вышел из внутреннего напряжения, в котором провёл всю ночь и некоторую часть утра. Единственная последняя мысль была, которую Николас тоже отправил прочь из головы вслед за остальными, что деньги его учителя испарились вместе с вором, так и не потребовавшись ему. «Какой красивый рассвет!» - мысль, потеснившая все остальные, прочь. Больше Николаса уже ничто не волновало кроме тех кровавых откликов от солнца, оставшихся на перилле моста, его пиджаке, штанах, и чётко очерчивающих лицо, разом озарённое светлыми думами о хорошем будущем. Над городом занималась утренняя заря. Начало нового дня – начало новых свершений, новой истории, и никакие страдания тут не помешают. Что-то должно случиться хорошее. И оно не заставило себя долго ждать. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Охотница Опубликовано: 23 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 23 февраля 2011 Ариадна очень интересно! Радует - реальный мир, и интригует вопрос " а что же будет дальше?", " Зачем этот Николас поехал в Прагу?", " Как же он там с одним журналом проживет?", " Как расчитается со своим учителем, который дал ему денег и которые сперли вместе с чамоданом????", а еще тересно будет это реалистичное произведение или фантастика. Впрочем, думаю, это мы узнаем)))) понравились описания - вот люблю я их и все тут))) написаны они как-то мягенько, приятно))) Не радуе тольо одно-многочисленная тавтология...((( она сильно затрудняет чтение а так нравится))) жду продолжения) Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Кот Опубликовано: 23 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 23 февраля 2011 Ариадна Видиться мне, что это виденье Теслы из твоего восприятья... Правда не понял временной промежуток - настоящее время или альтернатива? Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Труга Опубликовано: 24 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 24 февраля 2011 Ариадна Я пью чай только с печеньками.)) Сойдет) И да, хочу продолжение. Очень хочется подробностей и узнать-таки что будет делать этот Николас. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
frei Опубликовано: 24 февраля 2011 Поделиться Опубликовано: 24 февраля 2011 АриаднаВидиться мне, что это виденье Теслы из твоего восприятья... Правда не понял временной промежуток - настоящее время или альтернатива? да да, те же вопросы. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 24 февраля 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 24 февраля 2011 Сейчас чуть-чуть просвещу, но интригу не раскрою.) очень интересно! Радует - реальный мир, и интригует вопрос " а что же будет дальше?", " Зачем этот Николас поехал в Прагу?", " Как же он там с одним журналом проживет?", " Как расчитается со своим учителем, который дал ему денег и которые сперли вместе с чамоданом????", а еще тересно будет это реалистичное произведение или фантастика. Впрочем, думаю, это мы узнаем)))) понравились описания - вот люблю я их и все тут))) написаны они как-то мягенько, приятно)))Не радуе тольо одно-многочисленная тавтология...((( она сильно затрудняет чтение а так нравится))) жду продолжения) Я потом уже обратила внимание на тавтологии, но было поздно. Буду за собой следить. И да, за орфографические ошибки простите.) Думаю, жанр вы определите по ходу. Благо разветвлений сюжета я там много предусматриваю, главное чтобы вдохновение не кончилось (приходится скармливать ему всякие статьи и двигатели). Видиться мне, что это виденье Теслы из твоего восприятья...Правда не понял временной промежуток - настоящее время или альтернатива? Правы вы, батенька. Имя-то Теслы было Никола, по-сербски - Николас А собственно, все подробности, почему именно такое видение мы узнаем в конце книги (которую я всё-таки жажду написать). По поводу времени - паровозы, радио - уже начало двадцатого века. Подробности исчислений увидим по ходу произведения. Сойдет) И да, хочу продолжение. Очень хочется подробностей и узнать-таки что будет делать этот Николас. Я на тёмной стороне.)) Узнаем-узнаем. Если домашка не помешает и отец не будет гнать из-за компа, увидим. Единственное, прошу прощения, главы будут гдето раз в неделю появляться - т.е. не часто, - время надо выкраивать + несколько редактирований написанного. Без учёта разбора в некоторых материалах. Например, с той же Прагой я долго провозилась, ища их денежки, и смотря на карту города. В общем, ждём. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 28 февраля 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 28 февраля 2011 Прикрываю первую завесу тайны.) Глава вторая Медленно, не понимая, что он делает, Николас оторвался от картины рассвета и обернулся назад. А позади туда-сюда сновали люди, как муравьи. Такое ощущение, что он находился в центре этого никогда не утихающего, вечно куда-то спешащего муравейника. Хотя было очень рано, народа было много. Казалось, жизнь здесь не утихала ни на секунду. По инерции, он кинул взгляд на левую руку, чтобы посмотреть, сколько времени и лишь, потом вспомнил, что там стрелка часов упрямо показывала двенадцать. Надо бы с этим разобраться. Как только решатся большие проблемы. Николас взглянул на кованые фонари, стоящие на мосту, голова отметила их красоту и неповторимость. Немного пройдя вперёд, шваркая ногами по брусчатке, вновь остановился. Впереди открывалась очень интересная картина. Весь город с его красными крышами был как на ладони, а эти кровавые отблески на домах добавляли ему какую-то сказочность. В то время как цивилизация затронула большую часть городов Европы, здесь казалось, ничего не изменилось со времён Средневековья. Небольшие уютные домики, черепичные крыши, башни, статуи, и всё выдержано в едином стиле. Время здесь будто бы остановилось. Затем взгляд наткнулся на большую статую с каким-то человеком. Подойдя ближе из любопытства, Николас понял, что это увековечение памяти одного из святых. Эффектно смотрелась статуя на мосту с её многочисленными украшениями. Подойдя поближе, Николас смог разглядеть множество всяких объёмных элементов, здорово украшающих статую и придающий ей завершённость и притягательность. Это была статуя местного святого Яна Непомуцкого, установленная на специальном пьедестале, продолжающей часть моста из камня. Выцветающие со временем буквы плохо различались, однако по ним Николас и понял, кому воздвигли сей постамент, хотя пришлось долго всматриваться. Голова святого была искусно выполнена мастером, слегка наклонена на бок, а по статуе было видно, что делали её ой как давно. Складки на одежде были здорово сделано, казалось, святой сейчас сойдёт со своего места, а на лице, пусть и не было глаз, но возникло ощущение, что там застыло выражение неподдельной скорби. За ней виднелись привычные уже взору дома - деревянные, кирпичные, неброских цветов, но тоже дополняющих всю эту картину старого времени. Казалось, Прага и не хотела двигаться вперёд, к новому, стильному, её вполне устраивало то, что есть. А вдали виднелись деревья. Много деревьев с пышной кроной. Этот городок был маленьким островом в бурной и кишащей Европе, сохранившем свою историю и традиции, и далеко не жалеющий об этом. Зато теперь сюда съезжалось множество европейцев, чтобы посмотреть на эти чудеса. И естественно, тот, кто хоть раз был в столице бывшей Чехии, забыть её уже не мог и снова рвался сюда. По бокам от выцветавшей надписи на статуи располагались две таблички, на которых были какие-то животные и листва, с позолотой, в свою очередь, почерневшей от времени. Нет ничего вечного… Повернув голову, он увидел как по мосту, в ряд стояло ещё множество таких же фигур. Не спеша, всё равно времени не в обрез, он осмотрел все статуи, навсегда запечатлев в памяти их неповторимую красоту. Мост показался Николасу явно необычным: хотя бы по этим выступам, на которых стояли такие произведения искусства, на которые любоваться можно бесконечно. Единственное, что подпортило впечатление, это народ. Он терпеть не мог находиться в гуще муравейника, где бытуют всякие бессмысленные разговоры, а от яркости и пестроты красок здорово разболелась голова, которой общество ничего хорошего не сулило. Однако, так получилось снять напряжение, пожирающее изнутри. Медленно, едва ли не ползком, Николас подошёл к арке между двумя башнями, оставив знаменитый мост через Влтаву позади. Долго задирая голову вверх, он дивился громадной постройке, судя по всему, выполненной в готическом стиле. Рисунок на них явно был выполнен со вкусом. Маленькие окошечки, которых он сперва и не заметил, теперь разглядывались с особой тщательностью. Арка зловеще возвышалась над остальными зданиями, казалось, что это Гулливер и лилипуты. Причём позади башен Николас заметил художественно сделанный домик с большими окнами, и выполненным с определённым архитектурным вкусом. Затем взгляд мягко скользнул по статуям, прикрывавшим сей домик и упал прямо на флюгера, лихо раскачивающихся на холодном ветру. Крыша у башен тоже была своеобразная, пирамидальной формы и тёмной черепицей. Кирпич, коим было выложено сие произведение искусства, тоже был старым, что придавало особенную красоту. Может Николас бы так и стоял под башнями, затаив дыхание от восхищение. Если бы не ноющая боль в голове, ни понижающаяся, ни возрастающая. На фоне холодного неба эта арка выглядела монументально, - подумал он, после чего зашёл в неё, как будто провалился в пасть дракона. Настолько непривычно чувствовать себя маленьким и беспомощным, находясь с такими громадами. Арка давила как-то сверху, когда он под ней проходил, зато запомнилась навсегда благодаря этим впечатлениям. Николас зашагал дальше, дорога вела на холм, именуемый Градчаны (это он знал из украденных книг), на котором находилось множество любопытных построек. В его литературе о холме упоминалось, как об историческом районе Праги. Раньше здесь была императорская резиденция, о чём, например, свидетельствовал высокий, тёмный и угрожающий замок вдали, возвышающийся над городом. Где-то дома стояли в форме буквы «П», но что роднило их все, так это не форма, а красная крыша и белые стены. Но замок бросался в глаза больше всех, именно своей необычайностью и величественностью. Буквально как та арка, через которую Николас прошёл совсем недавно. Или давно? Отчёта времени он себе никогда не давал. Остановившись на одном холме, Николас ещё раз взглянул на замок. Дрожь пробежалась по телу. Не, там ему побывать явно не хотелось сегодня. Благо сия достопримечательность стояла полностью тёмная, угрожающая и отпугивающая. Но именно этим она завораживала и привлекала к себе внимание. Ноги несли его сами, вот он повернул с одной улицы на другую, не давая себе в действиях никакого отчёта, и лишь очутившись на какой-то небольшой площади, опомнился. Тоже старинное место, где и дышится по-другому, и чувствуешь другое… Как будто ты был перенесён временем далеко-далеко назад. Те же старинные невысокие здания, и этот бульвар, засаженный двумя рядами лип. Николас взглянул на деревья, и, увидев под одним из них уютную скамеечку, поспешил на неё сесть, благо устал ходить, и ноги периодически напоминали об этом. Бессмысленно листая журнал, оплот веры в данный момент, он совсем не смотрел на буквы или иллюстрации, словно смотрел куда-то между строк, где был таинственный шифр. Просидев так минуты две, полностью погрузившись в себя и забыв обо всём на свете, он мечтал о том, чего нет. Подобные никогда не свершающиеся мечты вселяли в его сердце надежду, успокаивали и без того нервную душу, подпорченную скверным складом характера, ввиду которого он не мог даже работать в коллективе. Ветер, леденящий душу кружился над площадью и подбирал с неё листья, высоко, словно играючи, подбрасывая их вверх. Осень наступает, что поделаешь… Этим и плохо лето. Благо после его жарких и прекрасных дней следует унылая, блёклая пора, наводящая на душу чёрную меланхолию. Единственное время года, что радует душу – весна. Когда всё просыпается. Да и сама душу словно оживает подобно всей природы после долгой спячки. А после неё незамедлительно следует лето – от этого ещё легче на душе, благо хорошие перспективы ожидают впереди… Август догорал. Дни его медленно холодели, в воздухе давно чувствовалось преддверие осени. Небо, ледяное как сталь, серо-голубое, чистое осеннее, немного преобразилось, когда наступила пора рассвета. Солнце словно растопило это ледяное, давящее покрывало льда, именуемое небом. Что возникло даже ощущение простого летнего денёчка, каких уже прошлокак минимум два с половиной месяца. Листва потихоньку опадала, хотя кроны деревьев всё ещё были полны зелёной, сочной листвы. Словно бы деревья не ведали, что впереди начинается унылая пора, и хотели как можно дольше продлить это прекрасное время лета. Солнце светило точно так же, но уже не грело так, как раньше. Закономерность. Она вечна. Николас оторвал взгляд от журнала, едва услышал урчание голубей. Подбросив в кулаке монеты, непонятно зачем, он убрал быстро их в пиджак и пристально стал пожирать взглядом чешских, а точнее австро-венгерских голубей. Снова вздохнул. Голуби были его любимые птицы… В родном доме, вопреки запретам родителей, он держал несколько этих миролюбивых птиц, которые всегда ассоциировались у Николаса с чем-то святым, неколебимым. Несколько птиц мирно прохаживались рядом, вертя глазами довольно быстро, и боковым зрением наблюдая за странным человеком, сидящим на скамье. Они его явно секли. Будто бы взяли на заметку. Уж очень подозрительная личность! Взгляд Николаса вновь опустился на лист журнала, на котром значился год издания: 1896 год. Он долго всматривался в эту цифру, словно она была написана китайскими иероглифами. Восемь лет назад до появления этого журнала, родился на свет Николас. Памятная дата. И вновь вспомнился маленькая деревенька, где прошло всё его детство, начиная с младенчества. Голуби резко взлетели, едва кто-то бросил на брусчатку зерна. Подняв голову, Николас увидел довольно старую женщину, не пожалевшую целого ведра пшена для городских голубей. Только теперь стало понятно, как много на этой площади птиц. Они слетелись отовсюду – с крыш зданий, с деревьев, с боков сей площади, и чуть не устраивали драку за корм. Они тоже выживают в большом городе. И даже без денег. Ах, как хорошо быть голубем таким! Никаких забот, никто тебя не отошлёт никуда учиться, благо тебе это не надо, полная свобода, хочешь – туда полетел, хочешь сюда. Нет ни поводов для беспокойства, ни тревог. Эти птицы ни о чём не думают. Их ничего не пугает, они готовы ко всему. Глядя на картину поедания пшена, в желудке разразился гром голода, который дошёл до горла, и явно не хотел оставлять в покое. Так просто не отделаешься! С завистью Николас смотрел на пиршество голубей. - Молодой человек, Вы уснули что ль? Николас резко подпрыгнул на месте от неожиданного голоса, и в поисках его обладателя, обернулся и увидел ту самую женщину, что устроила Божий день для голубей. Фраза была сказана на чистейшем немецком языке, впрочем, удивляться было нечего – Богемия полностью находилась в составе Австро-Венгрии, и учёный, к которому Николас приехал за многие километры тоже был чистокровным австрийцем. К счастью, немецкий был одним из самых легко дающихся предметов, и в свободное время он обожал переводить статьи с немецкого языка на сербский. Это доставляло ему несравненное удовольствие. Теперь, похоже, эти знания очень пригодятся. Ведь не зря же Николас его учил. Осторожно он взглянул на женщину. Добрые, искрящиеся глаза, в которых не было и намёка на плохие поступки. Если глаза отражают душу, то Николас без сомнения бы охарактеризовал эту женщину как пример доброты и света, хотя видит её в первый раз в своей жизни. На ней была какая-то простенькая шляпа, с живым, воткнутым в неё цветком. Из-под шляпы выбивались седые волосы, плотно расположившиеся на плече. Одета она была как-то уж совсем просто, невзрачно, пугающе. Плечи были скрыты под старенькой шалью, Николас на взгляд дал бы ей много лет, а из-под неё виднелась серенькая кофточка. Тёмная юбка была чуть ниже колен, но взгляд серба был прикован к лицу женщины. Нос картошкой, пухлые, расплывающиеся в улыбке губы, и глаза, в коих витали весёлые искорки и доброта. Последнего качества Николас уже довольно давно не видел в людях, а теперь и вовсе позабыл, что такое существует, посему это вызвало громадное удивление у него. - Простите, что? Нет, я не сплю. Я не могу спать, - как-то невнятно, обрывками выпалил Николас, смотря то на женщину, то на журнал. Та, кто подкармливала голубей, резко задумалась, и как-то отвернулась в сторону, из её глаз резко исчезли весёлые искры, уступив место глубокой задумчивости. - Вас что-то беспокоит? Если бы этот вопрос задал бы кто-то другой, Николас бы и отвечать на него стал. Но слова были сказаны с такой интонацией, что плюнуть на ответ оказалось просто невозможным. Что-то было обезоруживающем в этой женщине, в её словах и поведении, что заставило обратить на себя внимание, и открыть душу. Казалось, пока это был единственный человек, способный понять его, его страдания и беду. - Да… - тяжело вздохнул он, тщательно выбирая слова на немецком языке и быстро обдумывая, что сказать дальше. – Я впервые в этом городе, и вот уже на меня подобно снежному кому свалилось несчастье. Я просто не знаю, что мне делать. Женщина мгновенно подхватила разговор, уловив тему, словно была тонким психологом. Пальцы её то и дело скользили по ведру, из которого недавно было высыпано зерно. Сорвался лист с ветки и мягко упал на плечо. Женщина улыбнулась обезоруживающей улыбкой. - Я тоже впервые в Праге. Я из Хорватии, и лишь недавно переехала сюда, подальше от суеты и забот. В этом месте чувствуешь себя защищённой, и ничто уже не давит на душу. А Вы откуда, молодой человек? И что за несчастье с Вами произошло? - Ах, что ж Вы мне сразу-то не сказали! – воскликнул Николас, разведя руками и перейдя на свой родной язык. Журнал брякнулся на брусчатку, и тот его поспешно подобрал, очистив от пыли рукой. – Я мучился, выбирал выражения на немецком языке, да полегче для себя, а мир так тесен, так прост! Я серб, родом из маленькой деревеньки, что находится практически на границе моей Родины Сербии и Австро-Венгрии, то есть вашей. - Тогда что же Вас заставило приехать сюда, так далеко от родины? – женщина внимательно всматривалась в лицо Николаса, что последнему стало как-то не по себе. - Я приехал сюда, чтобы учиться… - вновь невнятно пробормотал он. - Ах, что я Вас всё терзаю вопросами! – рассмеялась женщина. – Вы ведь наверняка сочли меня за подозрительную личность. Я ведь даже не поздоровалась и не представилась. Не вежливо как-то! - Действительно, - отозвался Николас и на миг ушёл в себя. Потом, словно проснулся ото сна, продолжил разговор, подняв глаза на женщину, - ну, с подозрительной личностью вы явно преувеличили. Я бы уж не сказал, что Вы способны на что-то плохое… Да, я как-то не заметил подвоха, что мы с Вами даже не поздоровались. Наверное, это Вы меня так очаровали. Позвольте исправить сие недоразумение. Здравствуйте, я – Николас. Николас Фарейда. - Здравствуйте, я - Драгутина, - ответила с лёгкой улыбкой женщина, - Валенски. Из древнего дворянского рода, обедневшего, увы. Очутилась здесь по чистой случайности, как велела судьба. Так Вы поступать сюда приехали? - Да, - кратко отозвался он, не залезая в подробности. Краткость – сестра таланта… - Вид у вас уставший. Неужели от того, что готовитесь к экзаменам? И куда собираетесь? Николас всё это время наблюдал за голубями, клюющими зерно, и урчащими. Это его как-то успокаивало. На миг задумавшись, он пропустил часть фразы мимо ушей. На вторую поспешил ответить, чтобы не дай Бог, собеседница обнаружила, что её слушают в пол-уха по собственным, личным причинам. - В Карлов университет, благо это лишь единственный путь, как мне кажется, с которого можно легко получить ту работу, которую хочется. Правда, мои родители всячески противились этому решению. - Но всё же отступили, поняв, что это бесполезно? – догадалась Драгутина. – Мне говорили, поступить туда очень сложно – режут без ножа. А я сюда приехала десять лет назад со своим мужем. Мы думали, нам откроются хорошие перспективы, но судьбе было угодно, чтобы всё случилось по-другому. Мой муж бросил меня, как я узнала уже потом, спился. Я перестала доверять людям. Представьте себе, лет пять я ни с кем не общалась, люди меня избегали. Их пугал мой внешний вид, мои занятия. Слухи ходили по всей площади обо мне. Что? Из-за чего меня бросили? Мой муж приехал сюда, чтобы получить нормальную работу, чтобы получить образование, которого он не мог добиться у себя, но, ничего не вышло. А хотя, зачем я вам всё рассказываю (воцарилась небольшая пауза). Я думаю, Вам это совсем не интересно. Николас взглянул на женщину, и довольно эмоционально старался убеждать её, что всё совсем не так. Его уже понесло. И он рассказал обо всём, и как ехал в поезде, и кто его послал сюда, и о многом другом, что будоражило всю его сущность. Женщина слушала молча, причём довольно серьёзно всё, что говорил этот высокий юноша со страшной худобой, впалыми щёками и пристальным взором чёрных глаз, которые на свету оказывались карими. Дослушав его до конца, Драгутина вздохнула. На миг воцарилась пауза. Дав Николасу отдышаться после этого эмоционального припадка, женщина взглянула на голубей. - Люблю этих птиц. Мне они всегда казались всё понимающими, чувствующими. Наверное, это – единственные существа, ради которых ещё есть смысл мне жить. Их здесь много, на этой площади. У каждого есть своё имя, совсем как у людей. - Я тоже люблю этих птиц, - откликнулся Николас, смотря в ту же точку, что и хорватка. – В детстве я держал двух голубей. Я посвящал им всё время. До школы, после школы во время учения уроков, да и в самой школе я думал лишь о том, хорошо ли им живётся. Они меня как-то успокаивали, с помощью них я неоднократно пересылал письма своим немногочисленным друзьям. - Мне приятно с Вами разговаривать. Впервые за пять лет я вижу человека, который не сторонится меня и смог выслушать до конца. - Наверное, когда у человека беда, он имеет свойство обращать внимание в первую очередь на духовную сущность человека и ищет моральную поддержку у того, кто вызывает чем-то его доверие, - тихо произнёс свои мысли вслух Николас, - население Земли поделено на группы людей. Можно никогда не зная и в первый раз, видя человека, почувствовать к нему неприязнь, причём ты не поймёшь отчего. Так же и везде. Хотя бы по глазам человек поймёт, подходит ли другая личность ему, или нет. Я не знаю, как это объяснить. Но такое я часто видел и сталкивался с этим. Увы, не у всех развита такая чувственность, люди привыкают обращать внимание на внешность, им безразлична сама сущность, им это просто не интересно. Увидев Вас, я почему-то понял, что Вы – именно та, кого я могу беспрепятственно просветить в свою беду. В беде мы имеем обыкновение вспоминать обо всех оскорблённых нами людях, забывая все обиды, и вспоминая об хороших качествах, потому что знаем, именно такие люди могут помочь, утешить. Даже оказавшись в большом городе, где всё незнакомо, как это случилось сейчас со мной, можно найти человека, тебя понимающего. - Пожалуй, Вы правы, - мягко согласилась женщина, - я бы посоветовала Вам купить карту Праги, а то так ведь и заблудиться можно. По-моему, ваших денег вполне хватит на это. Запомните эту площадь, она носит название Лоретанской. Каждое утро мне предназначается высокая честь кормить голубей. Одна и та же работа изо дня в день. Но мне это доставляет удовольствие. Я рада, когда есть тот, кто от меня зависим, когда я кому-то нужна. - Мы в ответе за тех, кого приручили. Эта фраза принадлежит известному французскому автору. Я думаю, Вы прекрасно приводите её в действие, - задумчиво протянул Николас, после чего аккуратно выгреб из внутреннего кармана две монеты достоинством в десять геллеров каждая. Драгутина взглянула на деньги и повернула голову в сторону, кивнув ему: - Вон там находится маленький ларёк. В нём и можно купить эту карту. Главное, не забывайте смотреть на ценники. - Да, спасибо Вам! – откликнулся Николас, поднимаясь со скамьи, и отряхнув уставшие от сидения на одном месте ноги. – Где Вас можно найти хоть? Женщина встретилась глазами с сербом и прижала палец к губам, после чего подняла его высоко вверх, и многозначительно произнесла: - Когда всходит солнце. Я всегда, каждый день, в любую погоду, утром примерно в это время нахожусь здесь и прихожу кормить своих голубей. Ищите меня тут. - Я не забуду. До свидания! И спасибо Вам за эту приятную беседу! Николас ушёл, одиноко насвистывая первую пришедшую на ум песню, которая оказалась одной из народных песен Сербии, то и дело, думая о названии этой загадочной площади, так как забыть его боялся больше всего. На тротуарах было довольно чисто, что он опять-таки отметил про себя. Последовав совету Драгутины, Николас пошёл к ларьку, где отдал свои последние деньги, и купил карту города Праги. Из неё он только понял, какое огромное расстояние прошёл за утро от вокзала до этой площади. