Мшистая река

[Сакстус]

Когда-то что-то пытался писать, и решил попробовать ещё раз. Мир в этой истории джейксовский, но персонажи все новые. Время и место действия выбраны как менее популярные у автора (соответственно зима и северо-восток СЦМ).  Я хотел разнообразить и усложнить жизнь лесных жителей за стенами Рэдволла и усилить хищническую линию. В целом, всё должно получиться по классике (за исключением черт, которые мне самому в "Рэдволле" не нравятся). Никакой запрещёнки (любовь и насилие в пределах канона).

Несколько глав я уже написал, выкладываю первую. Сюжет в общих чертах накидан. Очень надеюсь, что мне достанет усидчивости его наполнить и разукрасить. 
Читайте, делитесь своими впечатлениями и замечаниями (как литературного, так и грамматического плана).
 

Глава 1

      Снег искрился на утреннем солнце и слепил глаза. Небо было необычайно ясным – безграничная голубизна захватывала взор. В уснувшей природе царила тишина. Зима выдалась морозной. Воздух был холодным и сухим. Не было слышно ни птиц, ни зверей — наверное, все ютились в своих тёплых жилищах и занимались домашними делами, сопровождая их песнями и рассказами. Вся природа, казалось, была погружена в глубокий сон, и лишь одинокий путник устало брёл по насту и волок за лямку тяжелогруженные сани.

      В самом сердце Страны Цветущих мхов бежит Мшистая река, извиваясь подобно нерву между болотами, лугами и лесами, наполняя всё жизнью и движением. Её воды разносят вести о лесных жителях до самого Западного побережья. Но в эту зиму мороз крепко сковал её берега ледяной коркой, и вечная мелодия бегущей воды застыла где-то в глубине.   

      На правом берегу реки, на светлом пригорке возвышался деревянный замок. Смена сезонов заставила массивные брёвна посереть и потрескаться, и теперь на белом снегу углём стояла эта массивная квадратная башня в три этажа с высокой четырёхскатной крышей, узкими окнами и высоким крыльцом. Внизу, ближе к воде (точнее, ко льду), в тени горящих на зимнем солнце стволов старых сосен ютились разные сараи и навесы. Пригорок с трёх сторон обступал хвойный лес, разбавленный зарослями ольшаника. Сквозь морозный воздух слышался пряный аромат печного дыма, выходящего из труб на крыше.

      С противоположного берега реки на пригорок смотрел крупный зверь, опиравшийся согнутой в локте левой лапой на ствол усохшей берёзы. Белый мех и тёмная одежда маскировали его под цвет дерева, хотя он и не пытался прятаться. Правой лапой зверь держал через плечо прочную лямку, за которую тащил сани. Путник был в недоумении — что перед ним — гостеприимный дом или разбойничье логово? В холодную зиму широкая река не преграда, а удобная тропа, но он вышел на неё только сейчас. Возвратиться ли ему в чащу и выйти к реке в другом месте или попробовать попасть в неожиданно показавшееся жилище? Путник почесал за ухом, и повернулся к своим саням. Бросив лямку, он достал из под холщёвой накидки арбалет и футляр с болтами. Присев на одну лапу, он принялся заряжать своё оружие. Механизм непривычно громко затрещал в глухой тишине зимнего леса, и путник присел как можно ниже, опасаясь, как бы от произведённого шума не проснулась вся спящая под снегом природа. Выждав несколько минут, он поднялся во весь рост, положил заряженный арбалет на плечо и вернулся к усохшей берёзе. Сняв с широкого пояса небольшой сигнальный рожок, он не сильно протрубил в него. Произведённый звук также показался оглушительно громким. Путник выпрямился и стал пристально смотреть на крыльцо деревянного замка, ожидая ответа.