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 5 марта 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 5 марта 2011 Глава третья По этой подробной карте, разборке которой он посвятил полчаса, и определил, куда надо идти. Свернув в трубочку это драгоценное сокровище, и теперь совсем уже без денег, Николас побрёл дальше по площади, но, уже имея хоть какое-то представление, куда он идёт. Свернув с площади на какую-то улочку, он остановился. На миг призадумался и вновь открыл свой свёрток, внимательно изучая названия, подписанные на немецком языке. Дикая боль раздалась в желудке, Николаса чуть не свернуло в три погибели от голода. Надо срочно что-то делать. Вот только где, и самое интересное – как? Думая над этими вопросами, он пришёл к выводу, что стоя на улице уж точно не решит эти проблемы. А если идти куда-то? Есть ли смысл? Потоптавшись на месте, и ничего не решив, Николас вновь сунул карту под мышку и пошёл вперёд. Не пройдя и нескольких шагов, вновь замер. Следует добавить, что слух Николаса обладал особой чувствительностью, простые шорохи для него звучали как раскаты грома, он прекрасно видел в темноте, порой не переносил яркого света и криков. Его уши мгновенно уловили обрывки какой-то песни и военного марша, постепенно приближающиеся шаги большого количества народа. Постепенно до него дошло, что это строй солдат куда-то просто идёт и распевает старинную немецкую песню. Николас долго стоял на одном месте, не замечая никого и ничего вокруг. Он закрыл глаза и резко провалился в какой-то ранее неведомый, неизвестный ему мир. Звуки песни австрийской армии, шаги людей, разговоры, всё это плавно исчезло, в ушах встала мертвая тишина. Сознание отключилось полностью от внешнего мира. Хотя Николас прекрасно осознавал, что это полёт воображения. Провал в него сопровождался яркой, ослепительной вспышкой, резко вставшей пред глазами и затмившей всё происходящее вокруг. Перед глазами заплыли далёкие картины, явно выцарапанные откуда-то из закоулков памяти, но чем-то напоминающие реальные. Открыв очи, Николас очутился где-то далеко-далеко. Белая полоса, яркая и ослепительная, встала вместо изображения. Затем стало черным-черно. Картинка была размытой, лишь потом, постепенно, стала приобретать чёткость. Звуки какой-то песни раздавались издалека, здорово отличавшейся от той, что слышал Николас от австро-венгерской армии. Холод пронзил всё тело от кончика носа и до пят. Леденящий ветер кружил над пустым городом, подбрасывая вверх всякие небольшие и лёгкие листья. Изредка в городе появлялись люди, но они исчезали мгновенно, как и появлялись. В лужах на земле отчётливо отражалось пасмурное небо, передающее что-то неприятное. День был на грани дождя. Тучи вдали приобретали синеватый оттенок, а это уже ни о чём хорошем не говорило. Ветер резко подул в сторону Николаса, ему пришлось зажмурить глаза от такого порыва, слёзы встали в глазах от этого вихря. Впереди простиралась огромная, унылая панорама. Осень на исходе. Пожелтевшая, мокрая трава, можно сказать, гниющая и чавкающая под ногами. Деревья, обнажённые, стояли вокруг. На их ветках редко можно было встретить листочки. Все уже упали… Картина стала чётче, и он понял, что стоит на каком-то балконе. Перед ним стояло два человека, с любопытством обозревавших этот загадочный и грустный пейзаж. Осторожно Николас подошёл ближе. Он увидел высокого статного мужчину, с крестом на шее, - священник. А возле него стояла молоденькая девушка с чёрными, выразительными глазами. Одета на ней была какая-то лёгкая накидка, но ей Николас уделять внимание не стал – бессмысленно. Зато его взгляд был прикован к рукам девушки, где он увидел младенца. Глаза удивлённо распахнулись, потом вновь остановились на этой паре. Да, это были его родители! Глубокая пора младенчества, которую он сам, естественно не знал и не имел представления о ней. Память хранила все мельчайшие детали, о которых можно только догадываться. Вновь подул ветер, срывая одежду с плеч, и на миг утих. Звуки одинокой песни постепенно приближались, а вместе с ней и какой-то гул. Кто-то шагал вдали. На заднем плане, ставшем чуть чётче, заплыли фигуры солдат, приближающиеся к тому самому дому, небольшому и старому, как мир, на балконе которого стоял Николас. Взгляд его скользнул на младенца, который, не смотря на холодный ветер, открыл ещё беззубый рот и радовался жизни, и даже этому холодному сквозняку, и этим приятным влажным рукам матери, обнимающей его. Армия приблизилась, а вместе с ней и знаменитый военный марш. А внизу полки – идут, идут, идут! Чётко звучит военный марш, в ногу, ровным строем движутся они вперёд. Куда идут? Зачем идут? Ветер рвал с них шинели, но их лица были словно каменные, не выражающие никаких абсолютно чувств. Это русская гвардия возвращается из лагерей на зимние квартиры. Россия… Это ведь было так давно, что наверняка не должно быть подвластно воспоминаниям. Он бы и не знал, что родился в этой стране, если бы ему не рассказали. Воображение, однако, смогло исправить эту ошибку. Хотя вряд ли это можно было назвать воображением. Картинка словно черпалась из какого-то невидимого ядра, откуда обычно берут идеи, вдохновение. Издалека колышется длинная полоса колющих и острых штыков, которые случайно пробившийся сквозь тучу луч, освещает и придаёт им неповторимый зловещий блеск. Буйствуя, ликовала военная музыка. Вровень с окнами вторых этажей (они стояли на третьем), раскачивались на ветру боевые штандарты и знамёна русской боевой славы, становившихся особенно ядовито-яркими, когда на них попадало солнце. А потом вдруг ударили звончатые тарелки, трубачи в бронзовых наплечниках, гарцуя на белых конях, пропели на горнах щемяще-тревожно. - Ага! – как-то нараспев сказал отец. Он знал все эти полки наизусть, как и Библию. – Это конная артиллерия, полк, трубы в котором из чистого серебра, полученные за Аустерлиц, за Бородино, за Плевну… При последнем слове он как-то невольно осёкся и замолк. И было, по каким причинам! Это была прошедшая совсем недавно война – за освобождение братьев славян от четырёхсотлетнего ига от Турции. Это всегда отдавалось в сердце болью – Сербия была всегда Родиной, и она многое значила в сознании всех троих людей, стоящих здесь, именно ей посвящались сны и раздумья, потому что она – Родина. Пусть Родина и там, где человеку хорошо, но зачастую это слово «хорошо» связано именно с родными краями. Правда, Николас настолько долгое время прожил в своей Сербии, после того, как семья иммигрировала из России, что он уже только её считал своей Родиной, в то время как эта великая страна с её бескрайними просторами осталась в памяти какой-то загадочной, полной тайн и так и не раскрытой. — Узнаю курносых — павловцы! А вот и преображенцы — краса и гордость лейб-гвардии, вологодские Гулливеры… - продолжает вещать отец. Но кому он говорит? Ветру? Себе или тому маленькому смышленому младенцу, который с очарованием смотрит на мир? Шестёрки могучих першеронов увлекали лафеты за повороты улиц. С тихим шелестом шагов, словно торопясь куда-то, под ними двигались низкорослые крепыши в белых рубахах, и все они были в сапожках из ярко-алого хрома. - Как будто сапоги вымазали в крови! – прошептала мать, крепче прижимая к себе младенца. Ей было как-то страшно. - Апшеронцы, милая, - вновь поясняет отец, словно был какой-то ходячей энциклопедией. Раньше ему доводилось быть полковым попом, что отчасти и объясняло знания. – Это в битве при Кунерсдорфе – стояли они по колено в крови. И выстояли! Войска прошли под окнами, стали медленно удаляться вдаль. Улица сразу стала скучной, унылой. Возникло ощущение, что на ней уже давно никто не живёт и ничего не происходит. Медленно картина стала расплываться, и постепенно Николас возвращался в реальный мир, полный не меньшей загадочности, чем этот. Видение было настолько реальное, что первые несколько секунд, как Николас пришёл в себя, он не мог понять, что с ним только что было – сон или реальность? Как-то это пугало внутренне. Резко он открыл глаза. В уши ударил городской шум, послышались чьи-то разговоры, шаги. Он вновь оказался в водовороте этого города. В глаза ударил яркий, ослепительный свет, который потом сменился привычной картинкой перед глазами, словно он и не покидал этот мир несколько минут назад. Видение долго не выходило из головы, но, в конце – концов, оно растаяло, и к Николасу вновь вернулась память, которая и сообщила ему, что воспоминание лишь только воспоминание, пусть и похоже на реальность. Он вновь стоял на маленькой улочке Праги. Окончательно придя в себя, Николас прошёл несколько шагов. Он давно привык к подобным странным явлениям. Они преследовали его с детства. После умственного напряжения он начинал страдать от странного нарушения – появления чётких видений, сопровождающихся световыми вспышками, что, можно сказать, свойственно людям, обладающим парапсихологической мощью. Сильные вспышки покрывали картины реальных объектов и попросту заменяли мысли. Причём они могли застать где угодно и когда угодно, если до этого происходило какое-то умственное напряжение. Путешествие в этот мир впечатлений всегда сопровождалось яркой, ослепительной вспышкой наподобие той, что он видел недавно. Николас видел таких же, как он, или любой из нас, людей, он путешествовал по странам, заводил знакомства. Просто фантазировал. И всё благодаря этой особенности. Сильные вспышки света покрывали картины реальных объектов, и порой Николас не мог определить, где фантастика, а где реальность. Они заменяли его мысли, погружали в неведомую среду, реалистичные изображения сцен и предметов имели свойство действительности, настолько были схожи с реальностью, что их нельзя было отличить. Хотя сознание всегда подсказывало, что это – лишь видения. Эти новые ощущения пугали всю сущность. Разве такое может быть? Да это почти невозможно! Вполне ясно Николас отличал эти картины от воображаемых. Видения возбуждали его нервы, вдруг появлялись ночью совершенно реально и продолжали сохраняться даже тогда, когда он пытался убрать их руками. Чтобы избежать этих видений и мук, Николас старался переключаться на сцены из ежедневной жизни, и так возвращался вновь в реальность. В конце – концов, он исчерпал все знакомые ему картины дома и из ближайшего окружения. Пытаясь отогнать все эти призраки сознания, Николас заметил, что обычная жизнь терпит поражение, уступая место реальности этих видений, которая становилась всё вернее. Инстинктивно, он начал совершать экскурсы за пределы своего маленького мирка, в котором он жил. Вскоре Николас увидел новые сцены. Вначале последние были довольно туманны и убегали при попытке сосредоточиться на них, но потом их удавалось задерживать. Сцены приобретали силу и ясность, сделались конкретными, как и подлинные предметы. Это могли быть чьи-то воспоминания, просто мысли, огромный, неисчерпаемый источник, всего того, что обычно скрыто от глаз простого человека. Как вскоре выяснилось, что лучше всего он чувствует себя именно тогда, когда расслабляется и даёт волю своему воображению. Тогда к нему приходили блестящие идеи, до этого уж никак не появлявшиеся. Постоянно появлялось что-то новое, незыблемое, и так начинались ментальные путешествия. Каждую ночь, а иногда и днём, оставаясь наедине с собой, остправлялся Николас в неведомые места. Куда он попадёт в следующий раз, он не знал и не догадывался, отчего было ещё интереснее. Фантазия влекла дальше и дальше, открывая неведомые завесы тайн, показывая то, что никому бы в голову не пришло. То и дело возникали новые эмоции, чувства, мысли. Николас сразу понял, что погружаться в свои ментальные путешествия получается именно тогда, когда он задумывается, уходит в себя – мозг автоматически отключался от внешнего мира и переносил в другой. В состоянии расслабленности, перед тем, как впасть в сон, так же приходили интересные видения. Закрыв глаза, Николас прежде всего замечал тёмный однотонный голубой фон, наподобие ясного беззвёздного неба. Затем всё это покрывалось яркими цветными кругами, которые вибрировали, перемещались, переливались всеми цветами радуги. Линии становились светлее, изображение начинало покрываться точками мерцающего света. Постепенно, всё становилось чётче, пока не приходило в состояние действительности. Каждая ночь была для Николаса не менее важна, чем день. Зачастую именно тогда вместо обычных снов он попадал в другой, красочный мир, и он был ему дорог не меньше, чем родной дом или семья. К нему приходили в этот момент самые блестящие идеи и свершения. Тогда он вызывал к себе какое-то вдохновение. Все эти миры были столь же интенсивны в своих проявлениях. Потихоньку он открыл ещё одно свойство своего странного разума. То, что он мог путешествовать по миру, находясь у себя в комнате, - ему показалось мало. Николас вскоре обнаружил, что может в таком состоянии, прямо в видении, экспериментировать. Он мог черкать на листах какие-то задачи, и в итоге решив их, без ущерба переносить на бумагу, как только решит их. Семья учила экономности. А это свойство позволяло экономить по-чёрному. Николас мог беспрепятственно совершать в видениях то, чего не мог сделать наяву, от того они и стали для него очень важными, как и реальный мир. Порой это успокаивало. Но подчинить эти вспышки себе он так и не научился. Поэтому он никогда не знал, где они застанут его в следующий раз. От мыслей Николас вновь решил вернуться к реальности. Среди потока голосов, бытовавших на этой маленькой улочке, резко выделились пара мужских и дерзких. Повернув голову, Николас мгновенно увидел, как в конце улочки, что плавно перерастает во что-то большее, мельтешат несколько людей. Это сразу как-то заинтриговало сознание, и горя простым любопытством, он решил подойти поближе. Любопытство порой вершит большую часть дел, на которые невозможно было решиться и настолько запутывает в хитросплетениях, что порой не все выпутываются. Видение растворилось и окончательно исчезло в закоулках памяти, вновь дожидаясь своего звёздного часа, боясь его упустить. Николас уже и забыл про него, думая только о том, что успело ухватить его зрение. Он быстрой, мельтешащей походкой оказался рядом с местом события. Взору открылась довольно интересная картинка: Возле улицы стоял большой автомобиль, возле которого возились в отчаянии три человека. Поспорив друг с другом о чём-то (слов Николас не расслышал), они перешли на более высокие тона, а потом кто-то открыл капот, после чего в злости махнул рукой. На человеке, потерявшем всякое терпение, была простенькая рубашонка, в некоторых местах чем-то испачканная. Был он небольшого роста, но глаза сияли какой-то злостью и одновременно осознанием собственной правоты, которую никак не докажешь другим - остальным стоящим тут людям. Смотря сверху - вниз на маленького, копошащегося и нервного человечка, другой всем взглядом пытался показать заинтересованность в этом предприятии, но выражение показывало скуку – выдавало его! Протянув басом что-то, крепкий и высокий человек с нахмуренными бровями начал приводить в доказательство своей правоты какую-то теорию, что ещё больше взбесило маленького человечка, который в ярости топнув ногой, отсоединил что-то от капота, в злости отвернулся, столкнулся взглядом с Николасом и вновь вернулся к своему творению, пытаясь что-то доказать, яростно размахивая руками, тонкими, как прутья. Высокий человек закачал коренастой большой головой, и в доказательство своей правоты подозвал к себе другого человека. Спор длился долго, причём оба размахивали руками, как мельницы, в отчаянии жестикулируя. Тот, кого подозвали, сдвинул на лоб кепку, ударил себя ладонью по лбу, и думая, что он тут умнее всех, втихаря стал копаться в капоте автомобиля. По мере того, как голоса повышались, Николас понял, что это электромобиль они пытаются починить. От этого знания стало ещё интереснее, он подошёл ближе. Люди были настолько увлечены спором между собой, что, кажется, уже забыли, что на улице есть кто-то ещё кроме них. Вновь маленький человек топнул ножкой, изобразив неслыханный гнев, на что большой рассмеялся и, выхватив какую-то тетрадку, принялся что-то показывать и поучать. Это ещё больше взбесило зачинщика, который неожиданно обернувшись, увидел, как другой человек пытается починить причину спора. Маленький человек что-то заворчал себе под большой прямой нос, резко отстранил приглашённого, и думая о том, что его мнение – единственно верное, принялся сам колдовать над машиной. Попыхтев, поворчав, понял, что ему это не удаётся. И резко крикнул, что во всех бедах виноват именно высокий и большой мужчина, что это он испортил всё. И виноват в том, что он не может починить поломку. - По той теории, что нас учили, - с учительским тоном сказал маленький человек, стараясь надоесть, - такого быть не может и не должно. Большой человек промолчал, после чего сладко зевнул. Взгляд его упёрся на сам автомобиль. Машина имела чёрную, переливающуюся на свету краску, что создавало эффект глянца. Спереди здорово выделялись фары, которые непонятно для чего, горели во всю мощь, хотя на улице было довольно-таки светло. Большие колёса, в которых отчётливо различались спицы, ярко выделялись на фоне цвета автомобиля. Высоко поставленная крыша, через окна виднелись кожаные сидения. Всё, как положено. Запнувшись обо что-то, Николас, чтобы не упасть по инерции сделал два шага вперёд. Здание, вдоль которого он шёл, здорово контрастировало с другими домами Праги. Обшарпанное, с гигантскими окнами, похожими на пустые глазницы, а сама постройка глубоко устремлялась вверх, к небесам. Тротуар сам был небольшой, поэтому обойти автомобиль можно было, только выйдя на дорогу, благо тот стоял плотно к зданию. Николас поступил точно, следуя этой нехитрой инструкции. Он подошёл сзади, остановившись в нескольких шагах, боясь попасть под горячую руку кому-нибудь. Все трое мужчин разом склонились над капотом, что-то ворча и доказывая. - Да не мог он сломаться! – рявкнул сердито маленький человек, и для эффекта своей правоты, гордо провёл рукой по стоящим, как солома, волосам. Большой человек с выводом спешить не стал, и почесал в голове, искренне веря, что от трения пальца о волосы должно прийти решение. - Может ему просто зарядки не хватило? – выдвинул свою версию стоящий рядом человек, который был кроток на слова, зато скор на дело. – Эти электродвигатели – штуки такие, что только и жди от них чего-нибудь плохого. Сколько их уже сломалось за то время, что я работаю. - Ага! Но деньги нам платят ведь не за то, сколько их сломалось на нашем счету, а сколько мы починили. Нет, я думаю, причиной поломки стало другое. Не знаю, как сформулировать. Этот случай первый в моей практике. И вообще, надо бензиновые двигатели ставить, с ними меньше проблем, больше пользы. - Ну, ты, друг загнул! Тогда надо не газеты читать, а нормальные книги. От них тоже больше пользы, чем от первых, во! - Раз ты такой умный, вот тебе проводки, вот тебе двигатель, иди же, покажи нам свои умения, ты же тут умнее всех! Электротехник первого разряда! Как же, всё знаешь, всё умеешь! - Пять минут ты доказывал, что ты тут самый главный и работу над этим двигателем ты мне не доверяешь. А теперь меняешь свои убеждения. Хамелеон! – обрадовавшись точно подобранному слову, человек, словно чеширский кот, расплылся в улыбке. Вновь зашёл спор, который окончился тем, что оба стали расписывать недостатки электродвигателя, сравнивая его с бензиновым двигателем. Затем, так же плавно они перешли на ныне существующую тему, выливая всё зло на неё. Особливо переложив вину на хозяина автомобиля. Поняв, что может проворонить свой звёздный час, Николас встал за спиной большого человека и открыл было рот, как с пылом и жаром закричал тот, за чье спиной стоял серб. - Если от криков заработает двигатель, то ты сможешь получить солидную премию. Но, как видишь, усилия твои бесполезны. А от того, что ты переспоришь меня, он так же не заработает. - Ах так?! – взвизгнул маленький человек. –У меня опыта больше твоего, у меня есть стаж, я владею множеством наград, и я знаю, как его починить! Но у меня дрожат руки! - Дурак ты, - мудро заметил большой человек, глядя куда-то вдаль, за автомобиль. - Извините, - встрял Николас в разговор. Слово было сказано как-то неуверенно, боязливо, словно это приехал не молодой парень, готовившийся поступать в высший университет, а какой -то первоклассник, ещё и жизни не нюхавший. Большой человек медленно, театрально обернулся и взглянул сверху-вниз на человека с горящими глазами и неуверенностью в лице. Увидеть он явно ожидал какого-то маленького ребёнка, посему удивление заплыло на его лице, когда он увидел молодого серба. Многозначительно растянув лицо, создав выражение высшей понятливости, человек показал рукой вперёд, пропуская Николаса к своему давно назревшему в голове плану. - Это кто тут тявкает? – посмеиваясь, спросил маленький человек, смотря на Николаса. - С тобой не тявкает, а говорит… - начал грубо и мощно серб, но это привело в ещё больший хохот маленького человека, и он обнажил свои белые зубы. - Мальчик, милый ты наш, а ты случайно не ошибся улицей? В глазах Николаса засветилась злость. Большой человек и его приятель с интересом следили за происходящим. Уж больно их заинтересовал этот молодой человек в потёртом пиджачке. Он следовали логике – раз кто-то влез в разговор, значит, он знает что-то такое, о чём не