      Время, прошедшее в ожидании, показалось долгим. Наконец, в замке резко хлопнула дверь, и на крыльцо высыпало две фигурки, закутанные в тёмные плащи. Над рекой раздался молодой голос:

      — Доброго дня тебе, странник! Раз ты подал сигнал, значит, не желаешь подкрадываться, как вор. Не стой, смело переходи реку, тебе не будет нанесено никакой обиды. Даём тебе слово!

      Путник, не снимая с плеча арбалета и не сводя глаз с крыльца, вышел на лёд и сделал несколько шагов. Теперь расстояние между ним и замком было достаточным, чтобы он и стоящие на крыльце звери могли рассмотреть друг друга. Его встречали два молодых ежа. Из под их серых плащей, едва накинутых на плечи, проглядывали яркие цветные курточки. Оба ежа держали в лапах по дротику. Они видели на льду реки огромного зайца-беляка с навострёнными ушами. Плаща на нём не было, он был одет в дорогой тёмно-синий кафтан, расшитый серебристыми звёздами. На широком сером поясе висели рожок, фляжка и прямой кинжал.

      Один из ежей, на котором была курточка жёлтого цвета, вышел на лестницу, опёрся на перила и подался всем телом вперёд.

      — Назовите своё имя, господин заяц, откуда и куда держите путь, чтобы мы могли доложить о вас! — прокричал он.

      Заяц усмехнулся, делая ещё несколько шагов вперёд. От таких дружелюбных зверей, как ежи, он и не думал ждать никаких неприятностей. Опустив арбалет и, слегка прокашлявшись, он крикнул в ответ:

      — Меня зовут Джеффри Вереск, я сын капитана Юстаса Вереска из Верескового стана, что под Утёсами, во. Я шёл на северо-запад, — тут заяц прервался, чтобы не застудить горло, и после короткой паузы продолжил. — Но теперь я только ищу обед и ночлег, если это возможно, во.  

      Ежи многозначительно переглянулись, и тот, что стоял у двери, скрылся в замке, а тот, что вышел на лестницу, стал стремительно спускаться. Он ловко скатился по пригорку вниз, выбежал на лёд и, запыхавшись, неуклюже отвесил поклон.

      — Рад знакомству с вами, благородный юноша! Меня зовут Теодор. Точнее, Осенний Теодор, сын Марты Толстопятки из рода Клёнов — хозяйки этого замка, — он мельком заглянул в большие карие глаза зайца, но смутился и стал смотреть себе под лапы.

      Осенний Теодор был крепким полным ежом среднего роста, такой же молодой для своих сезонов, как и вышедший из лесу беляк, но, в отличие от гостя, заметно робел. Джеффри Вереск стоял перед ним гордо, смотрел прямо и говорил твёрдо, хотя у него на морде, как у большинства зайцев, то и дело показывалась обезоруживающая улыбка.

      — Я польщён, во, что сам сын самой хозяйки сам вышел меня встречать, — слегка прищурившись, заговорил Джеффри. — Понимать ли мне эту любезность так, что я буду принят в вашем замке?

      — О, да, конечно, мы всегда рады гостям, — затараторил Теодор. — К тому же гостям таким редким. Вересковый тын над Утёсами? Так? Простите, но я даже предположить не могу, где это. Первый раз слышу.

      Джеффри улыбнулся, но не стал поправлять собеседника. В это мгновение тяжёлая дверь замка снова хлопнула, и на крыльцо высыпала целая гурьба ежей.  Они ещё быстрее, чем прежде Осенний Теодор, спустились вниз и оказались на середине реки. Заяц насчитал двух ежей и трёх ежих, причём одна из последних была одета в красивую курточку, наподобие Теодоровой, только зелёного цвета. Все они сделали поклон, а одетая в зелёное ежиха ещё шаркнула лапкой и бойко проговорила:

      — Весенняя Доротея, дочь Марты Толстопятки из рода Клёнов, к вашим услугам, мой господин!

      — Джеффри Вереск, сударыня, — учтиво склонил голову заяц, и повторил свою просьбу, — если я могу рассчитывать на ваши услуги, во, то я бы только просил вас и вашего брата впустить меня в дом, чтобы обогреться, перекусить и отдохнуть, во.