знают все трое. Или просто выпендривается. Время покажет. - Господа, как я понял, у вас проблемы с электродвигателем? - У нас? – продолжал парировать маленький человек. – У нас нет никаких проблем. Они у хозяина автомобиля. Мы справимся вообще без посторонней помощи. Попрошу вас отойти, а то ещё испачкайтесь ненароком! У вас такие нежные ручки, не дай Бог испачкать. В голове Николаса уже была идея, и он не собирался по прихоти какого-то противного человека выбрасывать её из головы как ненужную. В голове встал чертёж из журнала, что находился сейчас под мышкой. По нему он изучил строение и принцип действия этого электродвигателя. Кажется, здесь такой же принцип. Отчего бы не проверить себя? Пусть это и будет выглядеть со стороны хвастовством, но на этом можно заработать деньги. Немалые деньги, на которые можно купить что-нибудь поесть – голод периодически напоминал об этом. После очередной рези в желудке Николас решил продемонстрировать себя этим незнакомым людям. - Я прекрасно разбираюсь в устройствах такого типа, как это. Кажется, я могу починить его. Дайте мне лишь заняться этим. - Кажется – крестись! – человек сунул себе в рот какую-то травинку и стал нервно его покусывать. – На каком основании мы должны тебе верить? Да кто ты такой вообще? На вид я дал бы тебе десятый класс школы. Что ты можешь знать об электродвигателях?! Ты, сопляк? Не поддаваться на провокации. Но как? Легче нейтрализовать раздражителя, а потом уже заниматься тем, что выгодно. Когда тот в очередной своей издевательской лекции выдвинул руку вперёд, жестикулируя ей, Николас мгновенно ухватил человека за запястье, потянул на себя и подставил подножку, после чего удивлённый человек шмякнулся подобно мешку муки на тротуар. Присев, он ещё долго не мог придти в себя – настолько это было неожиданным поворотом для него. Закрыв открытый от удивления рот, на человека нахлынула такая ярость, которую бы хватило, чтобы три раза опоясать земной шар. Самый кроткий участник спора, поспешил утихомирить маленького человека, а то иначе ремонтировать пришлось бы не только электродвигатель. А деньги, уж таковы они – их много никогда не бывает. - Не знал я, Витус, что тебя может уложить на тротуар даже простой студент. Правильно я говорю? - Я не совсем студент, - поправил Николас, - я только буду им в ближайшее время. - Сказано так, словно бы вы обязательно поступите, куда хотите. Хорошие перспективы, сударь. Говорите, поможете с электродвигателем? Он нам измучил весь Божий день. Милости просим. - А если он его испортит? – спроси сидящий на тротуаре человек. – То есть доломает? - Это кто там тявкает? – стал подражать Николас. - Остряк, - брезгливо сказал тот в ответ, - спорю на тридцать пять чешских крон, что этот молодой человек не сможет и на миллиметр продвинуться в том, чем занимались мы. У него нет никакого образования, а по книжечкам судить о своих способностях каждый может. Я по теории вообще отличником был. А вот – практика, это вообще другая наука… - Хорошо! – согласился на условия большой человек, достав пачку денег и, отсчитав из неё ровно тридцать пять крон. Молодой человек опешил. Он и забыл, что только что проговорился о том, что готов поспорить на всё что угодно. - Нет-нет! Я вас умоляю, к чему такая спешка? Я думаю он нам просто покажет пару новых приёмов, которыми мы не владеем, и как бы хватит. К чему лишние споры? Нам и так мало платят, - заторопился человек, отчаянно размахивая руками, что жесты его стали неподвластны невооружённому глазу – настолько быстро он махал руками. - Слово не воробей, - вылетит, не поймаешь! – сказал, как отрезал, большой человек. Маленький человек неторопливо поднялся с тротуара и лихорадочно принялся хлопать себя по штанам, стряхивая пыль, хотя последние и так были грязные ввиду грязной и длительной работы, которой он занимался. Всё ещё с какой-то опаской поглядывал он на Николаса, боясь, как бы тот не выкинул ещё что-нибудь подобное, из-за чего можно очутиться на брусчатке. - Я смотрю, молодой человек раньше чем-то занимался и имеет слабые нервы, - подметил человек, растягивая слова, слегка их напевая. – Господа, а почему ж именно тридцать пять крон? Я предлагаю снизить ставку ввиду морального ущерба, нанесённого мне. - Сам напросился. Али боишься проиграть какому-то смазливому сопляку, только вчера закончившему школу, а Витус? Ты же это пытаешься нам доказать, если я не ошибаюсь, - поддел удачно большой человек, явно находящийся на стороне Николаса. – Я очень удивлён, что этот молодой человек не растёр тебя по земле, как это водится у более сдержанных людей. Обзови ты меня, я думаю, кости бы ты свои ещё долго по всей Праге искал бы. - Странно, - протянул самый кроткий человек, - стоило Гаю куда-то отлучиться, и у нас тут же наступили проблемы. Неужели мы самые удачливые кандидаты в его компании? - Ха, улицу подмести ты всегда успеешь. Электротехников толковых сейчас почти нет – они на вес золота. Кто знает, может этот молодой человек именно тот, кто нам подходит? Николас открыл было рот, чтобы что-то добавить, но так и не найдя, чего, поспешно его прикрыл. Он привстал чуть в стороне, с интересом наблюдая за событиями, и смогут ли таки эти столь разные по характеру и складу ума люди, договориться о чём-нибудь. Единственное, что их объединяло, - это работа и деньги. Маленький человек, которого называли Витусом, ещё что-то сказал большому, но слов Николас не услышал, да и не слушал в принципе он этот разговор – его интересовало другое, как подступиться бы к двигателю, а то, чувствуется дело до него не дойдёт. Надо о себе как-то заявить. Но как это водится, всё уже сделано до нас. Сейчас этот принцип применил на жизни этот самый Витус. - Но у этого молодого человека нет образования! – опять стал искать оправдание униженный, но так не считающий маленький человек. - Ха, да будь у тебя хоть десять высших образований, я бы ни за какие гроши не взял бы тебя сюда – как был дуб дубом, так им и останешься. Иметь с тобой дело, всё равно что обретать себя заранее на поражение, - посмеиваясь, сказал большой человек, кося взгляд на Николаса. – Господин, вы не соглашаетесь на спор, который, вы уверены, выиграли бы в свою пользу? И при этом говорите, что вы самый рискованный человек? - Ах так?! – вновь взвизгнул Витус, - на, на эти свои тридцать пять крон, подавись ими! Оставь меня в покое! В этот момент Николаса вновь скрутило от голода, и он схватился за живот. Большой человек внимательно наблюдал за появлением выражения боли на лице человека, и прекрасно понял причину неприятности серба. Он вновь пересчитал свои деньги и громко сказал, чтобы слышали все участники спора: - Даю слово, если этот молодой человек починит электродвигатель, я покормлю его на свои деньги! - Ставлю тридцать пять крон, что он его не починит! – невозмутимо сказал Витус, обнаружив в себе приступ решимости. Спорщики пожали друг другу руки, после чего указали Николасу на капот автомобиля. Серб приблизился с жаждой доказать себе что-то к автомобилю и склонился над ним, суматошно перебирая в голове все схемы, чертежи. Тщательно вспоминая каждый. Пока голова вспоминала и думала, руки инстинктивно потянулись к электродвигателю и принялись копаться в капоте. Кроткий человек сел за руль автомобиля, готовый при удачном стечении обстоятельств завести машину. По мере того, как Николас это делал, улыбка, злобная и беспощадная, на лице Витуса стала появляться всё чётче и чётче. Внимательно следя за тем, что делает Николас, в определённый момент он воскликнул, радостно хлопнув себя по штанам: - Вы посмотрите, он даже не те провода берёт в руки, олух царя Небесного! Я же говорил, что этот человек ни с чем не сможет справиться! Да вы посмотрите, как неуверенно он копается в капоте, явно же от того, что ничего не смыслит и не пони… Витус не договорил, так как его речь прервало обстоятельство одно. Машина… завелась! Он от удивления разинул рот, а глаза Николаса радостно заблестели. Возился он недолго, как оказалось точно и верно. Одобрение засветилось в глазах большого человека. Он взглянул на Витуса, и без лишних слов выхватил из его рук тридцать пять крон, на лице маленького человека читались досада и поражение. Он этого не ожидал! - Вот ваши деньги, молодой человек. Прибавьте к ним мои, и идите есть. Я думаю, своими знаниями вы это заслужили. Побольше мы нам таких понятливых людей. Пусть без образования, зато с головой, - он многозначительно посмотрел на Витуса. Николас с радостью взял в руки деньги. Настоящие деньги. Он повернул голову, и, уловив взглядом какой-то небольшой магазин, решил припустить туда, чтобы не дай Бог, не развилась язва желудка. Первые деньги, заработанные в незнакомой стране за свои ранние знания. Вот они ему и приходились. Есть хотелось ужасно, ни с кем не попрощавшись, Николас кинулся бежать в магазин. Скорее! Скорее! С ночи во рту не побывало и жалкой крохи во рту! - Молодой человек, постойте! Обернувшись назад, Николас обомлел и остановился. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 11 марта 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 11 марта 2011 (изменено) Уж не знаю, читает кто или нет, но размещу: Глава четвёртая Всё началось с закона о бутерброде. Взяв на нож масло из фирменной, разукрашенной яркими красками коробочки, человек не спеша намазал его на хлеб, но на миг о чём-то задумался, и нож резко соскользнул вниз, задев руку, которая от неожиданности выпустила хлеб, после чего тот упал на стол. Прокляв изобретателя закона о том, что бутерброды падают маслом вниз, Гай Гезенфорд поднял с брезгливостью хлебец от скатерти. Во рту встал неприятный привкус. Есть расхотелось. Всё сливочное масло осталось на скатерти – ещё экономность называется. Треть коробки ушла впустую. С презрением тем же ножом пришлось отскрёбывать масло от скатерти и выкидывать – вкус скатерти портил всё. А ведь последнюю только вчера постирали, выгладили, и всё, чтобы он её сейчас испачкал своим любимым сливочным маслом. Растяпа! Из царапины на руке пошла кровь. И тогда Гай понял, что день не задастся. Как он понял это впоследствии, его предположение подтвердилось. Надо было торопиться, а посему, так и не позавтракав, - случай с бутербродом отбил всякий аппетит, Гай поспешил прочь из четырёх стен навстречу миру и новому дню. Три раза пришлось возвращаться туда и обратно, благо он забывал постоянно что-то – всякие мелочи, бумаги, ключи, но без них он будет бесполезен, и вряд ли то-то сможет сделать один. Он быстро и решительно выскочил на улицу, осмотрелся. Затем проверил, всё ли взял с собой, и, убедившись, что в четвёртый раз возвращаться не надо, прогулочным шагом отправился туда, ради чего он оказался здесь. За те несколько дней, что Гай провёл в этом городе, он его просто невзлюбил. Если бы не дела, связанные с работой, его бы калачом не заманили бы в этот маленький хорватский городок. Но так уж получилось, что, во-первых, он лучше всех других имеет дороги к Праге, а во-вторых, здесь проходят то и дело какие-то собрания, благо большая часть филиала компании «Wingerfeldt Electric» из-за большой прибыли располагалась именно тут. Правильнее сказать, отсюда и началась эта компания, основанная в далёком 1895 году знаменитейшим на всю Европу учёным Вингерфельдтом, пребывавшем сейчас в апогее славы. Поэтому хочешь ты, или не хочешь, а ехать сюда надо. Благо деньги – без них никуда. Да и работу потерять не хочется. Этот город был распложен чуть выше границы Сербии и Австро-Венгрии, через него проходили важнейшие пути и дороги. Назывался этот город Госпич. Отсюда же, к сведению, была и мать Николаса Фарейды. И снова вернёмся к теме. Гористый и малонаселённый район ничем не радовал Гая. К слову сказать, он побывал во многих городах Европы. Большую их часть знал как свои пять пальцев. Никто так часто не ездил по городам и странам, как он. Никто не знал так хорошо Европу как он. Куда бы Гай не попал, он смог бы выбраться отовсюду. Знал несколько языков, что тоже неоднократно выручало его. Родился Гай Гезенфорд на острове Великобритания, но так уж судьба сложилась, что покинув своё гордое и независимое островное государство, он принялся колесить по всей Европе, находя себе связи, друзей, заводя знакомства. Эти знания сделали его одним из самых ценных сотрудников компании, и ведь недаром же сам основатель отмечал его ловкость и сноровку как один из главных успехов компании. Благодаря этим связям Гай всегда, независимо от места своего положения был в курсе всех вещей и новостей. Эти же знакомства позволяли развивать бизнес дальше, выходя далеко за рамки плана. Прибыль, - вот что было самое главное, для чего жил Гай. Он не любил феерических проектов, если думал, что это пустое высасывание денег. Главным для него была чистая прибыль, которую он отрабатывал на полную катушку, целыми днями крутясь как белка в колесе. А ведь всего пять лет назад он, один из ценнейших сотрудников компании, под рукой которого сосредоточилась мощная империя электрических машин постоянного тока, был простым бедным мальчишкой, вышедшим из разорённого рода бедных купцов Уэльса. Когда родился второй ребёнок в семье Гезенфордов, родители пребывали в печали – кормить, и одевать сына было не на что. Более ли менее его выходили, причём одежда ему, всегда доставалась от старшего брата, и он её донашивал – так как денег в семье не было, и давно последняя увязла в долгах. В ежедневный рацион входил самый дешёвый суп из воды, разведённой молоком и куском чёрствого, иногда и с плесенью хлеба. К тому моменту, когда Гая пора было записывать в школу, он настолько выглядел ужасно по сравнению со сверстниками, что год родители пребывали в метаниях, не зная, что делать. Худощавый, со впалыми щеками, острым взглядом, а в общем-то кожа да кости, он выглядел просто ужасно. Во многие школы Гая не брали из-за низкого происхождения родителей. По блату, благодаря хорошим знакомым, его зачислили в школу Правоведения. Ибо для статуса его родителей, Гая пришлось бы зачислять в учреждение, полное всяких отбросов общества и существующее на одном честном слове. Там-то Гай и ощутил, как сильно отличается его семья от других. Многие ученики приезжали на холёных рысаках, а ему, ни свет, ни заря, едва выпив горькой отстоявшейся воды, и размочив каменный кусок хлеба, идти по грязи, по лужам вперёд, к школе. Не дай Бог опоздать. Да, он был отличником. Но из-за того, что его фамилия как-то позорила школу (согласитесь, отпрыски дворян в начищенной одежде и этот молодой человек в изорванной – вещи несовместимые), его имя даже не помещали на мраморную доску, где значились имена лучших. Над ним всегда посмеивались, по классам ходили карикатуры, как он с сальной свечой учит уроки поздно ночью. Уже тогда общество вызывало у него презрение, он видел всю его порочность и глупость, думал, что когда-нибудь придёт то самое золотое время, и он сможет отомстить за все свои унижения. Каждый день, идя домой из школы, Гай всегда заворачивал в маленький переулок, где покупал у одной старушки молока – без него. Не было бы того самого супа, а если точнее, обеда и ужина как такового. Молоко здесь было дешёвое, часто разбавленное, но все, же лучше, чем ничего. На это ему давали отдельные деньги- копейки, но их он берёг как зеницу ока. В один прекрасный день, идя после школы, он настолько ушёл в себя, что случайно завернул в другой переулок, похожий на этот. В центре него простые мальчишки играли в какую-то игру. Монеты звонко падали на брусчатку и катались по ней. Кто-то обиженно, кто-то наоборот радостно при этом вскрикивал. Тогда Гай и понял, что завернул не туда. Но любопытство взяло верх, и он остался посмотреть на эту игру. Теперь постоянно, после школы он забегал сюда, наблюдая за забавами детей. Гай чувствовал в них что-то такое, родственное себе. Он видел в них подобную простоту, и думал, что лишь они смогут его понять. Ребята давно заметили Гая, взяли себе на заметку. Удостоверившись, что в нём напрочь отсутствует что-либо подозрительное, они пригласили его в своё тайное общество. Мальчишки показали ему свою игру на деньги, полную азарта и увлекли за собой Гая. Они увидели в нём нечто, за что приняли, как своего. С этих пор часть денег уходила на игры. Молоко теперь покупалось через день, потом через два… Затем Гай вообще привык к пустой похлёбки из воды и нескольких брошенных в неё обрезков овощей, и решил, что деньгам надо найти лучшее применение, чем тратить их на молоко. Позднее по школе потекли слухи о связи его с уличными бродягами, разразился крупный скандал. Учителя кричали, что не хотят учить ученика, имеющего связь с такими отбросами общества. И что приняли они Гая по блату. Но никто, ни разу не упомянул заслуги в учёбе. Учителям грамоты были не интересны, ими будоражила личная неприязнь к бедному ученику в изношенной одежде. Зачастую, слухи они и распускали. А высшее сословие в поисках новых издевательств ходило частенько за Гаем по пятам. Родители об этих связях ничего и не узнали – с утра до ночи они работали. Старшего брата мало интересовала жизнь Гая, он тоже относился к нему с насмешкой и пренебрежением. У младшего Гезенфорда никогда не было друзей, и общество этих ребят сразу привлекло его. Он проводил там многие часы, но тщательно выбирал время, чтобы возвращаться домой до прихода родителей. Потом Гай стал прогуливать уроки, чтобы дольше побыть в этой компании, таких же, как он, отвергнутых обществом. Здесь он и узнал, что все его новые друзья – уличные бродяги, на жизнь зарабатывают себе мелкими кражами. На коих специализируются просто прекрасно. Часть денег проигрывается в эти игрища, на другую они покупают себе еду. И то, последнюю зачастую тоже воруют. Гая научили мошенничеству, воровству. Он ловко мог выхватывать незаметно кошелёк у прохожего, заговорившись о хорошей погоде, обозреть, у кого самая красивая сумочка, и из какой лучше всего получится совершить кражу. Мог совершить и грабительство – быстрее и ловчее его не было во всём городе. Развивая подобную прыть, Гай мог сбежать от любого взрослого. Худощавость позволяла пролезать в самые узкие щели. Это занятие сделало Гая сытым и открыло ему новую жизнь, о которой он мог читать и видеть лишь на картинках. Он понял, что значит вкусная еда. Понял, что значит ни в чём не нуждаться. Это вызвало ещё больший гнев к тому обществу, восставшему против него. В нём заметили перемену, худоба немного спала, на щеках появился румянец, рост немного увеличился. И тогда он решил обмануть весь этот порочный свет с его древнейшей аристократией. Заканчивая старшие классы, ему пришла мысль подделать документы. Вскоре погиб старший брат, разбившись с лошади, и семья решила переехать в другой город. Гай пытался доучиться по-человечески, но вскоре бросил, ибо надо было искать работу. Причём такую, на зарплату в которой можно жить. И он с этим справился, хотя это занятие было для него нудным, и высосало последние силы. Он сменил себе фамилию на более звучную, подделал документы, дабы его смогли принять на работу и стал получать свои первые заработки на предприятии, где изготавливают дверные замки. Сердце ёкнуло в груди, когда он давал поддельный паспорт, тогда секунды казались днями… Но его приняли на работу, даже без вопросов. Так Гай стал мастером по изготовлению замков. Его даже взяли на какое-то мероприятие уровня всего графства. Там он показал, как можно закрывать и делать замки. Стоя над очередным замком, его посетила страшная идея. Ведь если он может закрывать, то значит, он может и открывать замки! Это открытие поменяло на корню всю жизнь. Когда Гай стал работать, он дал себе слово завязать с воровством. И прибегал к мелким карманным кражам лишь в крайнем случае. Когда не хватало денег. Беда только в том, что их не хватало всегда. Деньги уходили в неведомую пропасть самого необходимого минимума для жизни человека. Научившись вскрывать замки, он стал этим пользоваться. Но старался особо не светиться, прибегал к этому способу редко, обычно расходуя все свои ловкость и сноровку на мелкие кражи. Попусту он был профессиональным «щипачом». Как-то раз, идя по улице, он заметил галантного джентльмена, от которого пахло духами, имеющий выглаженную одежду и тросточку, тихонько стучащей при соприкосновении с камнем. Гай особо заострял внимание на мелочах, поэтому лицо человека он видел мельком, а если бы пригляделся, то смог бы узнать, что это известный миру Александр Вингерфельдт, начинающий творец будущего и тщедушный юнец. Взгляд остановился на кармане пиджака, из которого заманивающее торчал портмоне. Глаза Гая загорелись, он вспомнил, что ничего сегодня утром не ел, и решил не отказать себе в удовольствии обокрасть этого статного господина. Валлиец подошёл незаметно сзади, изображая спешащего куда-то прохожего, в тот момент, когда он обгонял человека, рука пролезла в карман за кошельком, и… уже больше не высунулась. На руке молодого парня подобно клещам оказалась рука Вингерфельдта. Гай продолжал по инерции идти вперёд, и в тот момент, когда он должен был упасть, а заодно и вывернуть себе руку, пострадавший подхватил его в полёте и поставил на ноги. Пойман с поличным. Нет ничего хуже для карманника. Впрочем, и для любого другого вора. Первый раз за четырнадцать лет криминального пути. Гай осмелился поднять глаза на бдительного прохожего и увидел пред собой молодое лицо человека, по взгляду, казалось бы, прожившего всю жизнь. Хитрая улыбка мелькнула на его пухлых губах. Когда рот расплывался в ухмылке, на щеках проявились какие-то ямочки, человек имел двойной подбородок. Слегка начинали пробиваться усы, волосы были светлые, русые и зачёсаны назад. Всем видом человек выражал аристократа собой. На нём был надет какой-то стильный пиджак, всем видом подчёркивающий положение в обществе. Нос был миниатюрный, не портящий его, а даже наоборот, украшающий. Брови были чёрные, но не густые. Ботинки были надраены до блеска. Внешность этого человека вызвала восхищение у Гая. Он никогда не видел таких людей. Человек взглянул сверху - вниз на пойманного Гая, с каким-то чувством собственного достоинства и важности. Затем он хриплым, но приятным на слух голосом произнёс: - Молодой человек, давайте… - Гай насторожился. – Познакомимся! Моё имя Александр Вингерфельдт, а как истинно звучит ваше, ведь наверняка у вас поддельные документы! В доказательство своей правоты, из рукава молодой человек извлёк поддельный паспорт Гая. У последнего пробежалась дрожь по телу при виде этого. Рука вздрогнула, глаза удивлённо расширились. Вингерфельдт властно улыбнулся, и к Гаю вернулось самообладание. Какое-то очарование было у этого человека, что Гезенфорд мгновенно поддался ему на удочку. Эти безобидные глаза и этот трюк с паспортом заставил Гая обнажить душу перед этим человеком и говорить только правду: - Я Гай Гезенфорд. Кратко, и в тоже время полно ответил он. Вингерфельдт что-то взвесил в уме, делая какие-то выводы, потом отпустил руку вора, решив, что тот всё равно не убежит. Что и оправдалось. Гай стоял, словно завороженный и околдованный неведомой силой гипноза. Учёный взглянул назад, после чего обернулся и похлопав парня по плечу повёл за собой в какой-то менее безлюдный переулок. - И как же жизнь протекает в вашем Уэльсе? - Прекрасно, - нагло соврал Гай, выйдя из-под забвения. Врать ему было – что дышать. Но каким-то образом учёный и здесь уловил фальшь, однако подмечать её вслух не стал. - Я думаю, молодой человек, вы слышали кто я, и знаете, в чём проявляется мой род деятельности, - начал нараспев человек. После кивка Гая, продолжил. – Под моей рукой мощно начинает развиваться индустрия, которая получит мощное применение в следующем веке. Ставки и прибыль растут! Я уверен, что мои дела идут в гору. Сюда я приехал, чтобы получить финансовую поддержку от одного знакомого. - Простите, я не совсем понял, чем могу пригодиться я? – опешил Гай. - А в том-то и дело, мой юный друг… - Я вам не друг и не товарищ! – выпалил в отчаянии Гай, пытаясь сопротивляться гипнозу учёного. - Лучше иметь друга и союзника, чем делать из него себе врага, - мудро заметил Вингерфельдт. – Послушайте меня. Я вам только предложу, а вы мотайте себе на ус и думайте. Я всегда успею сдать вас в местную полицию. А вот переманить – только сейчас. Я собираю людей – ловких и дерзких, способных на самые отчаянные свершения и мысли. Мне кажется, вы для этого прекрасно подходите. Если сделать из вас приличного человека, дать вам еду и работу, я уверен, что я приобрету ценного сотрудника своей компании. - Да кто сказал, что я буду работать?! Вингерфельдт сунул тросточку под мышку и хитро взглянул на Гая. С каким-то сожалением. - Молодой человек, я непонятно изложил свою мысль по поводу полиции? - Ах, у меня нет выбора? - Выбор есть всегда, - мягко возразил Вингерфельдт, - идти работать или идти работать? Гай смирился со своей участью, и был рад, что его решили отпустить. Правда, хотелось бы знать, врёт этот молодой человек, или говорит правду. Он всё ещё осторожничал и пытался просечь какой-то подвох в словах знаменитого учёного. Кто знает, приглашать всякого встречного в свой проект – тут явно что-то нечистое. Надо бы побольше разузнать. - А почему именно меня? Вы всегда приглашаете первых встречных в свою контору? И как давно ваше предприятие начало взяло, чем оно занимается? – вопросы были заданы с упором на крайнюю степень подозрительности, что не заметить последнюю было очень трудно. Вингерфельдт немного помедлил с ответом, явно тщательно выбирая слова, боясь оплошать. Затем учёный одним ловким движением руки достал из внутреннего кармана пиджака какую-то бумажку, но показывать её Гаю не стал по некоторым причинам, решив, что ещё не время. Смотря куда-то за плечо карманника, он начал свой рассказ, который на удивление был недолгим и понятным. Даже интригующим. - Я вижу людей сразу, которые могут помочь мне в чём-то. Не знаю, дар это или нет, но я этим пользуюсь. Моя компания начала работать два года назад и именуется как «Wingerfeldt Electriс». Мы имеем мощную финансовую поддержку, закреплённую моей репутацией. Эта компания специализируется на машинах постоянного тока – будь то лампы, или электродвигатели. Ссылаться на то, что понятия в этом не имеете, - безрассудно. Могу помочь с этим вопросом и в короткие сроки вывести из вас толкового элетротехника. - Зачем мне познавать новую работу, когда меня вполне устраивает старая? – начал вставлять палки в колёса Гай, пытаясь разбить радужные мысли Вингерфельдта. Учёный тоже сдаваться не спешил, и чувствуя, что его испытывают на прочность, пытался всем видом доказать свою твёрдость духа и ума, и что ему действительно нужен этот ловкач и хам. - Старой можно заниматься, имея и новую работу, - выдавил улыбку тот. Спорить с Вингерфельдтом – опасное занятие, но Гай этого не знал, поэтому охотно клевал на удочку. Сети учёного всё сильнее спутывали его, хотя Гезенфорд, естественно, этого не ощущал. – В конце-концов, я что, зря стою и теряю здесь время с тобой? - Не знаю. Это вам не выгодно стоять, а меня как раз всё устраивает, - начал изгаляться Гай, проверяя, насколько хватит терпения у собеседника. Ни один мускул не дрогнул на щеке учёного. – Я не хочу рисковать. А вдруг ваша какая-то там компания возьмёт да и отдаст концы? И что мне делать? Куда идти? Без денег, без работы, в другой стране? - Но у тебя же есть старая работа, - подметил тонко Вингерфельдт, и Гай обиженно закусил губу, поняв, что у первого есть хорошие доводы и основания. Но когда-то же они должны кончиться! – Вот ты, друг, говоришь о риске. А ты не рискуешь, каждый день залезая в чужой карман? Тебя тоже всегда могут схватить за руку – и пиши, пропало. В этом плане – риск схож. Хотя, если ты потеряешь работу – в тюрьму тебя никто сажать не будет. В этом преимущество. Вот моя визитка – больше времени я не могу терять, найдёшь меня, если надо, в доме, подписанном ручкой внизу. Думай, друже, что лучше – дальше испытывать судьбу, пока не приведут в полицию или получить прекрасную работу в самой известной компании Европы? Гай выбрал второе. Хотя на размышление ушло два дня, и он никак не решался уступать этому мудрому господину с тросточкой в руках и ловкими пальцами. Взвесив все плюсы и минусы, он дал согласие, после чего с настоящим уже паспортом уехал из трущоб Уэльса в красивую златоглавую Прагу, раз и навсегда. И она заменила ему Родину. Работа навсегда поставила крест на ловкости рук, и Гай свою энергию стал применять совсем в ином русле – уже на благо прибыли, компании. Работа была доходной, да и сам Гезенфорд всю свою жизнь отдавал ей – чтоб накопить на квартиру. И это принесло свои плоды. Вскоре профессия позволила кататься по всей Европе, набираться опыта, и сделала Гая одним из самых незаменимых людей. Можно сказать, все машины, всё освещение на постоянном токе – всё это было у Гезенфорда в руках. Его имя появляется в заголовках газет, рядом с именем Александра Вингерфельдта. А ещё Гай переодически принимал участие в игре на биржах. После каждого выступления их компании, на биржах начинались паники и резкие падения акций. Дела продвигались, медленно, но верно… У Гая развилось несколько страстей к тому времени. Он научился профессионально играть в бильярд, на месте его работы стоял бильярдный стол, как ни странно, помогающий мыслить. Во время закатывания шаров в лузы к нему приходили блестящие идеи. А ещё Гай любил собак. Больших, мохнатых. Они были для него идеалом красоты и грации. Едва обзаведясь квартирой, где-то на рынке он сумел выхватить щенка, являвшегося примесью волка и лайки. Ближе друга, как эта собака, Гаю не было. «Собаки, они совсем как люди, ну а люди, совсем как собаки!» - любил подмечать Гезенфорд, вкладывая весь свой яд к обществу в эти слова. Ему думалось, что никто кроме любимого пса не может его понять. Животные – они преданные, честные. Их никогда не обманешь. И они тебя тоже. Но больше всего Гай отдавал предпочтение книгам. Ещё в детстве он глотал их – книгу за книгой. Неважно о чём, но главное – насытить свои знания. Он прослыл умным и начитанным человеком. За короткие десять лет жизни в Праге у него появилась обширная библиотека самых разнообразных книг и изданий. Он читал порой ночами напролёт, это собирало мысли в единое целое и придавало новый смысл дням, бегущим вперёд неустанно. И вот в один прекрасный день путешествия по Европе отправили его в этот забытый миром уголок – Госпич. Город сразу не понравился Гаю. Он его отчасти возненавидел. Сразу же, по прибытии, хотя поводов для ненависти не было. Однако последнюю подавить в себе Гай уже не мог. Деловая встреча, так называемая… Знает он их. Афиша красивая, а за ней прячется простое сборище мелкосортных людей, имеющих повод собраться и обсудить последние новости. И его заставили тащиться на эти старческие посиделки. Кошмар! Проходя мимо какого-то магазина, в отражении стекла Гай успел заметить себя. Вид ему не понравился – грязненькая полосатая рубашонка, кепка, нахлобученная на глаза, старенькие на вид штаны. Взгляд – как у дикого зверя, удивительно прямой нос, изо рта торчит сухая травинка. Вылитый портрет мошенника. Не, так он не пойдёт на встречу. Лучше сразить их всех наповал своей элегантностью. По крайней мере – есть шанс, что бабушкины посиделки, столь важные по мнению Вингерфельдта, окончатся в считанные минуты. Можно проверить эту теорию. Итак, шагая по улице, вразвалочку, не спеша, Гай свернул вправо и чуть не столкнулся нос к носу с прохожим. Тот от удивления отпрянул назад, чтобы не быть раздавленным ногой Гезенфорда, а потом по лицу обоих расплылась улыбка. Гай выплюнул травинку и показал свои белые зубы. - Феликс, какого чёрта тебя здесь носит! - Ха, это ты Гай, мой старый кореш? Здорово, дружище! – человек приветливо пожал руку Гезенфорду. Пожимая руку, Гай просчитывал в голове авантюристский план, как без денег получить костюм, в котором можно без стыда явиться на эту нужную встречу. Просчитав быстро, как калькулятор, все плюсы и минусы, он решил привлечь своего старого знакомого в своё рискованное предприятие. Сказал, - сначала костюм заимеет, потом прочее мероприятия по встрече двух старых друзей. Феликс возражать не стал. Гай вошёл осторожно в магазин, где, судя по вывеске, продавали мужскую одежду. Всё было стильно, элегантно, чисто, красиво – как положено. Потом ввалился Гай вразвалку со своим лицом, выражающим всё презрение рода человеческого, непричёсанными волосами, и походкой какого-то мелкого бандита или хулигана. Продавец взглянул на него и пугливо отстранился, боясь выходок этого молодого человека, внешне напоминающего матёрого главаря какой-нибудь банды. Самым противным, хриплым и скрипучим, как дверь голосом, Гай поинтересовался: - Так это у вас продаётся мужская одежда? - У… нас, у нас, - торопливо сказал человек и отошёл в сторону, чтобы не загораживать выбора товара. – Боюсь, вы вряд ли себе что-нибудь найдёте. - Посмотрим, посмотрим, - рука Гая заскользила по вешалкам, пока не остановилась на тёмном пиджаке, сразу привлёкшем его внимание. Одобрение засветилось в глазах Гая. – М-м-м, чистая шерсть... Какая приятная на ощупь. - Извините, господин, но это же самый дорогой костюм! - Ах, мне сегодня плевать на цены! К чёрту все деньги! Где тут у вас примерочная? Испуганный продавец показал рукой вперёд, и Гай цепко держа рукой пиджак, который станет скоро его собственностью отошёл. «Если блефуешь, надо самому поверить в свой блеф для реалистичности игры» - подумал Гезенфорд, надевая пиджак, а за ним и штаны, которые несчастный продавец поспешил найти по требованию. Разом преобразившись, Гай с одобрением взглянул на себя в зеркало, и вышел с пакетом, в который положил все свои старые вещи. - Ах, как прекрасно снова очутиться на свободе! – вздохнул он с радостью. Гай играл, как артист. - На с-свободе? – переспросил испуганно и дрожаще продавец. Когда Гай подошёл к зеркалу, чтобы полюбоваться на свой обновлённый вид, словно из-под земли явился друг. Феликс осторожно стал выбирать, куда вступить ногой, чтобы ничего не задеть. У него получилось это грациозно и тихо, как у кошки, что Гезенфорд даже не заметил неожиданного появления своего товарища. Он поправил воротник рубахи и обернулся, подпрыгнув вверх от неожиданности. Пот выступил на лбу, и он его вытер рукой, нервно улыбнувшись. Только сейчас Гай обратил внимание на внешний вид своего друга. Всё же лучше, чем когда он сам вошёл в магазин, – подумал Гезенфорд. У Феликса были большие глаза, то и дело обозревающие всё вокруг. Но никогда не находящееся в одном положении – слово «задуматься» к нему не относилось. Однако умственные качества, бесспорно Феликс имел. Гай всё списал на то, что его друг слишком быстро думает и не нуждается в детальном обдумывании планов – всё приходит стихийно, быстро – и в этот миг Феликс является кем-то вроде проводника идей. На друге Гая был одет тёмный деловой костюм, если его так можно назвать. Тёмные волосы были сальными и растрёпанными. Глаза были цвета изумрудов, такие же ядовитые, и в тоже время притягивающие. Какое-то беспокойство бушевало в них. И волнение. Не то наигранное, не то настоящее. Впрочем, не важно это. У Феликса был большой нос, тонкие губы, широкий подбородок, а брови нависали над глазами, что всегда создавалось ощущение, что их обладатель явно где-то витает вдали. -Ха, друг это ты! – по-настоящему сыграл Феликс и от радости хлопнул в ладоши. – Ну что, сбежал из лаборатории? - Сбежал, - поправляя галстук, ехидно ответил Гай. - Как твоя болезнь поживает? - Я неизлечим! – крикнул Гай так, чтобы слышали даже те, кому это не интересно. Продавец, высокий статный мужчина, чем-то напоминающих классических дворецких поперхнулся. Было видно, что он что-то хочет сказать, но не может по каким-то причинам. Тогда решился Феликс что-то прошептать на ухо ему, приставив ладонь ко рту, чтобы не слышал Гай: - Вы поосторожней, мой друг болен проказой, я бы не хотел, чтобы вы заразились! Очень, очень опасная и неизлечимая болезнь! – Феликс взглянул на часы и хлопнул себя по лбу, как бестолкового. – О! Мы опаздываем! Извините, спасибо за тёплый приём, но нам надо спешить. Очень-очень! Феликс кивнул Гаю на выход, явно избегая контакта с ним. У продавца глаза стали размером с плошку, когда он услышал о выдуманном диагнозе Гая. Последний какой-то моряцкой походкой подошёл к нему, достал бумажник, и хриповатым голосом, специально заплетая слова, спросил, смотря из-под бровей и качая головой, как будто бы разминал мышцы шеи: - Сколько? Сколько я вам должен? Феликс уже стал подталкивать насильно друга к выходу, будто бы знал реакцию продавца на действия эти. Гай чуть не выронил бумажник, подхватив его на лету, вынул какие-то купюры,хотел дать в руки продавцу, но его руку резко отверг продавец, в испуге убрав руку, а затем отчаянно ей замахал, как ужаленный: - Нет-нет, денег мне ваших не надо! Берите даром, даром! - А это я, пожалуй заберу с собой, - протянул Феликс и подхватил лежащий на столе пиджак, - он его тоже брал в руки. До свиданья, господин! Оба вытолкали друг друга на улицу, после чего, довольные собой устремились вдоль по улице. Гай с себялюбием обозревал своё новое отражение на зеркалах, не скрывая удовлетворения. На миг он даже забыл. Что идёт по улице с другом, да ещё и тем, кто помог ему в этом рискованном предприятии. Феликс тоже оторвался ото всего, что было в голове и начал приставать к каждому прохожему, демонстрируя новую приобретённую вещь, намериваясь кому-нибудь её отдать на руки и, причём получить за это что-то стоящее. - Феликс, что за ерундой ты страдаешь? – искренне удивился Гай. - Тсс! Удачу отпугнёшь – этот пиджак носил сам Принц Уэльский! Представляешь, что я сейчас держу в руках! - Представлю тогда, когда ты покажешь мне готовую пачку денег, которую получишь за свою буйную фантазию, а не с этим изделием. И наконец, чем этот пиджак тебя не устраивает? - Город маленький, все друг друга знают. А я осёдлый житель, как знаешь… ни-ни. - А, ну тебя! Я бы на твоём месте уж точно бы свалил в какой-нибудь другой городок. Хоть на чуть-чуть! – подмигнул правым глазом Гай. Ожидания Гезенфорда оправдались по поводу бабушкиных посиделок. Естественно, такой представительский вид, как у него, сразил всех наповал. Но кое в чём Гай просчитался: это не избавило его совесть от напрасно убитого дня. «Вроде взрослые люди, а разговоры как у бабушек на лавке» - подумал Гай, мерно засыпая под светские речи о том, где лук дороже, а где дешевле, и какой лучше резать в салат и как выбирать. «Счастливый Феликс – сейчас он занимается тем, что ему греет душу и полезным…» - Гай не додумал мысль, как перед глазами всё заплыло, а затем встала чёрная пелена. Он проснулся неожиданно, от какого-то внутреннего толчка и резко вздрогнул, широко открыв глаза, пытаясь вспомнить, где он и что здесь делает. Гай увидел, как люди постепенно встают с мест, и судя по всему, обсудив все важнейшие мировые новости спешат прямо домой. «Как вовремя» - подумал Гай о своём замечательном сне. Когда он поравнялся к выходом, кто-то схватил его за рукав. - А это вам! И передайте в Прагу – в высшие инстанции, что банкир фон Бевель отказывает вам в финансировании. Гай проворчал себе что-то под нос, злясь на весь свет за самую неудачную в своей жизни поездку, и припустил прочь, свернув в трубочку бумагу, якобы очень важную и способную повлиять на дела компании. «Филькина грамота» - отметил Гай, развернув её дома, после чего нашёл ей достойное применение, пустив странствовать по ветру. Сердце упало в пятки после прочтения. Поездка оказалась напрасной. В бумаге говорились совсем не радостные вести – помимо финансирования прикрывается и один из филиалов в соседней Сербии. Единственное, чему он радовался, что сегодня этот противный день подходит к концу, и Гай наконец-то уедет из этого противного и мерзкого его сердцу города. По мере того, как вечер приближался, в Гае обнаруживался порыв вдохновения, и улучшалось настроение. Сложив все свои имеющиеся вещи в пакет, в котором и лежал его бандитский прикид, Гай, точно по расписанию пришёл на вокзал, с некоторой небрежностью и всем видом показывая собой интеллигента, Гай гордо присел на лавочку, стоявшую тут неподалёку, и устроился на неё подобно царю. После чего стал обдумывать свои дальнейшие планы. Он ушёл в себя всего на минуту, но этого уже хватило, чтобы кто-то подошёл сзади и закрыл глаза рукой. Гай вздрогнул, но не растерялся, мгновенно почувствовав от рук знакомый запах мёда, посему сразу понял обладателя их: - Феликс, прекрати меня пугать, дождёшься, что сердце больше уже не выскочит никогда из пяток! - Можно подумать, оно туда падало! – фыркнул в ответ друг, обогнув лавочку и присев рядом. Гай с подозрительностью взглянул на Феликса, но ничего говорить ему не стал. Он медленно, взглянул на часы, находящиеся на левой руке, после чего сладко зевнул, и, надвинув кепку на глаза, закрыл их. Секунд пять он пробыл в таком состоянии, затем спросил у друга: - Кореш, а тебя-то что сюда занесло? Ты решил внять моему совету о смене места пребывания? - Пожалуй, - не стал отрицать Феликс. – При нашей встречи я же не сказал тебе, что я еду куда-нибудь. Имею я же право устраивать сюрпризы, верно? Вновь повисло молчание. Потихоньку народ стал собираться к перрону, стекаясь со всех концов. Гай начинал оживать и осматривался по всем сторонам. «Все люди одинаковые», - подумал он. Бессмысленные, одни и те же разговоры на самые скудные темы, да и люди такие же серые, унылые… Вскоре это вызвало резкую боль в правом виске, и Гай приставил к нему палец, пытаясь успокоить боль. Затем его взгляд упал на компанию, стоящую в центре перрона. Приглядевшись, он сразу определил, что люди эти не относятся к числу самых обычных. Он бегло оглядел людей, но взгляд, как и водится, замер на мелочах. Чего уж говорить – Гай и мундир начинал осматривать с пуговиц. Мелочи – первое, что охватывало сознание Гезенфорда. Первое, что пришло Гаю в голову, когда он смотрел на эту компанию – «какой красивый чемодан»! Наверное, Феликс тоже смотрел в этом же направлении, иначе читать мысли он не мог, метко подметил: - Друже, куда ты пойдёшь со своим маленьким пакетом? Какой чемоданчик-то шикарный… А мне и вещи сложить некуда. - Ты намекаешь на действия? – прищурился Гай. – Хорошо. Мне он тоже приглянулся. Обладатель его, судя по всему, простой смертный, и украсть чемодан не составит никакого труда даже для начинающего вора. - Спорим, что ты не сможешь его украсть? Меня берут большие сомнения. - Друг называется. На пятьдесят чешских крон, - поставил свои условия Гай. – Идёт? - Просто прекрасно. Хотел бы я посмотреть, не истёрлись ли в твоей памяти способности, и осталось ли от них вообще что-то, - усмехнулся Феликс. - Смотри, не проворонь чемодан. И да, ищи меня в том же купе, в котором будешь и ты, по билету. Идёт? Раздался протяжный гудок, и Гезенфорд повернул голову в сторону рельс, где увидел несущейся паровоз, выпускающий клубы пара в воздух. Гай не спеша встал с лавочки и подошёл ближе. Медленно поезд затихал, пока совсем не остановился. После полной остановки его стал постепенно заполнять народ, и Гай пристроился прямо за компанией. Как он понял затем, едет-то один человек, что ещё больше облегчало задание. Войдя вслед за кем-то в поезд, он старался не выпускать из виду заветный чемодан и прошествовал вперёд, лишь на миг задержавшись, показывая свой билет. Главное – не потерять местонахождение купе, в которое соизволить сесть эта намеченная жертва. Хотя Гай поклялся завязать с воровством, здесь он не смог просто устоять. Гай заметил, как человек юркнул за дверь, запомнил её местоположение, после чего тоже аккуратно завернул за угол, всем видом выражая рассеянность и невинность. Обладатель чемодана от удивления приподнялся с дивана. Гай несколько минут посвятил изучению его внешности. Феноменальная память его отпечатала даже складки на одежде при этом. Высокий, худощавый человек, орлиный профиль, тёмные, почти чёрные волосы, лёгкое удивление на лице и слегка приподнятые брови – вот что запомнилось Гаю. Человек непонимающе смотрел на Гезенфорда, ожидая ответа на не поставленный вопрос. Гай ободряюще улыбнулся и поспешил поинтересоваться, выражая всем видом досаду: - Извините, молодой человек, вы не видели такого небольшого мужчину средних лет в тёмной куртке? Сказал, что тоже попадает на этот поезд, но я его на перроне так и не видел. Волнуюсь чай, приятель он мне, причём хороший. - Нет, не видел, - произнёс человек, с любопытством осматривая Гая. - Позвольте представиться, я – Гай фон Бельдорф, а так простой и обычный человек, – Гай снял свою кепку. - Позволите, я присяду? Куда едете, куда путь держите? Излишняя разговорчивость сразу показалась подозрительной собеседнику, но ещё раз взглянув на выражение этого собеседника в элегантном костюме и с простодушной улыбкой, подумал, что ничего страшного в этом нет. Если завяжется беседа. Гай осторожно присел, всем видом показывая заинтересованность и простоту. Человек долго испытывал его взглядом, что Гезенфорд не выдержал и спросил: - Я прошёл осмотр? Опасных вещей нет? Оружие там? - Нет, - усмехнулся человек, пряча взгляд. – А еду я в Прагу. Учиться. - Надо же, какое совпадение! Нам по пути с вами. А, так вы поступать едете? По вам не скажешь – с такими умными глазами сразу на работу брать надо! - Ну, не берут же на работу за красивые глаза. Я прав? Да, позвольте тоже представиться, я – Николас Фарейда, - оба пожали друг другу руки. Заговаривая зубы простодушным тоном, Гай мысленно стал прикидывать, как лучше всего украсть чемодан и получить заветные пятьдесят чешских крон. В уме образовался план, когда он вспомнил, что у него в кармане лежит небольшой пакетик, именуемый каким-то мудрёным названием, а на деле – снотворное медленного действия. Если его аккуратно достать, и… стоп, а где взять стаканы? Гай решил осторожно прощупывать, что имеется с собой у этого доверчивого парня: - Что-то мне так пить хочется… Август на дворе, а так жарко, просто невыносимо, знаете ли. Сам удивляюсь, аж пот пробило, видите? – пот шёл чисто от волнения. И руки сразу стали мокрыми по той же причине. Главное. Чтобы потенциальная жертва не заподозрила ничего – а то это будет полный провал. Минута тянулась, как час. Затем Николас явно потерял всякое подозрение и дружелюбно сказал: - Сейчас поищу чего-нибудь, у меня стаканы с собой. Надонам с вами как-то отметить наше знакомство. Хотя бы чаем. А вы – немецкий аристократ, как я понимаю? Надо