      — Это мы с радостью! – бойко отвечала Доротея, с любопытством разглядывая пришельца. Вдруг её мордочка омрачилась недобрым подозрением, — неужели вы пришли налегке, или вас ограбили?!

      — Во-во, сударыня. Меня, попробуй, ограбь, — снова усмехнулся Джеффри. — Я оставил сани на берегу, вон за той берёзкой. — Заяц махнул лапой.

      Тут же другие четверо ежей,  все одетые в одинаковые оранжевые туники, по кивку Осеннего Теодора побежали за санями. Весенняя Доротея пристально посмотрела на своего брата, загадочно улыбнулась, и  побежала назад к замку. Осенний Теодор после прибытия подкрепления чувствовал себя увереннее со своим гостем.

      — И всё же странно, что в дороге вы оказались в самое неподходящее время самого неподходящего сезона, — заметил ёж куда более уверенным голосом. — Правда, на наш очаг вы наткнулись как нельзя вовремя. Через час будут подавать обед. 

      Джеффри заметно оживился.

      — Это отличная новость, мой господин, во…

      — Ха! Что же ещё нужно. Я хоть и представился, как сын хозяйки, но я не люблю заведённый тут церемониал. Если вы не возражаете, давайте обращаться друг к другу просто по именам? — предложил ёж.

      Заяц добродушно засмеялся:

      — А-ха-ха-ах! С удовольствием, Тэд! И, раз уж мы скоро сядем за один стол, то будем же на «ты», во. Думаю, нам найдётся, о чём поболтать.

      Теодору явно понравилась прямая и лёгкая манера, в которой говорил его собеседник, потому что она придавала смелости ему самому.

      — Тогда по лапам, дорогой Джефф, будь нашим гостем! Добро пожаловать на Лысый холм в замок Гвайффон — дом и крепость всех ежей!

      Новые друзья ударили по лапам, и в это время ежи в оранжевых туниках приволокли сани. Теодор поспешил сменить двух ежих, которым сказал поскорее идти в тепло. Все двинулись в Гвайффон, и новые друзья перекидывались лёгкими словами. Джеффри Вереск едва поспевал за проворством своих носильщиков, даже когда те стали подниматься в гору, втаскивая его тяжёлые сани. Заяц принялся подталкивать сзади. Лысый холм представлял собой шлемовидную возвышенность с плоской (или срытой) вершиной. Массивные тёмные стены выраставшего над головой замка внушали гостю почтение. Подходя к крыльцу, он заметил, что лестница у замка приставная, и в случае опасности может быть убрана. Словно недремлющий страж возвышался Гвайффон над заваленными снегом дебрями северо-восточной части Леса Цветущих мхов. Оказавшись на верхних ступеньках лестницы, Джеффри Вереск осмотрелся, и не увидел вокруг ничего, кроме ветвей бескрайнего древесного моря, разделённого широкой петляющей полосой заледенелой реки. Зачарованная природа производила на него гнетущее впечатление даже в солнечный день.

      Внутри деревянного замка было непривычно темно и тепло. Приятно пахло горящими дровами и горячей стряпнёй. Потолки были низкие, стены толстые. Высокому зайцу было тесновато. Однако внутри замок выглядел гораздо больше, чем снаружи. Множество комнат и коридоров не позволяло сразу вынести представление о том, как он был устроен. Ясно было, что этаж, находившийся на уровне входа, служил для хозяйственных нужд, а ниже располагались кладовые и погреба. Но даже здесь были заметны чистота и порядок. Джеффри Вереску стало очень приятно здесь находиться. Ежей, как показалось вначале, было очень много. Почти все они были одеты в оранжевые туники, и сновали туда-сюда, вежливо кланялись гостю и бормоча под нос приветствия. Заяц отдал своё оружие двум ежам, которые тащили его сани, и теперь разгружали поклажу и уносили её куда-то наверх.

      — Наверху тебе уже готовится комната — объяснял Теодор, увлекая зайца в глубину центрального коридора. — Надеюсь, ты погостишь несколько дней. Да и куда отправляться в такую страшную стужу? Правду сказать, гости в наших краях редки, а уж зайцы, да ещё и зимой — вообще невидаль. Надо бы тебе заморить червячка, пока там заканчивают с готовкой.

      С последними словами Теодора друзья сразу оказались в комнате, которая была явно больше других. Джеффри сразу стало понятно, что именно отсюда исходила большая часть тепла, запахов и звуков. Здесь тоже сновало несколько ежей, которые снимали котлы и сковородки с плит и выкладывали кушанья на блюда, чтобы подавать их на стол, который, по-видимому, накрывался этажом выше.

      У низкого пивного столика, засыпанного крошками, остатками очисток и другим сором, стоял особенно крупный ёж с побелевшими не то от старости, не то от муки, иглами.  Он сосредоточено ковырял когтем свежее жирное пятно на своём фартуке. Фартук и колпак были одного светло-голубого цвета с вышитыми цветочными узорами. Теодор с улыбкой подмигнул Джеффри, и окликнул повара:

      — Почтенный Итэн! В замок пожаловал гость. Не найдётся ли чего-нибудь, чтобы ему прогреть желудок перед обедом?

      Итэн встрепенулся, машинально разгладил лапами фартук на животе, словно это был его мундир.

      — Очень приятно, пожалуйте! — торопливо сглатывая слюну, сказал повар. Пристально оглядывая на зайца, он чинно представился — Итэн Крыжовник, старейший слуга в благородном доме Клёнов и старший повар на этой кухне! Добро пожаловать!

      Джеффри в очередной раз назвал своё имя и поклонился. Итэн Крыжовник проворно очистил столик от мусора и поставил глиняную бутыль и три таких же стакана. Теодор и Джеффри уселись на низенькую скамейку. Повар хмыкнул, поднял брови и подошёл к печи. Не отворачиваясь от гостя, он вслепую пошарил на полке, и достал оттуда деревянную миску с половиной большого свекольного пирога.

      — С завтрака осталось, как раз перекусить, — пояснил Итэн, ставя пирог на стол и садясь напротив гостя.

      Джеффри осушил свой стакан, и крепкая брусничная настойка обожгла его замёрзшее горло. Острые запахи разбудили аппетит, и свою часть пирога он поглотил раньше, чем удивлённый господин Крыжовник успел хорошенько его рассмотреть. «Прожорлив, как солдат» — подумал старик.

      Заяц осушил ещё один стакан и широко улыбнулся, показывая огромные зубы. Жилистые кулаки лежали на столе, узкая грудь мерно вздымалась под глубоким дыханием уставшего путника. Выдержав паузу и прищурившись, Итэн спросил:

      — Попробую угадать, сударь. Вы, верно, идёте из барсучьей горы?

      — То бишь, из Саламандастрона? — уточнил Джеффри, — О, если я и видел эту гору, то разве что во снах, во, — ответил он, потирая нос, который никак не мог привыкнуть к обилию пряных запахов.

      Итэн довольно хмыкнул:

      — Хм, это, пожалуй, лучше всего! Вы не избалованы ещё тамошними пирушками. Знавал я одного старого капитана в отставке, вот он воротил нос от моей стряпни.

      — Ежи мастера готовить, а зайцы мастера кушать. Не вижу причин быть недовольными друг другом, во, — заяц снова улыбнулся. — А, знаете, Итэн, ведь мой отец как раз капитан Дозорного отряда в отставке. Вашего приятеля звали не Юстас?

      Повар почесал затылок, припоминая, и сказал:

      — Нет, его имя звучало иначе. Кажется, капитан Гилберт Лаг Стальной Хребет. А, может, первое имя звучало как Губерт или вроде того. Точно помню, что Лаг и Стальной Хребет. Да и давненько это было. Я думаю, он сгодился бы тебе в прадедушки, а не в отцы.