было сочинять дальше свою историю – правдоподобно и не задумываясь. Начал врать – ври до конца. Раз не можешь сказать чистую правду, как в этом случае. Кто знает, может у этого парня тоже феноменальная память на имена и фамилии – и тогда легко можно вычислить вора. А так... Но вот человек открыл свой чемодан, и у Гая внутри всё заполыхало. Там лежала солидная пачка денег. Внешне он остался совершенно спокоен. Николас извлёк аккуратно два гранёных стакана и поставил на стол. После чего, порывшись, извлёк термос, и Гай отметил про себя, что человек этот видать подготовился основательно – подобные вещи только начали недавно ходить по прилавкам магазинов, и наверняка стоили немалых денег. Впрочем, это дело уже самого Николаса. Последний разлил чай по стаканам, явно горячий. От него исходил пар. «До чего дошёл прогресс», - пронеслось в голове у Гая, когда он стал греть руки о нагретый чаем стакан. - Да, я аристократ. Мой прапрапрадед был родственником самого прусского короля по материнской линии. Я из очень знатной и богатой семьи, но стараюсь этим не кичиться и зарабатывать на жизнь самому. Я уехал со своей Родины чтобы доказать независимость, что не одобряли мои родители. - Хм, мои родители тоже не одобряют моей идеи об учёбе, - задумчиво протянул Николас. - Ну что, поздравляю вас с сим прекрасным днём! – улыбнулся Николас и отхлебнул немного от стакана чая. Гай, последовал его примеру, и набрав, как рыба, в рот воды, поморщился – чай был горьким! «Ну всё, сударь, я отомщу тебе за этот прекрасный чаёк. Да, и за масло тоже». - Хм, какой прекрасный пейзаж за окном! Закат… - Ага, я тоже их люблю, - Николас повернул голову в сторону, а Гай принялся срочно вскрывать пакетик, но пальцы отчаянно скользили, не давая никакого результата. Затем собеседник обернулся, и Гезенфорду пришлось делать вид невинной овечки. - Какой прекрасный чай! Я тоже очень люблю крепкий… - Так может, я вам долью ещё чуть-чуть? «Пропади ты пропадом!» - мысленно гневался Гай, вскрывая осторожно под столом пакетик. Пальцы всё-таки вскрыли его, пусть на них и осталась краснота от напряжения. Теперь нужен только предлог, чтобы отвлечь жертву. Только предлог. Гай стал оглядываться по вагону в поисках идей, но тут всё сделали до него. В вагон вбежал мальчишка подросткового возраста с улыбкой проныры и нахала. - Газеты! Газеты! Покупаем газеты! – мальчишка размахивал стопкой изданий, а весь ветер шёл на Гая, и ему от этого немного становилось легче. Он внимательно следил и за мальчишкой, и за Николасом. Пакетик был плотно зажат в кулаке, левая рука оказалась на столе, готовая к действию. Николас улыбнулся ещё шире, смотря на мальчишку, затем медленно достал монеты и отсыпал мальчишке в руку, после чего осторожно взял в руки газетёнку, обрадовавшись такому чудесному случаю прочитать что-нибудь. В этот момент, когда собеседник отсыпал деньги, Гай ловко высыпал порошок в чай, бумажку сунул в карман и принялся дальше пить чай, как ни в чём не бывало. Николас медленно стал пить чай, просматривая газету. Он что-то ещё говорил, но Гезенфорд уже не слышал слов, он ожидал действия препарата. «Лишь бы сработало». Через двадцать минут (Гай засёк по часам), Николас убрал стаканы обратно в чемодан, и почувствовав сонливость отклонился назад. Минуты через две он заснул крепким непробудным сном. Гай ликовал! Он минут пять посидел на месте, затем встал с места, после чего подхватил чемодан в руки, заодно взял и газетёнку, решив прочесть где-нибудь, обыскал спящего, и после недолгих раздумий решил оставить ему паспорт – наверное, из жалости к человеку, первый раз попадающему в другой город другой страны. Спокойной походкой Гай вышел из вагона и направился к Феликсу. Увидев в руках друга обещанное, Феликс ухмыльнулся, достал бумажники принялся считать деньги. Сорок девять крон и 99 геллеров. Нет ничего обиднее. Чтобы как-то выпутаться, он тихо сказал присаживающемуся Гаю: - Мы сговаривались на целую сумму. По приезду в Прагу я накормлю тебя за свой счёт в самом дорогом ресторане. Идёт? -Идёт. Далеко едешь? -Хо, на другой конец города. Ничего, как-нибудь зайду к вам в компанию. Я-то знаю её место пребывания. Были ещё и другие разговоры, но память стёрла их все, не оставив ничего кроме приятного удовлетворения, полученного от них. Ближе к утру, Гай вышел из вагона на свежий воздух, и решив не смотреть в упор на прицеп, повернулся и стал наблюдать за пейзажем, где мелькали уже дома, столь знакомые сердцу. Пригород пока. Сладко зевнув, Гезенфорд погрузился в свои размышления по поводу работы, но тут заметил какого-то человека, ехавшего на велосипеде. Это его напугало – он узнал его! - Эй, Мориц! – крикнул во всю мощь Гай и помахал рукой. Это телеграфист из их компании спешил на работу. – Надькевич! Тот помахал рукой в ответ. Гай долго не размышлял, стоя здесь – поезд уносился всё дальше и дальше. Станция была уже далеко отсюда. Не, медлить нельзя. Лишь бы мышцы не подвели. Сдвинув кепку, Гай проворно соскочил с поезда, кубарем прокатился с маленького склона. Потом поднялся, как ни в чём не бывало, и отряхнул штаны. Телеграфист опешил от только что увиденной сцены. - Ну, что подвезёшь до работы? – отказывать было явно невежливо, и Мориц согласился. Изменено 11 марта 2011 пользователем Ариадна Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Кот Опубликовано: 11 марта 2011 Поделиться Опубликовано: 11 марта 2011 Если не ошибусь прямая отсылка к фильму "Блеф"? Ничего себе приступы мародёрства со снотворным и без у служащего крупной компании... И всех так влечёт таинственный город Прага, его электромоторы и рестораны, аромат неожиданной встречи. Хорошая реализация - события перенасыщены мелочами, подробностями и описаниями. Хотя изредка (изредка!), кажется, что переизбыток переходит в воду, иначе говоря, в "кудряво сказано"... Становится немного неудобно читать, так как следующие продвижение по сюжету происходить через значительный промежуток осмысленного текста (собственно это не проблема как таковая здесь, но помнить о таком стоит). Кстати пару раз замечал конструкции вида: Главное. Чтобы потенциальная жертва не заподозрила ничего Нечто вроде принудительной разбивки предложения. Это планировалось или Word шалит (маленькая буква после точки заменить на большую?)? Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 12 марта 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 12 марта 2011 Часто Ворд шалит. Лишние запятые оттуда же. И иногда ошибки проворонивает. А тут принтер сломался - раньше печатала текст, ещё исправляла, а так теперь жди, пока исправят... Если не ошибусь прямая отсылка к фильму "Блеф"? Обожа. эту комедию, решила взять маленький кусочек, явно вписывавающийся здесь. Ничего себе приступы мародёрства со снотворным и без у служащего крупной компании... Зато самый весёлый человек пока за весь сюжет.)) Там была оговорка, что работа служащего - не только сидеть на месте, но и колесить из города в город. Как я понимаю, надо себя иногда сдерживать с описаниями? Постараюсь не заходить далеко И всех так влечёт таинственный город Прага, его электромоторы и рестораны, аромат неожиданной встречи. Саму этот город завлёк всем сердцем. Скоро будет влечь к себе не только этим Спасибо за тёплые слова Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 15 марта 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 15 марта 2011 Глава пятая Николас несколько минут стоял на месте, не в силах поверить своим глазам. Воздух стал давить на грудь, удивление ещё долго не отпускало его. Он узнал бы этого человека из тысячи. По хитрой ухмылке и глазам, секущим абсолютно всё на свете, и этому лицу, которое, казалось бы, уже определяло вид деятельности. Да, это был тот самый интеллигент, который ехал с ним в поезде! Николас подошёл к человеку и спросил, стараясь подавить в себе все чувства, рвавшиеся наружу: - Вы – Гай фон Бельдорф?! Немецкий аристократ?! - Я - Гай Гезенфорд, - выдавил улыбку человек, слегка приподняв козырёк кепки, что из-под него выбились светлые, соломенного цвета волосы. – Удивлены? У Николаса отвисла от изумления челюсть, но Гай её в тот же миг закрыл одним лёгким касанием руки подбородка. Серб хотел дальше продолжать разговор, явно чувствуя, что на него с неба может свалиться то, о чём он подумать не мог и забыл. Но тут какая-то женщина прошла перед ними, остановилась возле Гая. Гезенфорд провёл её взглядом сытого крокодила, и взглянул зачем-то на свои часы. - Молодой человек, не подскажите, сколько времени? – кокетливо похлопала ресницами она, чем вызвала ещё большее отвращение у Гезенфорда. - Ах, какая жалость! Кажется, у меня остановились часы, - всем видом Гай пытался показать разочарование. Улыбка дамы сменилась гневом, а губы превратились в выразительную точку на лице. -Хам! – крикнула она, после чего ушла, гордо передвигая ноги. Гай презрительно усмехнулся. - Какой актёр погибает… - сказал он явно про себя, после чего вспомнил про Николаса и обернулся к нему, сунув руки в карман. – Простите, на чём мы с вами остановились? Ах да, я думаю, вам представляться не надо, я вас прекрасно помню. Есть у меня к вам один небольшой разговорчик… Давайте отойдём куда-нибудь, люди мы знакомые друг другу, можно поговорить по душам подальше от посторонних глаз. Как вы насчёт того, чтобы поесть? - Вы решили заманить меня в очередную аферу? – подозрительно спросил Николас. - Ну, это ваше право, не хотите, не ешьте. Я и один прекрасно справлюсь с бутербродами и другой не менее вкусной едой. Сейчас присядем на лавочку, и я немного перекушу, если вы не против. Николас даже опешил от такой реакции на свои слова этого молодого человека. Гай улыбнулся самой безжалостной улыбкой, словно бы знал, что этот серб пребывает в голоде. Куча вопросов к этому человеку кружилась в голове у Николаса, он не знал с какого начать, а кроме того удивление, немного гнева, пересиленные любопытством. Гай был в том же костюме, в котором сидел и в поезде, но в некоторых местах он уже был испачкан, пусть не безнадёжно, но заметно и невооружённому взгляду. Николас последовал совету Гезенфорда и проследовал за ним в какой-то переулок – видно было, что этот авантюрист знает все дороги, и переулочки в Праге, как свои пять пальцев. Они присели на лавочку, после чего Гай достал из кармана в пакете несколько кусков хлеба, а из другого – масло сливочное, то самое, часть которого ушло впустую на скатерть. У серба застучало в животе, когда Гай, словно издеваясь, медленно стал разворачивать пакет, потом так же медленно намазывать масло на хлеб. Он взглянул искоса на Николаса, отослал кусок себе в рот, и, жуя, спросил, стараясь делать это культурно: - Я смотрю, у вас какие-то вопросы ко мне. Не спешите. Задавайте все по порядку – мне так будет легче рассказывать и отвечать. Пища, видите ли, учёные доказали, снижает работоспособность, так что думаете вы – талант должен ходить голодным. - Хорошо, раз вы просите, - тихо сказал Николас, не сводя глаз с бутербродов, отсылаемых в рот. – Значит, вы мне соврали, представившись тогда в поезде? А чемодан – вы украли? - Хватит этих фамильярностей. Называйте меня на ты, - поморщился Гай, как от горького чая. – Нет, я тебе не соврал. Я сказал чистую правду. И сейчас сказал тебе правду по поводу имени. А ты сомневаешься? Я? Воровал чемодан? Да он сам соскочил ко мне в руки. - Вы… - после того, как Гай топнул ногой, Николас запнулся и вышел из забытья. – Почему ты хамишь мне? Или это просто у тебя такой несносный характер? Ты же можешь нравиться людям, если этого захочешь. Так, значит, чемодан у тебя? Значит, ты вор и мошенник? - Неужели так сложно догадаться? – закатил глаза Гай, как будто ему принесли под нос тухлую рыбину. – А что, он сейчас так необходим тебе? Я думал, что голодному человеку в первую очередь нужно насытить желудок, а потом уже вещи таскать… Да, я вор и мошенник, а ещё я сотрудник влиятельной компании. Ну что, уже страшно? А cейчас я достану ножик, чтобы отрезать ещё хлеба и ты побежишь жаловаться в полицию? - За кражу вещей ещё никого не освобождали от ответственности… - Хе-хе, когда ты пойдёшь туда, просьба не жаловаться потом, почему тебя самого упрячут за решётку, - зачавкал Гай, отрезая ещё один ломтик хлеба. - Господи, поему ты такой несносный?! – начинал злиться Николас. - Потому что я – Гай Гезенфорд, и у меня нет настроения сегодня. Впрочем, это уже детали. Николасу уже расхотелось сидеть с этим человеком, делавшим всё, чтобы оттолкнуть его от себя. Причём делавшим это особенным извращённым способом, и явно со смаком. Гай держать его не стал, а продолжал дальше поедать бутерброды. Разозлённый Николас поднялся с лавочки, порылся у себя в карманах и похолодел. Он не мог найти паспорта. Серб оглянулся вокруг, ещё раз прошёлся по карманам, но так и не нашёл искомого. Всё это время Гай наблюдал за ним с ехидством и любопытством. Николас обернулся к нему, злой от бессилия: - Жулик, куда ты дел мой паспорт? - Сядь, потолкуем. А то у тебя уж больно пылкая голова. Больно дурные мысли в неё лезут. Сербу ничего не осталось, как последовать словам афериста. Тот, в доказательство правоты Николаса, извлёк из рукава, как матёрый фокусник, паспорт, поднял его вертикально и вручил владельцу. Слегка прищурился и решил всё же начать разговор: - Я думаю, если ты хорошо читаешь газеты, то моё имя тебе знакомо. Не случайно я крикнул тебя. Чемодан – это лишь предлог для дальнейшего делового разговора. Сядь ты, потом его заберёшь, чёрт тебя возьми! Что за скорые люди пошли… Да, у нас всех несносный характер, но сначала бы ты обратил внимание на свой. Я думаю, ты найдёшь его не лучше моего. Так вот, я предлагаю выгодную для тебя сделку. Как ты наверное понял, в нашей компании очень мало толковых электротехников. Людей мало, но их надо искать. И даже наш работник Витус далеко не самая худшая кандидатура, поверь. Чтобы развиваться индустрии, нужны умные люди. Их не хватает – часто попадаются просто узкие специалисты, зато людей с широким кругозором почти нет. Я предлагаю тебе обзавестись работой в новом городе – как я понял – ты сейчас без денег, хотя нет, тебе их дали. Без крова. Я могу тебе помочь с этим вопросом. - Ты решил заделаться ко мне в друзья? – прищурился Николас. - Есть лишь три старых друга у меня: собака, книга, и наличные деньги, - отрезал Гай. – Хватит пожирать взглядом мои бутерброды! Ты сам от них отказался, и не надо попрошайничать сейчас. - Я не ел с ночи. Из-за тебя, - с укором произнёс Николас. - Поздравляю, дружище! – с садизмом сказал Гай. – Нечего чай предлагать каждому встречному. Впредь будет наукой. На, бери несколько бутербродов, да ешь побыстрей. Нам торопиться уже надо – я ещё работаю, в отличие от тебя, дилетанта эдакого. Спрашивал как человека, хочешь есть или нет, нет, он тут же выпендриваться начал. Ладно, жуй уж, не буду мешать. Гай достал из кармана какую-то бумагу, после чего принялся что-то читать и отмечать на ней, сокрушительно кивая головой, словно выносил кому-то приговор. В этот момент послышались шаги, приближающиеся к лавочке, но Гезенфорд и ухом не повёл, обложившись бумагами капитально. Когда шаги стали достаточно близкими, что, судя по ним, человек остановился на нормальном расстоянии для разговора, Гай, так и не подняв взгляда, спросил: - Феликс, ты пришёл меня покормить? Боюсь, поздновато. Я уже насытился. А тут ещё этот молодой человек. Надо с ним разобраться. - Так может, его накормить надо, а не тебя? А я уж и ресторан выбрал подходящий… - огорчился Феликс, сразу как-то поникнув и уменьшившись в росте от своего разочарования. – Ты решил подобрать новый кадр в свою банду лиходеев? - Кадры решают всё, - невозмутимо ответил Гай, и, увидев, как хорошо начал уплетать чужие бутерброды Николас, поспешил его остановить. – Мила-ай, ты не понял, я их дал, чтобы заморить червячка, а не чтобы поесть тебе. Так мне и на смену не хватит. Я тоже должен что-то есть. - А где же мне есть? - Сейчас что-нибудь придумаем. Ресторан – конечно, штука хорошая, но у меня ноги болят, чтобы ещё туда тащиться. Предлагаю нагрянуть с визитом в мой дом, он недалёко отсюда, и главное, там дёшево можно накормиться. Э, Николас, или как тебя там, остановись и оставь мне что-нибудь перекусить. Хватит отъедаться за мой счёт, - вздохнул Гай, и тут же с огорчением прибавил: - Две трети моего сливочного масла ушли чёрти куда. А ведь оно дорогое стало… Феликса прорвало на смех. Быстро собравшись, вся эта троица, далеко не святая направилась прямо по улице, причём Николас оказался зажатым между двумя колоритными фигурами, от которых так просто не скроешься. Зажали они его капитально. Они резко свернули к какому-то небольшому трёхэтажному дому, который был красиво обрамлён архитектурными изысками. Гай, не смотря на недавнюю жалобу на боль в ногах, ловко перепрыгивал через ступени, и далеко обогнал копошащихся где-то внизу Феликса и Николаса. Ловко вскрыв дверь, он кивнул на вход в своё скромное жилище, правда, гостей пришлось ещё минуты две подождать, ибо они явно никуда не спешили. Вездесущий Феликс поспешил подметить: - Ты открыл дверь даже без ключей. - Ох, и в правду! Не заметил, честно… Гай улыбнулся своей рассеянности, а вот Николаса она испугала по-настоящему. Он долго не мог понять, зачем понадобился вору, который его же и обокрал. Отрабатывать грехи – вряд ли, человек этот наглый и бессовестный, и, наверное, кроме денег, он ничего не хранит за душой. Хотя, кто его знает. Циником и скандалистом можно быть, оставаясь при этом тонкой чувствительной натурой. Оба вошли в квартиру Гая, и если у Феликса это не вызвало ни капли эмоций, то у серба загорелись сразу глаза, как он вошёл. Такого он никогда не видел. Впрочем, было очень много на свете вещей, не поддающимся взгляду Николаса никогда в этой жизни. Он увидел сразу много света в квартире, а когда взглянул чуть ниже, то взгляд наткнулся на здорового пса, от вида которого побежали мурашки по коже. Пёс был внешне похож на волка, и лишь кольцеобразный хвост делал похожим его на лайку. Глаза собаки недобро сверкали, она сладко зевнула, но Николасу показалось, что она обнажила пасть, чтобы непременно схватить его. Серб боялся больших собак. Минут пять он так простоял, остолбенело смотря на пса, который, в свою очередь, так же остолбенело смотрел на него. Затем пёс заскулил, и явно не зная что делать, посмотрел на хозяина. Тот вывел всех из забытья ворчащей фразой старой бабушки: - Ну что встал-то? Людям пройти не даёшь… Николас отошёл в сторону, после чего Гай резко вбежал к себе в квартиру, отодвинул пса от прохода, хотя Николасу казалось, что сделать это невозможно – собака стояла насмерть, как глыба льда. Затем вошёл Феликс и втолкнул серба, причём получилось у него это так удачно. Что Николас оказался в нескольких сантиметрах от морды пса. Он уже приготовился закричать от страха, как Гай резко закрыл ему рот ладонью, а друг закрыл плотно дверь. Усмехнувшись, Гезенфорд обнажил свои зубы и взглянул на испуганного Николаса, ожидающего своей участи: - Вот ты и попался к нам, дружок! Ну-с, Феликс, что будем с ним делать? - Предлагаю сначала накормить его. - О да, это зверская пытка! – согласился Гай. – Теперь он нам выдаст все свои тайны. - В особенности те, что связаны с нашим чемоданчиком, который он решил украсть! – подхватил Феликс. – А потом мы возьмём его в заложники! - И заставим работать в нашей компании электротехником! – зловеще расхохотался Гай. Он убрал руку от Николаса, после чего провёл рукой против шерсти у собаки, и несколько минут посвятил тисканью её. Видно было, что хозяин без ума от своего питомца. Выглядел этот «питомец» солидно и угрожающе. Но он не бросался ни на кого, а наоборот, даже вилял хвостом. Николас понял, какую именно собаку имел в виду Гай, когда говорил о своих старых друзьях. - Неужели он не кусается?! – удивился Николас, к которому вернулся дар речи. - А ты сомневаешься до сих пор в этом? Не, мой увалень кусает только плохих людей. Он их чувствует за километры. Есть люди, к которым он нейтрален. А есть те, к которым дышит лютой ненавистью. Ты прошёл проверку свой - чужой, так нечего дар речи от страха терять. Всё, а то и про голод свой забыл. Феликс исчез в какой-то комнатёнке, после чего вернулся с большой кастрюлей съестных припасов. Гай с огорчением проводил глазами свою еду, затем достал тарелку и поставил на стол, стоящий тут же, недалеко. Квартира была небольшая, судя по всему, но пока других комнат Николас в ней не успел посмотреть. Его провели на кухню, где стоял тот самый стол, на который поставили тарелку. Серб отметил, что тот выглядел несколько странно, был небольшим, круглым и рассчитан лишь на двух человек. Проще говоря, стол был меньше стула, что очень удивило всю сущность. К стене был приставлен небольшой буфет, в котором было очень мало стаканов и фужеров, что тоже необычно. Столешница рядом с мойкой тоже не была забита ненужными вещами. Кухня была небольшая, но достаточная для проживания одного человека, которым, например, являлся Гай. Последний никогда не жаловался на малое пространство. Довольствуясь, тем, что имеет, и что смог заработать. Вот вбежала в кухню и собака Гая, после чего стало невообразимо тесно. Пёс крутился по всей кухне, и его хозяину пришлось применить мастерство сноровки и ловкости, пролезая с одного конца кухни на другой. Наконец, достав всё, что нужно, Гай присел тоже за этот маленький круглый стол, украшенный большой и плотной синей скатертью, свисавшей до пола. - Я постою, - буркнул Феликс, видя, что третий лишний, - для него стула не хватило. Сама кухня была светлой, вполне отражавшей эпоху. На окнах висели лёгкие белые занавески, возле буфета стоял высокий папоротник, или может другое растение, подходящее внешними качествами на это. К растению-то и подбежала собака, нюхнув лист, она снова принялась кружить возле хозяина, затем кинулась к Николасу, увидев, что тот решил поесть. Серб растерялся от такого внимания к себе, но протянул руку к собаке, держа в ней заранее приготовленный кусок хлеба. Собака понюхала его, куснула, но есть не стала, чем вызвала бурный смех у Гая и непонимание у серба. - Не съем, так понадкусываю, - улыбнулся Гезенфорд. Николас, почувствовав в себе припадок храбрости, решился протянуть руку к псу, попытаться хотя бы его погладить. Но собака, думая уже о другом, отвернулась. Он хотел позвать её, но тут осёкся, поняв, что не знает её имени. Гай, увидев замешательство на лице Николаса, поспешил его исправить и сказал одно-единственное слово: - Тим… - Ах, Тим! – нервно улыбнулся Николас и позвал собаку, которая тут же откликнулась. Пёс подбежал, виляя хвостом, и серб запустил в его шерсть руки, которые так просто потонули. Густая, мягкая шерсть серого мышиного цвета переливалась на солнце. Глаза находились в лихорадочном движении, большем, чем у Феликса. Хотя казалось, что это невозможно. Собака, явно играясь, подхватила руку Николаса в пасть, и решилась слегка попробовать на зубок. «Смертельный номер!» - отметил про себя, мысленно смеясь, Гай. Но серб, как ни странно, не испугался и вошёл в окончательное доверие к псу. Смотря на тарелку супа, которую уплетал Николас, Гай словно вспомнил о чём-то. Глаза его загорелись новой идеей, которую вслух, однако, он