      — Ха, пройдут сезоны, и к моему скромному имени добавится громкая привеска вроде Стального Хребта, во. Мой отец, капитан Юстас Вереск по прозвищу Таран, говорил мне, что у большинства солдат и офицеров Дозорного отряда нет никаких корней, им некуда возвращаться, во-во. Барсуки стараются их удержать при себе, даже когда срок их службы заканчивается. Но те часто чувствуют себя обузой и уходят, куда глаза глядят, во. Становятся настоящими странниками, как, наверное, и ваш капитан Стальной Хребет.

      — А для меня нет ничего приятнее, чем послушать стариков, повидавших мир. Капитан Лаг мне очень полюбился, но он давно умер. Теперь уж я сам старый, но мои сезоны не такие интересные.

      — Не прибедняйся, почтенный Итэн, — вставил своё слово Теодор, — ты видел больше, чем любой другой обитатель Гвайффона.

      — Я не прибедняюсь, твоя милость, — отвечал повар своему господину. — Жизнь на реке не может быть спокойной. Но мы сидим тут, как на придорожном пне, и смотрим на большие события почти безучастно. Время для моих подвигов отгремело, а для твоих, твоя милость, едва ли настало, — на этих словах его морда приняла самое глубокомысленное выражение, и он долил себе настойки.

      — Едва ли вы правы, почтенный Итэн — вернулся в разговор молодой заяц, подражая Теодору в манере обращения к старому слуге, — согласитесь, если бы время подвигов приходило вовремя, никто бы не смотрел на них, как на подвиги. Так я думаю, во.

      Итэн снова прищурился и усмехнулся:

      — Ха, славный юноша! Это вы хорошо рассудили. Эге, ладно, простите меня. Если я всё правильно понимаю, сударь, вы теперь идёте на службу взамен отца?

      — Можно сказать, что и взамен, — начал отвечать Джеффри, но замялся. Кухонный чад и настойка начинали его размаривать. В наступившей вдруг тишине заяц начал барабанить пальцами по столу и оглядывать кухонные стены, пробегая глазами целый арсенал кастрюль, горшков, ковшей, сковородок, лопаток, поварёшек, кружек, ложек и прочей утвари.  Ему захотелось хорошо поесть, помыться и отоспаться в тёплой постели.

      Осенний Теодор понял, наконец, в чём дело, и поднялся.

      — Прости, я будто забыл, что ты вышел из холодного леса, — сказал он Джеффри и затем повернулся к повару, — думаю, можно потихоньку подниматься в Зал. Почтенный Итэн, спасибо за перекус и предстоящий обед. Ты не с нами?

      Старик Крыжовник начал уже что-то переставлять и протирать.

      — Э-э, нет, — зевая, ответил он. — Я опять сбил себе аппетит, таская всякие куски и крошки. Я лучше вздремну. Будь добр, твоя милость, позови меня, когда наш гость будет готов поделиться своей историей. Я очень люблю слушать путешественников, даже молодых.

      Джеффри галантно поклонился старику, и пошёл за Теодором, предвкушая долгожданный горячий обед. Они вышли в коридор, который внезапно опустел. Теперь вся беготня была наверху.

      — Чертовски занятный малый этот ваш Итэн, — шепнул заяц на ухо ежу, — кормил когда-то ветеранов старого доброго Дозорного отряда.

      Теодор кивнул, соглашаясь, и ответил:

      — Он больше, чем просто повар. Он служил ещё моему деду, который всё это построил. Итэн — живая летопись моего рода.

[Scalrag]

Ну, естественно, учитывая моё "шедевральное" умение сливать своим скиллом написания текста свои же идеи, моя оценка - штука субъективная, слушать или нет - дело каждого, но я всё равно считаю необходимым дать фидбэк.

Название "Мшистая река" интригует и говорит о том, что, скорее всего, она сыграет какую-то роль или в сюжете непосредственно, или в каких-то образах, было бы невероятно интересно на это посмотреть.