решился не говорить. Вспомнив о Феликсе, он спросил его: - Как ты нас нашёл-то, друже? - По запаху. - Масла? – построил догадку Гезенфорд, и Феликс, явно не в духе, кивнул. Отстав от друга, несколько минут Гай принялся тискать своего любимого пса, после чего поспешил обратиться к Николасу, который, словно удав накинулся на еду – оно и понятно – с ночи ничего не евши, у любого такой ураган разразится в животе, ещё не скоро утихомирится. Серб поднял глаза от тарелки с супом, решив, что валлиец будет гораздо интереснее однотонной массы супа. - Так вот, начнём по порядку. Видел я, как ты пытался починить электромотор. Это крайне меня заинтересовало. Я очень редко вижу людей талантливых. Моя компания называется «Wingerfeldt Electric», занимается она всякими подобного рода вещами. - Вингерфельдт?! – расширил глаза Николас, спросив с набитым ртом. - Да. Александр Вингерфельдт, чистокровный немец, преподающий сейчас в Карловом Университете. Он и есть основатель нашей грозной компании. Мы подбираем к себе как можно больше дилетантов с широким кругозором. Нас не интересует образование, пусть тебе тогда и намекнул на него Витус. Если есть способности – этот человек нам подходит. Впрочем, ладно, продолжим. Я могу предложить тебе прекрасную работу в нашей компании, и… - А мнение самого Алекса Вингерфельдта здесь учитывается? – поинтересовался Феликс. - … Заодно уж крышу над головой. Тех денег, что ты имеешь, всё равно не хватит, чтобы снимать самое мало-мальски нормальное жилье. Считай, эту проблему я решил за тебя, - продолжил, как ни в чём не бывало, Гай, мысленно подсчитывая возможную прибыль. – Если ты не поступишь в университет, у тебя будет всегда прекрасная работа под рукой. - Зачем же ты её предлагаешь мне? Мало кадров? - Да уж. А во-вторых – при-быль! Она нужна нашей компании, как червячок ласточке. - Всё ради какой-то прибыли? – фыркнул с презрением Николас. - Величие в деньгах! – крикнул Гезенфорд, да так, что Феликс подпрыгнул на месте. – Американцы – народ деятельный. Сам я чистокровный валлиец, а этот народ похлеще американцев, как и все великобританцы, считает, что душевному богатству наличные деньги никогда не помешают, а даже улучшат его. Наконец, я живу не ради прибыли, а прибыль живёт ради меня. Несколько минут Николас размышлял, остановив в полёте ложку с супом, а когда вспомнил и резко двинул руку, на стол капнула некоторая часть супа, здорово испачкав скатерть. Во рту встал неприятный привкус, а Гай поспешил поморщиться, отметив, что ему уж больно не везёт в последнее время со скатертями. Серб в голове просчитал некоторые идеи и домыслы, решив, что этому мошеннику следует поверить, не смотря на род деятельности. - Прости, а что ты имел в виду про жилищную проблему, я не особо понял? Где мне суждено жить? -О, друже, всё то, что стоит позади тебя, так и быть, будет твоим новым жилищем! – усмехнулся Гай. Николас обернулся назад, удивлённый, и резко прекративший есть. Он долго собирался со словами – дар речи на миг покинул его. Гай в это время принялся размышлять над чем-то своим, углубив все свои познания в совершенно иное русло, далёкое от этого. Николас вздохнул с облегчением и всё-таки доел эту многострадальную тарелку с супом, чтобы больше не пачкать скатерть, и быть уже совершенно спокойным по этому поводу. Феликс хитро улыбнулся, пристроившись у буфета, и внимательно следивший за происходящим. Казалось, Гай совершенно забыл о его существовании. Но следующая фраза Гезенфорда поставила всё на свои места: - Феликс, перестань испытывать на прочность мои фужеры – их и так немного осталось… За тобой ещё ужин в шикарном ресторане города, не думай, что я забыл о тебе! - А я-то так надеялся, - вздохнул обиженно Феликс. – Ты хочешь сказать, что ты знаешь, куда будешь укладывать этого молодого человека? - Теперь он полностью зависит от меня. Ах, что поделаешь, гениев сначала надо накормить, оттереть от грязи. Дать им жильё, принести всё готовенькое – всё, чтобы они работали. - Я не гений! – чавкнул с набитым супом ртом Николас. - А тебя вообще никто не спрашивает! – рявкнул Гай. – У людей для того два уха и один рот, чтобы они меньше говорили и больше слушали. Вот ты и слушай старших. - Старших?! – удивился ещё больше Николас. - Старших! – подтвердил Гай, но ничего добавлять не стал, продолжив прерванный разговор с Феликсом. – Друже, уж я-то найду, куда деть его, в конце-концов, коврик у входной двери не самый худший вариант. Главное, чтобы Вингерфельдта никакая оса не кусала, когда я приведу его в компанию. Плохо это может кончиться. - В последнее время Алекс явно не в духе, - подтвердил Феликс. Все трое разом уставились в одну точку, став каменными статуями на миг. Потом прибежала вновь на кухню собаку, разрушив это царство спящих. Все взгляды теперь обратились к ней. Минуты две пробуравив её глазами, Гай вдруг поперхнулся, словно бы его озарила какая-то идея, и поспешил куда-то уйти. Его чёткие решительные шаги громко отпечатались на полу квартиры. Николас с интересом стал ожидать последующего развития событий. Вот вбежал Гай, с краснотой на лице, взволнованный, - но это не самое главное. Самое важное – что он держал в руках. Это был чемодан Николаса! Гай положил чемодан на стул, подобрал тарелку со стола, положил её в раковину, и принялся медленно её мыть, прекрасно зная обо всём негодовании и удивлении сидящего. Руки Николаса невольно потянулись вперёд, но усилием воли он сдержал себя, зная прекрасно, что его проверяют на прочность. Вот Гай освободился, вытер руки и присел, положив чемодан себе на колени и потирая руки. Он открыл его, и тихо произнёс: - Николас Фарейда. 1897 год. Посёлок Слимян. Это ваше? – таким же тоном спросил Гай, что Николас не сразу понял, что ему задали вопрос и на него надо ответить. - Да, да, моё! Мои вещи… - Вещь, - поправил его Феликс. – Кажется, счастливый конец… Везёт вам с фортуной, Николас! - Торжественно вручаю. И прошу впредь его не отдавать таким наглым ворам и нахалам, к коим я имею честь себя относить! – усмехнулся Гай и вернул чемодан владельцу. Николас совсем уж разучился верить своим чувствам. Он дрожащими руками взял вещь, принадлежавшую ему, провёл рукой по самой поверхности чемодана, затем открыл его, стал проверять, все ли вещи на месте. В пальцах слегка покалывало от радости, а сердце бешено рвалось наружу. Изумлению не было предела, когда он обнаружил всё точно таким же, каким и было, и сверх того, взгляд упал на пачку денег, казалось, никем не тронутую. Серб поспешил тут же спросить Гая: - А деньги ты все не успел растратить? - Извини, но я к ним даже не прикасался. В следующий раз так сделаю, чтобы не было таких глупых вопросов. - Несносный Гай! – протянул, безнадёжно качая головой, Феликс. - Что ж ты так? – слегка приподнял верхнюю губу Николас, не от удивления, не от досады. -Что я, дурак что ли, в первый же день идти все деньги отдавать. Во-первых. Так легче меня вычислить будет, а во-вторых, уж больно хорошая внешность для запоминания у меня… - А разве полиция всё ещё не знает о твоём местонахождении? Гай усмехнулся, подошёл к окну и одним решительным движением отодвинул в сторону занавеску. Не понимая этого шага, Николас нерешительно подошёл к окну, куда его так подзывал взглядом Гезенфорд. Из окна открылся не очень хороший пейзаж: три здания, стоящих рядом друг с другом, и таким образом, создающим нечто вроде кривой буквы «Т». Николас не понял намёка и с вопросительным взглядом посмотрел на Гая, после чего тот указал рукой на ближайший дом: - Здесь располагается здание полиции. Прямо под моими окнами. Сидя на подоконнике, я запросто могу закидывать его помидорами, - усмехнулся Гай. – Главное, за десять лет моей жизни в Праге они так и не догадались о таком чересчур опасном соседстве двух противоположностей. Николас в ответ лишь улыбнулся, после чего снова вернулся к своему найденному сокровищу и забыл уже обо всём на свете. Николас долго перебирал свои вещи, не веря своему счастью. От размышлений его оторвал Гезенфорд, как всегда. Он подошёл осторожно сзади, со спины, как всегда любил делать. Николас даже слегка опешил от неожиданности, когда обнаружил его за своей спиной. - Милейший, соизволишь ли ты увидеть своё новое место пребывания? - Так ты не солгал, говоря о том, что дашь мне кров? - Что поделаешь, раз ты нуждаешься в крове и пище? Чтоб заполучить работника, мне надо его сначала одеть, обуть и накормить… - Неужели ты рассчитываешь, что я пойду в вашу компанию работать? - А почему бы и нет? У меня ведь имеется масса доводов и оснований так полагать… Затем Гай поднял Николаса со стула, и тот вместе с заветным чемоданчиком пошёл вслед за своим проводником, как послушная собака, разве что, не виляя хвостом. Гезенфорд не спеша провёл его по широкому коридору, затем свернул за угол, и серб поспешил сделать то же самое. Они оказались в небольшой комнате, предположительно гостиной, но последнее название не очень подходило этому помещению с таким интерьером. Вдоль стены располагался большущий шкаф, забитый книгами – лежачими, стоячими, но было видно, что достать одну очень трудно, настолько тесно они были приставлены одна к другой. Рядом же располагался небольшой прямоугольный стол, заваленный бумагами, книгами, чертежами. В общем-то, бардак. Гай, слегка устыдившись своего ежедневного распорядка дня, из-за которого и появился хаос, смущённо произнёс: - Понимаешь, дураки царствуют над порядком, а гении предпочитают хаос. Я тут не причём – жизнь заставляет делать такие беспорядки… Мне надо всегда, чтобы вещи находились под рукой, а не чёрти как. Вот, отсюда и следует. - Не надо оправданий! – усмехнулся Николас, прижимая к себе чемодан. - Кто бы говорил! – фыркнул Гай, после чего приступил к делу. У стены стоял большой диван, единственный в этой комнате, который избежал завалов, и на котором не имелось ни одной лишней вещи. Это создавало резкий контраст в комнате. Гай подошёл к нему, отодвинул в сторону подушки, и мягко упал на него, довольно улыбнувшись. Несколько минут Николас осматривал комнату, пытаясь сообразить, для чего его сюда привели. И тихим голосом спросил: - Здесь я буду спать? - Да. На этом мягком диване. Так уж и быть, уступлю место. Но давай заранее договоримся, что ты не за дарма будешь работать на мою компанию. За проживание у меня, я буду вычитать часть твоей зарплаты - выгода будет и тебе, и мне. Мне – что почти даром ты обойдёшься нашей компании. Тебе – что не надо снимать жилья. И не упрямься. Знаю, что звучит всё наивно и быстро, но прибыль мне нужна не плавная, а резкая, быстрая. Легче жить в ускоренном темпе. Располагайся, как дома. Да не парься ты. Всё устаканится потом. Ты ещё благодарен останешься этому прекрасному дню за нашу случайную встречу. После этих слов Гай куда-то вышел, оставив Николаса одного с вещами. Он ещё раз просмотрел бегло свой чемодан, вынул книги, одежду, и прочие мелкие, но важные вещи, которые расположил на находящихся в его распоряжении полках, столе и стульях. Серб положил книги на стол, слегка отодвинув к краю те, что принадлежали Гаю, и задумался. В душе всё клокотало, бурлило, переливалось разными красками. День был перенасыщен событиями, душе нужен был хоть какой-то отдых. Начав просматривать книгу, он так и оставил её открытой на первой странице, пустившись в свои странствия. В них реальные мысли пересеклись с воображаемыми, и стёрли грань между фантастикой и действительностью. - Т-с-с! – прошептал Феликс. – Он спит. Не будем ему мешать в этом занятии… Устал, бедняга. И они ушли, оставив дверь приоткрытой. … А в Праге начинали цвести астры, делая переход от лета к осени столь красочным и ярким, как и музыка, идущая откуда-то с улицы и пронизывающая души людей новыми чувствами перемен. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 25 марта 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 25 марта 2011 Глава шестая Когда Николас проснулся, первое, что он услышал, это звуки какой-то песни, раздававшейся издалека. Он медленно стал выходить из сна, картины потихоньку стали растворяться в сознании, уступая место вращающимся цветным кругам. Несколько секунд Николас пытался просто отойти ото сновидения. Открыть глаза. На это ушло несколько минут, сон оказалось отогнать очень сложно – тело всячески сопротивлялось этому, а внутренний голос изнывал, что надо ещё спать. Всё-таки Николас пробудился. В глаза ударил свет, но постепенно они привыкли к нему, как и уши, которые уловили, что звуки песни раздавались не так уж и далеко – максимум из соседней комнаты. Взгляд серба упал на лежащую в раскрытом виде книгу, в которой он узнал один из своих учебников. Экзамены – их сдавать надо не с бухты-барахты. Поднявшись со стула, и, движимый любопытством, Николас поспешил посмотреть, откуда и кто поёт эту песню. Голос был уж очень незнакомый на слух. А мелодия была какая-то сказочная, затрагивающая душу – с этой песней у Николаса потом всегда стала ассоциироваться Прага. Да, она ещё и исполнялась на истинном чешском языке и была полна лирики. В конце – концов, мотив так захватил сознание, что казалось, серб готов слушать её вечно – настолько она была хороша. Осторожно он вошёл в кухню, из которой и доносились эти чудесные звуки и обомлел от удивления. Глаза стали искать исполнителя песни, но обшарив всё помещение, наткнулись в упор на худого, но ловкого человека с соломенными волосами и кожаной кепкой, сидящим на подоконнике с гитарой. Гай и не замечал, казалось ничего, кроме своего музыкального инструмента. Окно было открыто настежь, в кухню шёл сквозняк, слегка приподнимая шторы от неподвижного состояния. А вместе с ветерком шли и уличные звуки – отчётливо были слышны разговоры, шаги кого-то там, внизу. Мелодия медленно угасала, пока совсем не растворилась в этом ветре и шумах снизу. А Николас всё стоял у входа, как зачарованный – настолько была велика сила музыки. Лишь затем он понял, что куда-то делся Феликс, но в голове всё никак не укладывалось такое сочетание талантов у своего соседа по квартире– музыкального и воровского, и Феликс ушёл из головы так же неожиданно, как и пришёл. Рука Гая резко прошлась по гитаре, оставив какой-то тяжёлый, металлический звук, затем голос исполнителя резко изменился, погрубел и словами, полного тяжести жизненных событий, начал петь другую песню: Только улицами правит закон другой, Пистолеты, амулеты стерегут покой. Вот и бьём мы зеркала с плеча, Вот и пьём мы вино как чай… Гай резко прервался, и не стал дальше уже петь. Николас словно вышел из забытья, после чего несколько минут уделил приходу в себя после услышанного только что. Последнее четверостишие очень удивило его, благо после той прекрасной песни не ожидалось услышать нечто подобное. Гезенфорд резко повернул голову и по выражению, застывшему на лице, Николас вдруг понял, что последняя песня скорее пелась про него самого. Про вора. Стало как-то не по себе, особенно, когда глаза Гая стали прожигать насквозь Николаса. Медленно Гезенфорд слез с подоконника, и держа в руках гитару, замер у стены, смотря в упор на серба. Эта перестрелка взглядами продолжалась до тех пор, пока Николас не моргнул. - Ну что, выспался? – спросил, явно не интересуясь этим, Гай. - Да, пожалуй… Не знал, что ты и петь умеешь. - Я ещё много чего умею. Как оценишь мои способности? - Прекрасно. Просто восхитительно, - кратко ответил Николас, вкладывая большую часть отзыва в выражение лица. Гай лишь усмехнулся. - Пожалуй, ты прав, - согласился он, не соглашаясь… Воцарилась неловкая пауза, которой поспешил воспользоваться Гай, закрыв окно и спрятав гитару куда-то за угол. Вскоре он вновь появился, как чёртик из табакерки, присел на стул, вытянув ноги вперёд, и надвинув кепку на глаза. Николас так и остался стоять на месте, ожидая слов своего нового необычного сожителя. Гай видать, ждал, что разговор начнёт серб, но так и не дождавшись, с раздражением в голосе начал: - Ну что ж. Через два дня я познакомлю тебя с нашей компанией, чтобы ты был в курсе дела, а не простаивал тут и не болтался по моей квартире. Это – раз. Теперь дальше. Сегодня я весь пропадаю в разъездах и прочих подобного рода мелочах, так что квартира на твоей совести – это два. Я доверяю твоей наивной душонке. Ну и наконец. По хорошим источникам я узнал, что экзамены в Карлов Университет начнутся через две недели. Так что учи, приятель, и смотри не оплошай, - глаза Гая сверкнули из-под кепки. – Моя библиотека будет тебе в помощь, благо, насколько я знаю, зубрить надо ВСЁ. - Откуда такие данные? – удивился лишь Николас. - Скоро узнаешь, друже, - серб поморщился при последнем слове, ибо оно было сказано на его родном языке. – Скоро… А ты учи пока. И да, запомни, в том ящике справа лежат всякие там крупы. Тут – кастрюли. Здесь же напихано у меня несколько настоек от простудных заболеваний, и ещё куча всякого хлама – разберёшься со временем. Так, в мою комнату убедительная просьба не заходить лишний раз, там всё равно ничего интересного нет. Хотя, думаю, ты без меня всё прекрасно сам найдёшь. Всё. Ах, да! Экзамены у вас будет принимать лично сам Вингерфельдт. Успехов! Освоение квартиры, свалившейся с неба, началось быстро, с высокой скоростью. Правда, некоторые мелкие, но важные вещи находились в таких местах, что об их местонахождении знал лишь сам Гай, а Николасу они попадались совершенно случайно – как это и водится частенько. В коне –концов, пусть и приложив некоторые усилия, он более ли менее разобрался в том, где что лежит. Постепенно это незнакомое жилище стало ему нравится. Он быстро привыкал к нему. Ближе к вечеру тускло загоралась керосиновая лампа, после чего ещё долго не гасла, а книги из личной библиотеки Гая таяли просто на глазах. Они были различных жанров и реализаций, но все говорили лишний раз о хорошем вкусе того. Кто их собирал. Ноги обычно Николас грел, подложив их под собаку – таким образом он обходился без тапок, а верный пёс лежал в ногах, грустно смотря на сосредоточенное занятие человека. Со стола Гая не сходила многочисленная литература, и его, и чужая. Читалось всё подряд. А днём с такой же тщательностью вся сущность уходила на подготовку к экзаменам, которые с каждым днём всё приближались, волнующе и страшно. Однако Гай по каким-то причинам советовал не беспокоится, и даже перестать нервничать. Причину этих доводов Николас так и не раскрыл, продолжая превращать себя в книжного червя, глотая книгу за книгой, и пытаясь хоть что-то оставить в голове. Дни неутомимо летели вперёд, приближались… Через два дня после своей памятной песни, Гай вернулся домой поздно, рассерженный, обозлённый на всё на свете. Даже не ужиная, он поспешил в свою комнату, где заперся от мира сего. Через несколько минут после нашествия хозяина, Николас решил поинтересоваться, что же всё-таки произошло. В воздухе ещё не села пыль после прихода Гая, и пылинки, хорошо различимые на свету, ещё долго витали в воздухе. Николас подошёл к закрытой двери и решил постучаться. Легонько стукнув в дверь, он стал ожидать реакции. Никакого внимания. Подумав, что слабо ударил в дверь, Николас постучался ещё сильнее, но реакция осталась прежней. Сочинив прекрасный повод для попадания во внутренний мир своего сожителя, он вновь принялся дубасить в дверь. Но в комнате как будто всё вымерло. Теряя терпение и самообладание, Николас треснул ногой деревянную дверь. Послышался вздох, после чего раздались шаги, и усталый до неузнаваемости голос произнёс: - Ну, зачем же ногой? Попробуй лбом… Николас решил не привередничать и успокоился. Дверь тут же отворилась, и показалось взмыленное лицо Гая. Несколько секунд он смотрел на Николаса, затем шмыгнув носом, словно болел насморком, указал рукой на проход, который был сделан узким – чтобы не пролезла собака. Серб осторожно зашёл в комнату, и Гай вновь закрыл комнату, явно не желая ни с кем связываться. С кислой миной он тут же обратился к Николасу: - Чего пришёл? Что забыл? - Э-э, Гай, понимаешь… - валлиец пригвоздил взглядом Николаса к стенке. – Я тут, когда готовил себе поесть, решил рыбу сделать. Но она вся такая, как бы сказать, несъедобная. В общем, продукт ушёл впустую. Не понравилась она мне. - Это вечно вам всё не нравится, ноете постоянно. Потому что вы не умеете то, что вам не нравиться, готовить, - слабо улыбнулся Гай. Ухмылка сквозь слёзы. И тут же не удержался и решил произнести вслух, что творилось у него на душе. – Жизнь отстой! - Надо как-то более оптимистично! Гай показал белые зубы, и, растянув мышцы рта в так называемой улыбке, но оставив прежнее кислое выражение, и с лирикой произнёс, с хорошей верой в будущее: - Жизнь отстой! «И всё же, Гай Гезенфорд – вечное украшение стола», - подумал про себя Николас. Он обернулся назад, и понял, чем всё это время страдал его сосед по квартире. На столе у валлийца валялось множество ржавых гаек, какие-то железные предметы, гвозди, поломанные часы, ещё какая-то электроника, всё это создавало просто прекрасную гору хлама. Рядом, на краю стола, чуть-чуть поодаль стояло что-то такое, что можно назвать изобретением. Наверное, только что созданное в порыве гнева к миру. Был стол около двери, переполненной катушками, батареями, гальванометром, и другим электрическим аппаратом, на который стоило обращать внимание ещё и ещё, чтобы не дай Бог самому повторить подобные вещи со своим столом. Гай заметил, в какую сторону движется взгляд Николаса и хмуро спросил его: - Видишь ли, какое дело. Нашему начальнику пришло в голову усовершенствовать телеграф. Этой идеей-фикс он заразил всю нашу банду лиходеев, а тут я ему ещё подвернулся в порыве творческого вдохновения. Ну, следует добавить, начальник МОЕЙ компании очень злой сегодня был (хотя не только сегодня), и решил всё спустить на меня. Ну, я и не выдержал, в порыве творческого вдохновения научил летать часы. Итог плачевен – с криками меня прогнали вон из здания, пригрозив, уж заодно, что я должен починить эти особенные часы самого этого господина, иначе полетит голова моя (хотя между нами говоря, признаюсь, что без меня он никуда не денется). Вот это замечательное нечто – и есть то, что осталось от его часов после встречи со мной. - Н-да-а, - протянул Николас осматривая остатки того, что натворил разбушевавшийся Фантомас. – Дай-ка я помогу тебе, вдруг что-то да знаю. - Ой, да ладно, тоже мне гений. У украинцев на эту тему стишок есть: Через поле, через гай, Идёт мальчик-помогай. Я смотрю, ты туда же решил заделаться? Тут мотор починил, тут сейчас одним движением руки часы починит. Ой, да скажи по секрету, ты какие слова колдовские говоришь, чтобы у тебя всё работало? Пожалуйста, не говори, что ты раньше ещё и часы изучил, их устройство и тому подобное… - Гай? – спросил, словно пробудившись Николас. – Что же это за слово такое? Или сам сочинил. Про себя? - Да, - махнул тот рукой небрежно. – Слово есть такое в их языке. Рощу так они называют. Ты лучше смотри на эту штуковину да соображай. А я тебе рыбу несносную приготовлю. - Хитрец, - вымолвил Николас, крутя остатки от часов в руках и думая, что делать. Затем, словно поймав вдохновение, Гай выхватил из рук это убожество, которое и часами-то не назовёшь, взял небольшой инструмент, похожий на отвёртку и принялся что-то крутить. Николас стоял в замешательстве. Вот валлиец высунул от напряжения язык, что-то ещё покрутил и с довольным видом отстал от несчастного куска железа. - Что ты с ним сделал, Гай? - Доломал, - просто и непринуждённо ответил он. У Николаса глаза стали по десять геллеров. - Как так? Зачем же? – не понял он. Гай только рукой махнул. - У меня знакомый – часовщик. Я проще приду к нему и куплю новые часы. И вставлю туда взрывное устройство наподобие динамита. А с этим хламом я даже ворочаться не хочу. Что смотришь? На мне узоров нет. И часы на мне не двигаются. - Их же можно было починить… - Но не нужно, - отрезал Гай, дав понять, что разговор окончен. – Так тебе рыбу приготовить или мне самому есть придётся? Николас кивнул Гезенфорду, словно на вопрос с «или» можно ответить однозначно. Сломанные часы не давали ему покоя. Хотя Гай уже давно на них плюнул и радикально решил проблему – разрубил «Гордиев узел». Но это Гезенфорд. А у него, Николаса, мания такая – если что-то сломано, значит надо чинить. Срочно. Иначе покоя это никак не будет давать в течение долгого времени. Успокоившись, Николас вошёл в кухню и увидел, как Гай ловко ворочает сковородкой, затем резко подбросил рыбину вверх, и та свалилась прямо на тарелку. Всё было рассчитано с точностью до миллиметра. - Кушать подано! – улыбнулся он, а сам куда-то отошёл. Николас стал тыкать вилкой приготовленное блюдо, и, попробовав на вкус, решил, что даже очень оно неплохо. Ещё помучившись насаживать на вилку эту рыбину, он, в конце – концов, её доел и поспешил убрать посуду. Уж очень его интересовало, чем страдает там Гай. Николас вышел из кухни, вновь подошёл к приоткрытой комнате Гая, и вошёл в неё. В тот же миг резко погасла керосиновая лампа. - Ты зачем свет выключил? – не понял этого действия Николас. - Так не видно, что я что-то ем, - невинно ответил он, поспешив убраться из комнаты. Тогда взгляд Николаса оказался полностью посвящён разбитым и доломанным часам. Решил, что починит их завтра. Втихаря, чтоб вещь не пропадала. Так он и сделал на следующий день. Вместо сидения за горами книг, Николас решил засесть в комнате Гая, едва тот ушёл работать. Покряхтев немного, и, использовав некоторые детали из кучи хлама на столе, у него что-то стало получаться. Часы стали приобретать своё первоначальное состояние. Руки были потными и красными, а любая неудача ещё больше подстёгивала изобретателя. С довольным видом он работал над ними и в итоге кончил тем, что отложил всё в сторону и просто стал смотреть на часы. По лицу Николаса прошлось одобрение, рука повернула небольшой механизм и часы снова стали тикать, а стрелки идти. Совесть окончательно очистилась от предрассудков и камня, и теперь жизнь наконец-то стала налаживаться. Вечером пришёл Гай и обнаружил в комнате Николаса на столе идущие часы. Радости особой у него этого не вызвало. Впрочем, и огорчения. Лишь лёгкое удивление на лице. Увидев починенные часы, он достал из внутреннего кармана пиджака в точности такие же и положил на стол, после чего он и Николас стали искать отличия первых часов от вторых. Серб, словно славился всегда знанием часовых дел, тихо произнёс, сравнивая то и дело их: - На часах твоего директора компании – есть лёгкая царапина, вот, видишь… - Вижу. Только вот Алекс её не увидит, - улыбнулся Гай, и захлопнул новые часы. – Собственно говоря, можешь забрать эти себе. Мне такого счастья не надо. И да, за изобретательность хвалю. Больше Гай не говорил, и, подбросив на стол ещё пару книг, принесённых с улицы (они были холодными), удалился. Рука Николаса потянулась к новой литературе, и он обомлел, пытаясь сообразить, что к чему. Книга, лежавшая сверху, была довольно странной тематики. Он её пролистал, так и не поняв, с чего бы это Гаю надо было класть её сюда. С вопросительным выражением лица он повернул голову и увидел стоящего у стены Гезенфорда, не спешащего уходить. Его силуэт чётко выделялся на фоне серых затемнённых обоев, на которые не попадала даже капля света. - Гай, я не понял, что это за книга, и чем она может мне пригодится? - Поймёшь, когда экзамены будешь сдавать, правда, будет уже очень поздно к тому времени. Учи, я никогда ничего не даю просто так. Значит, у меня есть основания на то. Мне ли тебе сейчас всё это рассказывать и вбивать в твою неразумную головушку? - Так откуда у тебя такие знания? Гай вздохнул, словно у него была очень тяжёлая жизнь и грустно произнёс: - На твоём месте я бы уже давно догадался… Хотя ладно, учи. У ночи Николас вырывал шесть часов для сна, три из которых посвящал всяким размышлениям. А дни шли, летели! Календарь незаметно показывал числа, и вот уже, настал тот день, отмеченный самолично чёрным, траурным цветом карандаша Николаса, когда пора была сдавать вступительные экзамены. Срок подготовки, как это и предполагалось, подошёл к концу. Гай пожертвовал своим личным временем и велосипедом, отвозя своего соседа по квартире прямо к университету. Правда, поспешил предупредить, что все эти расходы Николасу придётся оплачивать отдельно. Что ж, на том и порешили. Старейшее и самое престижное здание в Европе уходило вверх, смотря окнами на всех, кто шёл внизу. Николас поспешил про себя отметить некоторую схожесть с берлинским рейхстагом, разве что без купола. Цокольный этаж был украшен мини-арками, над ними возвышались ещё два окна, а по бокам архитектурный элемент - колонна. Солнце скользило по светло-серому зданию, делая его как-то светлее и приветливее. Посмотрим же, насколько оно будет радостным и приветливым. С этой мыслью Николас смело вошёл в здание, готовый ко всему. Много, много народа стояло повсюду. Все они суетились, говорили что-то между собой, при этом создавался шум базарной площади. Экзаменаторы и те, кто регистрировал участников этого сборища, резко поднялись, после чего один их них звонко ударил во что-то. Воцарилась тишина, народ немножко разошёлся и замер. Кто-то было начал открывать рот, как с противоположного конца коридора раздались аккуратные, интеллигентские шаги. У всех мелькнуло что-то наподобие испуга на лицах, когда они слушали эти чёткие шаги, постепенно приближающиеся сюда. Отчётливо раздавался стук тросточки по полу. Резко всё замолкло, словно человек, идущий сюда, что-то поправлял. Затем продолжились и вскоре вышел невысокий, полноватый мужчина, имевший довольно интеллигентский вид. Люди разом отхлынули назад, уступая ему дорогу – словно шёл не один человек, а целая процессия. В рыжих волосах мелькали седые волосы, густые усы полностью скрывали верхнюю губу и касались нижней. Прямой нос, острый, как у орла взгляд, и волосы, слегка растрёпанные. - Александр Вингерфельдт! – поспешил представить человека один из группы экзаменаторов, после чего разразился гром аплодисментов – не каждый день встретишь такую знаменитость. Да, это был далеко уже не тот молодой человек, который когда-то схватил за руку Гая и уличил в воровстве. Годы берут своё. Однако величие на лице и чувство собственной важности с годами не истёрлось. Зорким взглядом Вингерфельдт окинул всех собравшихся. Подошёл ближе к экзаменаторам и, улыбнувшись, стал толкать свою речь: - Добро пожаловать, господа, в наш замечательный университет. Всё-таки наступил тот радостный момент, когда вы все можете показать себя, а главное – свои знания, и доказать, на что вы способны. Наш университет считается самым престижным по Европе, и именно от таких, как вы и зависит, сохранит он этот статус впредь, или нет. Как видите, день начался прекрасно – солнце к нам ещё пробивается, - Вингерфельдт как раз стоял так, что солнце грело ему спину и освещало его фигуру, словно ангельскую. – Вопрос лишь в том, пробьётся ли оно к вам. Мне, пока ещё не старому и опытному учителю остаётся только пожелать вам, чтоб солнце в этот день не заходило над вами. Ни пуха, ни пера! – Воцарилась тишина, все явно ожидали последнего слова великого учёного, которое тот явно не договаривал. Поняв, что от него что-то ждут, Вингерфельдт нахмурился, и решил удовлетворить потребности всех собравшихся людей. – По каким кабинетам будут проходить экзамены на различные факультеты, можете посмотреть по стенду, висящему справа. Лично я, ваш покорный слуга, с удовольствием буду принимать экзамены в направлении физическом. Я сказал всё. Можете начинать эту прекрасную пору сдачи экзаменов! Толпа рассосалась по разным направлениям, тем самым освободив продвижение по коридору. Да, в этот институт за красивые глаза не брали. Оценивали по 12-ти бальной шкале. Перед Николасом шло сдавать экзамены несколько человек, и видя, как, у него душа всё уходила в пятки. Вингерфельдт был единственным невозмутимым человеком в этом неспокойном, кишащем ужасом аду. - Ну-с, - начинает учёный. – А вам знакома песня о костомаринском мужике? - Нет, зато я знаю другую – «Несе Галя воду»… -За находчивость хвалю, - лицо студента преобразилось. – Поэтому вместо нуля ставлю единицу. Одному человеку, приехавшему совсем издалека, из Германии, он с грустью на лице приметил: «Охота была в такую даль ехать, чтобы нам тут лапшу на уши вешать, да щи в лаптях варить». Человек, стоящий перед Николасом, совсем уже запаниковал, и сказал кому-то спереди: - Вон, сто человек ехало в том году поступать из самого престижного училища, а взяли-то только двоих… С другого конца раздался плачущий голос человека: - Режут! Без ножа режут! Экзаменаторы в этот день были излишне придирчивы ко всем, считая, что тот, кто сюда поступает, обязан владеть широким кругозором – чтобы, куда бы он не попал, мог всегда с точностью определить, что находится за тем бугром, или какая река протекает в Конго, желательно описав всю близлежащую местность, экономику других стран, и много, много нужных и одновременно бесполезных вещей, за незнание которых вышибали жестоко и безжалостно. Экзамен проходил сразу на четырёх-пяти языках, без знания которых делать тут было просто нечего. Простых старых людей, у которых был единственный шанс заработать на жизнь, отучившись здесь, тоже не жалели, считая, что ничто не должно оскорблять и унижать такой великий университет. Чаще всего Вингерфельдт отсылал таких людей в те места жительств, откуда они приехали – там, чтобы куда-то поступить, через себя перепрыгивать не приходится. Солнце далеко не всем улыбалось, и чувствовалось, что сегодня-завтра по Праге прокатится волна массовых самоубийств, из-за неудачи с фортуной. А куда идти таким бедным людям? Назад, в убогую мещанскую жизнь? И стрелялись. Деваться было некуда. Да ведь и брать кого попало не хотелось – высшая ступень в Европе всё-таки по образованию. Естественно, лучшие из лучших. Чтобы подтвердить приоритет университета. Вышибали безжалостно, а сам экзаменатор ловко ломал жизни и надежды студентов одной фразой, одним росчерком своего пера… Время безжалостное. От него никуда не денешься. Завалили того, кто шёл перед Николасом. У студента потекли слёзы от этого большого несчастия. Солнце улыбалось редко кому, пожалуй, одному лишь Вингерфельдту, железному и стойкому. Николас, с дрожью в коленях, ещё не зная и не догадываясь о своей судьбе сел перед великим учёным. Тот на него даже не взглянул, а стал рассматривать какие-то бумаги. Затем уступил место другому экзаменатору, который не мог удержаться и принялся штудировать Николаса по всем направлениям, стремясь его завалить. Вингерфельдт слегка наклонил голову, считая свои какие-то бумажки, и краем глаза следил за происходящим. Наверное, последнее настолько привлекло его любопытство, что он поспешил обернуться и вскоре встал за спиной принимающего экзамен. Острый взгляд холодных голубовато-серых глаз с подозрением смотрел из-под тяжёлых, густых бровей. Николас тараторил быстро, особо не задумываясь, но, то и дело посматривал на стоящего тут же, рядом, великого учёного. В конце-концов, раздался немного грубоватый голос Вингерфельдта, который резко прервал экзамен: - Простите, вы где-то работаете? - Собираюсь, - потупил глаза Николас от такого неожиданного для него вопроса. – Должен вскоре поступить на работу. - Куда? – загорелись глаза Вингерфельдта. Николас ещё больше сжался. - Понимаете, меня хотят пристроить в компанию какую-то, специализирующуюся на постоянном токе и создающей многочисленные изобретения. - Кто? Кто хочет пристроить? Имя? – Вингерфельдт готов был съесть глазами Николаса. - Г-гай… - фамилию Николас уже не смог выговорить. Глаза Вингерфельдта сверкнули, и погасли в темноте, изредка поблёскивая. Он кивнул головой и ушёл в себя. Экзаменатор тем временем дальше стал проводить каторгу для Николаса, устраивая новую западню. Правда, как отметил сам Николас, после этого небольшого происшествия к нему стали относится с некоторой степенью уважения. В последующие дни это показывалось всё ярче и ярче. Ему смогли простить даже то, что он не сразу вспомнил реку, протекающую в Андорре - Рио-де-И'Искобет. По окончанию экзамена, шло долгое совещание между самим учёным и экзаменатором, но споры быстро разрешились и всё уладилось. Средний балл, полученным сербом, был равен 10, 9 – и Николас оказался в числе тех счастливчиков, которым суждено было попасть в престижнейший университет через такую маленькую лазейку. И сразу началось внушение, что они не имеют права позорить это заведение (впоследствии отчисления стали обычным и частым делом), и представляли собой элиту Европы. Статус надо было поддерживать… Поэтому, чуть ли не каждый вечер в дома учащихся заглядывал специальный инспектор, и горе тому, кого он не заставал в согнутой позе над книгами. За гуляния тут же отчисляли, особо не церемонясь. А учили всё и по многому, причём на нескольких языках, что вскоре учащиеся могли бы запросто заменить любой справочник. На то он и был университет – не ворон ловить… А из головы Николаса всё не выходило странное поведение Вингерфельдта. И Гая. Даже за книгами он пытался разгадать их сущность. Но не за книгами он этого добился. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Генерал Опубликовано: 5 апреля 2011 Автор Поделиться Опубликовано: 5 апреля 2011 Глава седьмая На столе лежала книга об экономике Германии в восемнадцатом веке. Цифры, цифры… Но вскоре они перестали быть просто цифрами и приобрели особую мелодичность, стало интересно их изучать, а затем они мгновенно стали укладываться в голове, потесняя кучу другого хлама на полку. Стол был завален множеством зарубежной литературы, иногда, чтобы её привезти, Николас вызывал извозчика. Читала очень много. Время для сна приходилось вырывать. Главное – никогда нет оправданий, если ты что-то забыл прочитать. Все нужные книги хранились в библиотеке при университете, а если её нет на русском, бери на иностранном – предполагается, что ты его знаешь, иначе – зачем сюда поступать? Взгляд туманно скользил от строчки до строчки, а потом резко в комнату кто-то ворвался, захватив с собой порыв ветра. Пыль резко поднялась с полок, со стола и закружилась в воздухе. Человек, явно в весёлом расположении духа, чуть ли не подлетел к Николасу и захлопнул книгу, хотя тот даже слова не успел дочитать. В руке Гая пребывала гитара, и он несколько раз провел по ней рукой, громко выкрикнув одно-единственное предложение, удивившее серба до глубины души: - А я сажаю алю-ми-ниевые-е огурцы-и на брезентовом поле-е-е! Затем он резко убрал гитару, прислонив её к стулу, и улыбнулся широкой улыбкой, на которую было способно лишь его лицо. Николас всё своё внимание теперь решил уделить Гаю, который, наверное, за этим сюда и пришёл. Резко отбросив все книги в сторону, он вспомнил о своём давно назревшем вопросе и поспешил спросить полушёпотом: - Так я буду работать в вашей компании? - Будешь. У тебя выбора нет. - А как же Вингерфельдт? – поинтересовался Николас. Гай, имевший аргументы на все случаи жизни, извлёк из внутреннего кармана своего пиджака два небольших куска бумаги, на которых что-то было напечатано. Прежде чем Николас протянул руку, чтоб их взять, Гезенфорд, предвидев это, убрал свою ладонь, предварительно показав рукой знак «стоп». Серб послушно замер, ожидая постепенного раскрытия всех карт, как это водилось у Гая. - Итак, мой друг, настало время посвящения тебя в наши тайные глубины тайн. Хотя их статус тайности мы всё равно сохраним. Хотя бы ради приличия. Дядя Алекс для того и спрашивал тебя на экзамене – сразу засёк тебя…Бездельника! Не знаю, как ему это удаётся – но нужных людей он чувствует за километры. И пользуется этим даром. Ты думаешь, ты удачно проскочил или хорошо сидел за книгами, сдавая экзамен? - Нет. Я уже давно так не думаю. После того самого рокового вопроса, заданного на экзамене. - Вот и правильно, не надо меня пугать. Компания, университет, - всё оно прекрасно и хорошо, самое главное, босс находит своё время на всё, как ни странно. Везде успевает. В этом ему можно позавидовать. Из-за того, что я надоумил тебя на путь истинный, оказался ты у нас и с работой, и с учёбой. Всё как нельзя лучше. - А знал ли сам Вингерфельдт о моём существовании до экзамена? - Догадывался… - неопределённо ответил Гай, переведя взгляд куда-то в сторону. – Впрочем, зачем мне о нём тебе рассказывать, когда у тебя и так появится возможность всё узнать без допросов моей личности. Убедившись, что наступило подходящее время, Гай положил руку на стол, раскрыл её и положил на стол эти небольшие бумажечки. Николас, немного нахмурившись, наклонился над ними и принялся читать, что там написано. Гезенфорд принялся выжидать реакции его. А написано там было вот что: «29 августа. Компания «Western Union», Национальный театр, г. Прага 17:00. Состоится концерт по инициативе и при финансовой поддержке главной электротехнической компании Австро-Венгрии и всей Европы для узкого круга лиц, в частности, для встречи всех участников конкурирующих компаний в области электрического производства. Добро пожаловать! Билет № 657, место 13, ряд 7.» Николас долго всматривался в эту бумажку, словно там что-то было ещё написано между строк. Так и не найдя таинственного шифра, он отложил эту бумажку в сторону, под первой оказалась ещё одна, в которых Николас расшифровал ещё один билет на этот концерт. В важности этого мероприятия он не сомневался и полностью доверился Гаю. Последний молча выжидал реакции. Так её и не дождавшись, Гезенфорд решил начать разговор первым, видя что сильное впечатление это не произвело на Николаса и тот сам ожидает, что же будет дальше: - Ну надо же тебя как-то вводить в нашу компанию… Или я опять ошибаюсь? На сие мероприятие мы пойдём сегодня, этот же день можешь внести себе в биографию как начало карьеры в крупнейшей компании Европы. Я уверен, что тебя примут без отлагательств – тот же вступительный экзамен был авансом перед этим. Обрадовать тебя? Через 15 минут будет без четверти пять, а мы с тобой всё стоим и лясы точим. Не хочешь же ты упустить такую прекрасную возможность посмотреть на самого основателя могущественной компании? Люди о том, чтобы встретиться с Вингерфельдтом, всю жизнь мечтают. А тебе – за даром. Всё. Хватит, встал и давай собирайся! Довольно учёных книг читать! - Гай, объясни мне последнее – чем я тебе так нужен и необходим, что ты тратишь всё своё бесценное время на меня, словно заботливая мама о своём ребёнке? – задал в упор вопрос Николас, встав из-за стола и натягивая пиджак. - Ах, ну не всё же так сразу. Что за люди нетерпеливые пошли. Сегодня вечером я посвящу тебя в свои коварные планы, если меня не опередит Алекс, причём в последнем я почти не сомневаюсь – у него это особенность характера… Когда они вышли из дома, на улице было ещё довольно светло, что со временем обязательно должно было измениться. Не в лучшую сторону. Быстрым шагом, не давая даже Николасу опомниться, Гай повёл его от одного дворика к другому, постоянно сворачивая во все стороны, и серб несколько раз чуть не успел потеряться, однако с ним церемониться не стали бы – в первую очередь это нужно было не столько Гаю, сколько ему самому. Гезенфорд спешил, и явно решил установить очередной рекорд в быстрой ходьбе, как его нагнал серб и в изнеможении крикнул уставшим голосом: - Прекрати бежать, я ж не поспеваю за тобой! - Я не могу бежать!!! – крикнул Гай, мастерски делая из себя гениального актёра. – На часах без пяти минут пять. Пред нами здание Национального Театра. Николас, ты меня ещё слышишь? Мы, уже пришли. Я уже постарался сделать всё пунктуальным... Николас наконец-то смог отдышаться и решил всё-таки посмотреть, куда его завёл Гай, знавший Прагу, как свои пять пальцев. Широкая площадь и театр, величественно возвышавшийся на ней. К зданию со всех концов стекались люди, наверняка тоже спешащие сюда, на концерт. А справа от здания виднелась набережная и перекинутый мост с коваными фонарями. Николас быстро обозрел окрестности и поспешил оставить их в памяти, на что мгновенно отреагировал Гай: - Только не говори, что когда на старости лет будешь писать мемуары, обязательно опишешь этот чёртов мост со всеми его красотами. Без пяти минут пять! Хватит прохлаждаться, пошли. Это тебе же надо, а не мне. Меня-то на работу уже давно приняли. Они вошли в здание театра, протиснулись через большое скопление народа, после чего Гай провёл его окраинами на второй этаж, где и планировалось это прекрасное мероприятие. Люди были повсюду, в прекрасных интеллигентских костюмах, смех и какие-то светские беседы слышались на всём протяжении прохода и лестницы театра. Затем, вовремя встав в очередь, Гай отдал билеты тому, кто их собирал, и повёл Николаса как послушную собачку в самый низ зала. Зал был просто громадным и величественно уходил вверх, чтобы увидеть потолок надо было высоко задирать голову к небу. Всё было украшено атрибутами роскоши, что и в правду создало иллюзию встречи особо знатных и богатых людей. Присев на места, они долго с выжиданием смотрели, на пока пустую сцену. Затем занавес отъехал в сторону, освещение исчезло в зале совсем, а луч прожектора освещал лишь центр зала, где можно было разглядеть рояль и фигурки двух человек. Несколько минут все молчали, затем разразились громом аплодисментов. Чему хлопают, никто не знал. Дождавшись в зале абсолютной тишины, человек, сидящий за роялем, стал нажимать на клавиши, наигрывая печальную и грустную мелодию. Голова его была наклонена, поэтому узнать человека было очень трудно. На рояле, положив ногу на ногу, сидела молодая дама, внимательно слушающая такт музыки, и кивая ему в некоторой задумчивости. Затем, едва мелодия стала набирать обороты, женщина запела, причём таким голосом, что казалось, красивее его в мире ничего и нельзя было услышать. Николас резко поднял на неё глаза и стал наслаждаться её пением. Пела она на чистом французском языке, нисколько не мешая мелодии, а наоборот, дополняя её, как собственно, и должно быть. Все сидящие в зале с восхищением смотрели на ту пару на сцене. Девушка стала жестикулировать в такт своей песни, затем бросила с вызовом свой взгляд на публику, слегка улыбнувшись. Эта улыбка была просто обворожительной. Казалось, песня могла бы продолжаться снова и снова, но вот голос утих, а за ним и мелодия. Человек оторвался от рояля, повернул свою голову к аудитории, тоже смущённо улыбнувшись. Николас узнал этого человека! Это был Александр Вингерфельдт. Собственной персоной. Великий учёный прошёлся взглядом по всем сидящим в первых рядах, и тут взгляд его острых глаз остановился прямо на той паре, сидящей в седьмом ряду. На неформальной главе формальной компании – Гае. Рукой он провёл по волосам, затем снова вернулся к роялю и принялся что-то играть, но уже более резко и быстрее. Затем запел неузнаваемым голосом, полных разочарований и надежд. Голос Вингерфельдта был преисполнен музыкальности, а затем ему стал вторить голос девушки, и всё это слилось в незабываемый дуэт, где музыка была просто восхитительна… Они играли очень долго, но время, казалось бы, остановилось в этом зале Национального театра. Во время исполнения очередной песни, поблёскивающие во тьме глаза Гая резко погрустнели, и он наклонил голову, шёпотом и со вздохом произнеся фразу сидящему рядом Николасу: - А когда-то этот довольно не молодой человек играл так же, будучи простым рабочим… - То есть? – заинтересовался сразу Николас. - Ах, об этом я расскажу после концерта, - усмехнулся Гай и отвернул голову от негодующего серба, преисполненного удивления и возмущения. Едва очередная песня окончилась, Гай всех быстрее вскочил с места, поаплодировал стоя и потянул Николаса за собой – но не к выходу, а куда-то вниз, к сцене. Люди, идущие им на встречу, просто недоумевали, видя несущегося без головы парня в кепке, одержимого своей идеей прибежать вниз. Николас вдруг увидел в районе балкона смутно знакомую женщину, приглядевшись, он узнал её – да, это была Драгутина! Серб рванулся вверх, однако Гезенфорд так же резко потащил его вниз, и лишь взглядом приходилось пожирать фигуру знакомого человека. Правда, сам Гай никакого внимания не обращал на то, что думают о нём и его действиях в частности, упорно идя к своей поставленной цели, не взирая на то, что иногда приходилось кого-то толкать и отдавливать ноги. В конце-концов, так, перепрыгивая через ступени, они добрались к своей заветной цели, поднялись по ступеням на лестницу и прижались к стене. Рядом же, окружённый вниманием нескольких человек, стоял Вингерфельдт собственной персоной, выражая всем видом какого-то монарха, будто мир был у него в кармане. Изо рта у него торчала сигара, дым от которой довольно быстро уходил вверх и растворялся. Гай, недолго раздумывая над дальнейшими действиями, подошёл сзади, и осторожно потянул его за плечо. - Алекс, тут к тебе дело есть… Очень, очень важное! Раздался тяжёлый, грузный вздох, на который был способен лишь Вингерфельдт, и с театральным разочарованием и видом a la «я ничтожество», обернулся. Глаза его были полны печали и какой-то грусти. Но всё это лишь притворство, а учёный, как известно, был великим актёром, умело играющим на чувствах других людей. Он взглянул на Гая, словно бы тот отнял его от важного дела, потом взгляд упал на стоящего Николаса и в глазах промелькнуло лёгкое недоумение, после чего всё внимание перешло на серба. - Этот малый и есть причина нашего разговора? – спросил, хитро подмигнув Вингерфельдт. - Ты угадываешь мои мысли, я думаю, можно отойти куда-то в более безлюдное место – эти люди просто перекричат нас, и мы так к ничему и не придём! – Гай намекал на тех. В окружении кого стоял несколько минут учёный. В их компании то и дело слышались громкий смех и громкие голоса, чего терпеть было просто невыносимо. Вингерфельдт предложил довольно обтекаемый вариант, заключающийся в выходе из зала вообще. Они нашли укромное место на улице, где было довольно мало народа и решили начать разговор. Александр Вингерфельдт изящным жестом вынул из внутреннего кармана пиджака портмоне, на который в своё время удачно попался Гай, как на удочку. - Так о чём ты хотел меня спросить? – прищурился учёный, вынув сигару изо рта. - Ах да, - начал вспоминать Гай. – Я давно намекал тебе, Алекс, что требуется расширение компании. Толковых людей мало – их искать надо. Мы ведь не хотим себе потом грызть локти, когда подобные золотые руки оказываются у конкурентов, верно я мыслю? Да, мой дорогой друг Фарейда, познакомься с этим человеком. Как ты помнишь, наша компания называется «Wingerfeldt Electric». Так вот, это основатель нашей компании – Вингерфельдт. Электрик. - Хм… А с чего-то ты взял, что этот умник и есть те самые «золотые руки»? – Вингерфельдт с подозрением вглядывался в лицо Николаса, словно там было что-то написано. - О! Вот в том-то дело! – Гай был доволен этим вопросом, словно заранее ожидал его. Возникло ощущение, что в рукаве он держал заранее приготовленные несколько тузов. – Этого молодого человека я застал ещё в поезде, когда ехал в Прагу, но это не имеет никакого отношения к делу. Он починил электромотор, над которым наши ребята возились уже не один день. Наконец, после нашей последней ссоры, этот молодой человек починил твои часы! – и довольный Гай, зная, что произвёл впечатление, достал из кармана починенные асы, в последний миг решив новые оставить себе. У Вингерфельдта мелькнуло на лице страшное удивление, глаза его были подобно лошади Мюнхгаузена, когда тот на ядре полетел. - Ах, вот в чём дело… Похвально, похвально! – он взял в руку часы и долго смотрел на них, никак не веря своим глазам. – Значит, я сделал правильно, что пропустил этого человека к нам… Кхм… Гай, а не его ли ты имел под новым сотрудником, которого хотел привести в нашу компанию? - Его, его, - горячо закивал Гай. – Мы должны его взять обязательно. - Что он, безымянный что ли? – улыбнулся Вингерфельдт, поразив своей простотой Николаса. – Всё к нему в третьем лице обращаемся. Как вас зовут, молодой человек? Николас взглянул сначала на лицо Гая, затем перевёл взгляд на учёного, выглядевшего достаточно солидно чисто из-за умения держаться на людях. Взгляд из-под густых бровей буравил лицо насквозь, и сербу как-то неловко стало в душе, представляясь этому прекрасному господину: - Я Николас Фарейда. Серб. Из того маленького посёлка, что рядом с Госпичем. - Ах! Так мы земляки! Именно оттуда пошла наша компания. Нет ничего нелогичного… - Вингерфельдт закусил сигару, всматриваясь в лицо студента. – Говоришь, будешь на нас работать? - Мне бы очень хотелось этого, господин, - взгляд Николаса упал на землю. Посмотрев тоже вниз, но не найдя там ничего привлекательного, Вингерфельдт вновь взглянул на узкое лицо человека с чёрными глазами. Внешность ему привлекательной не показалась, однако на это внимание не уместно обращать в первую очередь. Выждав определённую паузу, Вингерфельдт тихо сказал, обращаясь к Николасу: - Не надо меня называть господином… Я не люблю подобные фамильярности. Зови меня Алекс. Гай, так в чём же проблема? Ради этого стоило устраивать такое событие с отрыванием меня от важных дел компании? - Но не могу же я без ведома главы компании вершить за спиной свои коварные замыслы. Куда мы возьмём его на работу? Вот о чём я думал всё это время… - Наверное, эти думы мешали тебе спать всю ночь, - уголки рта Вингерфельдта приподнялись в жестокой ухмылке, он был явно не в духе и несколько разозлённый на всё на свете. – В нашем коллективе ему будет нелегко. Хотя, посмотрим. Время должно нам будет показать, кто прав, а кто виноват, верно я говорю? Главное, чтобы ему удавалось прекрасно сочетать работу с учёбой, иначе отсутствие одного пагубно скажется на втором. Предлагаю сначала сделать из него инженера-электрика. Их у нас дефицит. Работа пусть и однообразная, но поможет вжиться в наше русло, иначе мне бы очень не хотелось, что бы взлёт его карьеры был слишком резким и привёл к должности помощника руководителя. Вы, молодой человек, знаете ведь это дело? - Да, я этому учился когда-то… - Вот и прекрасно! – загорелись глаза Вингерфельдта, и учёный похлопал его по плечу. – Мне кажется, мы сработаемся. Все последующие мелочи, в частности, касающиеся работы, зарплаты, я думаю, можно решить на месте. Простите, Николас, а где вы живёте? - У меня, - вставил своё слово до сих пор молчащий Гай, причём ледяным и холодным тоном. Расспросы прекратились, и Вингерфельдт умолк на середине разговора. Николас долго смотрел на этих двух людей с абсолютно разными характерами, но одержимыми одной идеей, и связанными судьбой друг с другом. Вингерфельдт потушил сигару и кинул её в стоящую специально для этого урну, после чего внимательно стал изучать взглядом свои починенные часы. Словно вспомнив что-то, он обратился к Гаю, вид которого по большей части напоминал бандитский, не смотря на интеллигентский костюм: - Да, извини друг, я погорячился, когда мы с тобой поссорились… - И ты извини, если от этого тебе станет легче на душе, - сказал скороговоркой Гай, сам нарываясь на неприятности. – Так когда мне можно приводить этого молодого человека в нашу банду пустоголовых лиходеев? - Я буду ждать его хоть с завтрашнего дня, - развёл руками Вингерфельдт и обернулся назад, словно увидел что-то. Но вслух ничего не сказал. Гай подмигнул Николасу, после чего обратил свой взор по направлению, в которое смотрел учёный. Кто-то бежал им на встречу, и по мере приближения человека, серб догадался, что это та самая девушка, которая пела сегодня на концерте. Она подбежала к ним троим, причём от неё исходило светом и радостью, что вызвали лёгкое недоумение у стоящего в тени Гая. - Дядя Алекс! Дядя Алекс! – она оббежала его кругом, после чего повисла на шее, громко смеясь и улыбаясь. Вингерфельдт из магната, на которого он хотел быть похожим, сразу стал плюшевым медведем. – Меня взяли в их оркестр! Теперь я смогу продолжить свою мечту стать солисткой… - Ах, продолжила бы ты ещё и свою мечту закончить Медицинскую Академию, - улыбнулся Вингерфельдт, а девушка тут же смущённо спрятала лицо, но поспешила вновь показать его. - Ах, академия… Но у меня же есть работа, а таким, как я, образование лишнее будет лишним. Сам-то ты образования не имел никогда! - Но меня и замуж никто не возьмёт! – продолжил учёный, явно смотря на неё, как на родную дочь. – Такому гению, как мне образование уж точно не нужно. А вот ты не гений – воздух в голове гуляет… И что, собираешься всё на свете успеть? - Конечно же да, дядечка. Я всё-всё буду успевать! И всё с успехом… Неужели ты во мне сомневаешься? – она театрально подвела руки к лицу, для придания выражения «Какой ужас». – Только вот тут проблема есть одна. Денежная. - Ну, смотри у меня! – погрозил пальцем Вингерфельдт и послушно достал портмоне. – Скоро ты, мой зайчик, вытрясешь все последние деньги у своего богатого дядюшки на свои безделушки. Даже такой великий человек, как наш учёный, был бессилен устоять перед таким штурмом. Странно было видеть того, кто начинает давить, можно сказать, всю Европу под себя, в таком беспомощном состоянии, как сейчас. Отсчитав крупную сумму из своего кошелька, он вручил их этой девушке и тяжело вздохнул, прекрасно зная об их участи и посему заранее сожалея о том, что им предназначено быть выброшенными на ветер. Николас взглянул на эту девушку, так весело увивавшуюся вокруг спокойного и железного Александра Вингерфельдта. Рот был раскрыт в весёлой добродушной улыбке, лицо узкое, вытянутое, чуть ниже носа была памятная родинка – как принято говорить – «на удачу». Волосы мягко касались лица, закрученные и такого же, рыжеватого оттенка, как у дяди Алекса, но всё же больше золотистого цвета, они подчёркивали его форму, и до шеи были обрезаны. Внешне она чем-то отдалённо напоминала своего родного дядю, но профиль и тонкая натура были далеко не под стать гиганту электрического бизнеса. На шее красовался блестящий на солнце медальон, через плечо была перекинута простая сумка, напиханная до невозможности какими-то бумагами. Всё это создавало эффект светской красавицы, прыткой, юркой, непостоянной, которой она по сути дела и являлась. - Ах, Гай, я тебя сразу и не заметила! Здравствуй! - Не для того я укрывался в тени, чтобы меня замечали, - фыркнул в ответ Гезенфорд. - А кто это молодой и симпатичный человек рядом с тобой? Такой тихий и скромный. Уж не очередного ли ты Нерста нашёл, Гай? - Боюсь, у него свой, запоминающийся характер. Нерсту до него ещё дорасти надо, верно я говорю, Алекс? – подмигнул правым глазом Гай. – Мне кажется, мисс, вы сегодня были просто прекрасны! Однако, замечу, от ответственности это вас ещё пока не освобождает. - От какой-такой ответственности? – округлила она невинно глаза. - От убийственного… Пирога! – расхохотался Гай дьявольским смехом. – Я-то помню, как ты однажды заикнулась, что приготовишь его в честь праздника. Я всё помню! Не увильнёшь. - Пощадите, пощадите, господин! Мне ведь ещё жить надо! Я украшу его кровавыми… клюквами! Как вы прикажете, сэр! Как вы прикажете! - Ах, Мэриан, рано или поздно ты кого-нибудь доведёшь своими выкриками. Гай опять растворился в темноте, поблёскивая глазами, и изредка напоминая о себе покашливанием, которое шло у него то и дело, словно бы простуда охватила его. Вингерфельдт, имевший привычку смотреть на часы, поспешно заметил, что ему уже пора, и, сунув портмоне обратно к себе за пазуху, пошёл вперёд, подхватив и Мэриан, что-то весело рассказывающую ему в приступе очередного вдохновения. Дождавшись их ухода, Гай отодвинул кепку от лица и взглянул на Николаса, сделав несколько шагов вперёд: - Ну вот, собственно и всё, зачем я тебя сюда тащил за уши. Теперь же мы можем спокойно топать обратно, а ты можешь задать все вопросы, касающиеся моей личности и Вингерфельдта в частности. - Кто была эта девушка? Она ему племянница? - Да. Работает у нас машинисткой, а ещё поступила в Медицинскую Академию, в которой явно учиться не собирается, и любит петь. Собственно, как и её привилегированный дядюшка. - Откуда это у вашего босса такие способности к музыке? - Ха, они были у него ещё давно… - махнул рукой Гай. – Я ещё успел застать то золотое время, кода рабочий электротехнической компании Александр Вингерфельдт давал концерты простым людям, и все восхищались таланту и слуху этого гениального музыканта, в то время как он сам являлся всего-навсего простым электриком. Впрочем, работу он бросил быстро, поняв, что так прибыль не сделаешь. И стал собирать свою компанию. Зелёным он тогда ещё был юнцом. Но уже грубым и тщеславным, за что получил кличку в обществе – «Лорд», за своё аристократическое подражание и похожего рода поведение. Меня он выловил случайно, когда приезжал к нам в Уэльс, - Гай после своего монолога на миг прервался, сорвал травинку и куснул её, после чего продолжил. – Тогда ему нужны были люди. Я, в то время злостный воришка, удачно хотел обокрасть этого мудрого господина, за что и поплатился… Работой в предприятии по изготовлению дверных замков! - А как же это он умудрился тебя, вора, за руку поймать? – опешил от удивления Николас. - Дядя Алекс никогда не был таким белым и пушистым медведем, каким он кажется. На самом деле за тонкой творческой натурой прячется лицо циника и скандалиста. Он выходец пусть из высшего сословия, но судьбу имел такую – мама, не горюй! С воровством он прекрасно умел бороться и я часто прихожу к мнению, что он специально всё подстроил, чтобы меня тогда поймать в Уэльсе. А почему он меня поймал и как он прекрасно владел ловкими пальцами, об этом он поведает тебе сам на месте. Завтра. Собственно, несноснее характера, чем у этого человека, я в жизни не встречал – такова уж его природа, то нас заводить своим громоподобным рыком, то тихим шёпотом выгонять прочь. Талантов у него масса, которые он все постепенно открыл и целиков бросил их на освоение модного в это время бизнеса, связанного с электричеством. Что ж, компанию он подобрал себе из таких же дерзких, вредных людишек, не имеющих никакого образования, как и он сам, но зато отличающихся широким кругозором. Собственно, наглые дилетанты с воображением, знающие выход из любой ситуации. А сам Вингерфельдт по праву может считаться мозгом компании, упорно ведя её вверх, ибо у него никогда не иссякают идеи на всякие рискованные, но хорошо оплачиваемые предприятия. Я уверен, ты не пожалеешь о том, что пришёл работать именно к нему, ведь конкуренты наши далёко копошатся где-то внизу, изредка напоминая о себе тявканьем шавок из-за угла. Впрочем, это уже не так важно. Важен сам Вингерфельдт. - То есть, ты решил предать тайне те качества своего босса, позволившие тебя поймать? - Их ты уже разгадаешь и без меня, мой друг. Раз уж так тебя интересует судьба нашего всеми любимого дяди Алекса, так уж и быть, я никуда не денусь и могу рассказать эту историю до подробностей – благо не даром же я её знаю до таких подробностей. Достаточно сказать, что Вингерфельдт никогда не учился. Хотя, это не совсем правда – ведь какое-то время он проходил в школу – всего пару месяцев, после чего его публично обозвали тупицей и выгнали. Пришлось получать домашнее образование. Да и не только домашнее… Он начинает распродавать всякие там газетёнки, а затем случился неожиданный поворот в его жизни – он спасает сына директора телеграфного агентства буквально из-под поезда, и тот в благодарность обучает его телеграфному коду. Дядя Алекс вскоре становится довольно популярен, как один из самых быстрых телеграфистов того времени, а помимо всего прочего он был глух на одно ухо – но это уже не в тему. Для своих опытов времени у него всегда хватало, и дома проводил он кучу экспериментов. Кстати сказать, если ты даже сейчас зайдёшь в его дом, то в самой нижней комнате, почти в подвале, можешь увидеть на полках расставленные по порядку всякие там любопытные баночки и ёмкости с надписью «опасно!» или «яд». Говорят, один раз он чуть не взорвал дом своими экспериментами, поговаривали, что он изобретает какое-то мощное оружие, но эту славу у него нагло похитил Альфред Нобель, изобретя динамит. Опыты довели Вингерфельдта до крайней черты и вскоре он начинает медленно развиваться самостоятельно – организовывает с кем-то там (запамятовал) компанию одну, где отныне и начинает свою деятельность. Это мы знаем, что компания официально появилась в 1895 году. На самом же деле истоки у неё куда глубже идут. Вот например, имя Генри Форда ты ведь знаешь прекрасно? - Слышал, - кивнул Николас, заинтригованный. - Вот. А ведь он свой первый автомобиль и конвейер изобрёл не где иначе, как работая на компанию Вингерфельдта. Конечно Форд потом организовал своё дело, но это не так уж и важно – главное сам факт. Это маленькое предприятие стало разрастаться и в итоге мы сейчас ведущая компания в области электротехники. А у Вингерфельдта всегда есть мания – развиваться во все направления. Он не иссякаем на идеи. И этим заражает других, что обеспечивает высокую работоспособность всей компании. Как-то так. Гай резко замолчал, и в вечерней тишине можно ещё было услышать пение птиц. Оба резко затормозили, всматриваясь куда-то вверх. На самой высокой ветке сидела небольшая птичка, заводившая одинокую ночную трель. В глазах Гезенфорда мелькнуло восхищение. Он долго стоял под деревом, слушая с очарованием песню. Когда же наконец птичка сорвалась с места и улетела в небесную высь, он тихо произнёс находясь всё ещё под воздействием природы: - Да разве хоть один певец сравнится с обыкновенной такой птицей? Я бы ни копейки не дал любому певцу любого ранга, а вот птица… Я всегда говорил, что животные и птицы всегда краше людей. Они не умеют обманывать, им не знакомы пороки, которые пронзили общество ещё со времён Царя Гороха. Впрочем, меня уже не туда понесло сейчас, - Гай улыбнулся. – Так вот, ты всё время у меня интересовался, зачем ты мне нужен. Так и быть, я возьмусь раскрыть эту великую тайну. Начну сначала. Возможно, мои рассуждения покажутся наглостью, но правду я скрывать не буду. Покуда есть такие умные головы как ты, мне легче делать карьеру, делать наш бизнес. Чего греха таить, и ты, и Вингерфельдт – вы все лишь декорации, на фоне которых мне суждено играть главную роль и делать свои коварные делишки исподтишка. Собственно, для меня ты – просто ходячий мешок с деньгами, который я собираюсь потихоньку раскрывать. - Зачем такая откровенность? – Николас был поражён услышанным до глубины души. - Мне терять нечего. В отличие от тебя. Я могу сказать что угодно – и мне за это ничего не будет. Увы, с детских лет я достаточно насмотрелся на окружающее меня общество и просто возненавидел его. Может, я прекрасно владею нравами коллектива, но в душе мне суждено остаться волком-одиночкой. Мне противны многие люди – смотреть как они копошатся, пытаются что-то сделать. Они не знают, что будет завтра, а всё планируют, планируют. Расстраиваются из-за мелочей, которые в их жизни значат всё… Я думаю, кстати, что в тебе затаился талант изобретателя. - С чего тебя посетила эта идея? – Николас чуть не запнулся, и Гай слегка усмехнулся неловкости своего товарища. - Вот Вингерфельдт – человек способный. Но не больше. А ты – талантливый. Что, скажешь, что всё, что ты умеешь – это всё ты вычитал из своего старого потрёпанного журнала? Да, пусть сейчас ты не известен на весь мир, но я уверен, апогей славы тебя не минует, и тогда имя Фарейды будет мелькать во всех газетах, затмив все остальные. Я способен ещё вычислить людей гениев. Думаю, ты как раз к ним относишься. Не надо возражать! Если я так сказал, ни меня, ни себя этим ты не переубедишь. Так что, будь спокоен живи своей жизнью. Своё мнение я высказал, твоё дело – творить, и не зарывать талант в землю. Завтра будет великий день, вот увидишь… Больше Гай не говорил, оставив все сомнения и предрешения за этим деревом, идя одиноко вперёд и насвистывая песню на ветру. Николас с некоторым содроганием шёл за ним, погрузившись в свои раздумья, и не слыша даже пения птиц. Они так и дошли до дома – порознь, не сказав друг другу ни слова. А вечером пришло письмо из родного дома, подписанное рукой матушки Николаса. Как оно дошло сюда – серб так и не понял, впрочем, в этот радостный момент ему было не до этого. Подхватив дорогой сердцу конверт, он вошёл к себе в комнату, где со слезами на глазах вскрыл его и принялся читать. В эти минуты лишь потрескивание воска отвлекало его. Дочитав страницу, он отвлёкся и взглянул в окно. Там стояла жуткая тьма – такая же была и в далёком посёлке рядом с границей Австро-Венгрии. Письмо тронуло до глубины души, и он вновь представил себя маленьким мальчиком, который в страхе перед наказанием, стараясь не шуметь, читал книгу, имея при себе лишь сальную свечу. Вернувшись в этот мир, он долго не мог уснуть, всё думая о своей покинутой родине. Обратного пути нет – если он вступил на этот путь, то должен следовать ему до конца. На том и порешил, после чего в глазах встала белая пелена. Сначала всё было белым-бело, потом всё стало черным-черно. И всё, всё, всё замерло. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Кот Опубликовано: 6 апреля 2011 Поделиться Опубликовано: 6 апреля 2011 Ариадна Огурцы как-то рано поспели в том году, а? Двое ключевых персонажей уже разоблачены, на счёт ещё одного есть некоторые подозрения... Насыщенность фактов на квадратный абзац под конец слегка зашкалила. все восхищались таланту и слуху этого гениального музыканта помимо всего прочего он был глух на одно ухо Тут нет противоречья? Музыкальный слух на одно ухо действительно не мешает? кто начинает давить, можно сказать, всю Европу под себя Подминать скорее. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах Больше способов поделиться...
Рекомендованные сообщения
Присоединяйтесь к обсуждению
Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.