Очень понравился стиль. Написано прекрасно, мне ещё расти и расти до этого. 

Сюжет, конечно, особо не продвинулся, но я считаю, что это совершенно нормально для первой главы, так что я буду читать и наблюдать за развитием.

Ход с зимой также по-своему хорош, тут ничего не скажешь. Из прочитанного мной я действительно не помню, когда в этом мире вообще было НЕ лето. Хотя, справедливости ради, можно было бы спросить: "А чо не осень? А чо не весна?" Но я считаю, что автору виднее, тем более фишка всё равно крутая.

С нетерпением жду хищной линии, буду продолжать читать.

Изменено 22 марта 2021 пользователем Scalrag

[Сакстус]

Scalrag

Спасибо за отлик!

Название пока рабочее, хотя, конечно, река будет важным местом действия. Точнее - это географический центр, относительно которого будут выстраиваться остальные локации. Вообще, у меня всё началось с мыслей об этой реке. Судя по всему, она не самая большая в СЦМ, но, по-моему, самая знаковая. И течёт ближе всего к аббатству, и связывает Лес с побережьем. По реке часто приходят друзья или враги. Да и само название "Мшистая" (в одной из книг есть вариант "Мох"), быть может, первично по отношению к Лесу и Стране (где же ещё цвести этим загадочным мхам, как не на речных берегах?).

Да, в этой главе я знакомлю с общей атмосферой погружённой в зимний сон СЦМ, знакомлю с первыми значимыми персонажами, один из которых (странствующий заяц) как раз и призван расшевелить обычное вялое течение жизни.

Зимы упоминаются в прологах или эпилогах. Вёсны и осени захватываются хотя бы частично. А так, да, вся активность в мире Рэдволла приходится на летние сезоны. Поэтому я выбрал зиму. К тому же зимой некоторые виды зверья (те же зайцы-беляки) меняют окрас, что я планирую обыграть. 

[Брагун]

Очень понравилось. Похоже на начало настоящего романа. Пожалуй, один из лучших фанфиков, которые мне приходилось читать

[Сакстус]

Глава 2.

В тот же ясный зимний день за много миль на восток от замка Гвайффон произошла кровавая стычка. Водяные полёвки, жившие в своём селении на болотах, были перебиты пришедшими с севера ласками и горностаями. Чтобы подкрасться незамеченными на белом снегу среди бела дня, нападавшим достаточно было снять одежду, а из оружия взять только дротики и дубинки, замаскированные под ветки кустарника. Зимой эти ласки и горностаи обрастали белым мехом, что делало их почти невидимыми. В какое-то мгновение окружавшие селение припорошенные снегом кусты ожили, и незадачливые водяные полёвки были атакованы врасплох. 
Бешеное напряжение короткого неравного боя, больше походившего на бойню, улеглось быстро, и мертвящая тишина зимнего леса вновь окутала болотистую низину, в которой брала начало Мшистая река. Замёрзшее болото было скрыто редким осинником, среди которого темнели высокие сосновые стволы. Белые хищники неторопливо обустраивались в захваченном селении, устало расхаживая по утоптанному и забрызганному кровью снегу, глухо перекрикиваясь и осматривая опустевшие жилища. Водяные полёвки сколотили себе хижины прямо на стволах деревьев, и подниматься в них надо было по верёвочным лестницам. Захватчики обнаружили, что внутри каждого жилища было устроено по небольшому очагу, а тонкие дощатые стены были старательно проконопачены, чтобы лучше удерживать тепло. Всё это выглядело не очень надёжно, но всё же было лучше, чем ничего. Внизу, под несколькими навесами были сложены поленницы, а посреди селения, на самом большом островке было расчищено место для большого костра, который, похоже, возобновлялся каждую ночь, и вокруг которого были раскиданы чурбачки для сидения. Теперь на этот островок сносилось всё, что ласки и горностаи  нашли нужным снять с убитых – кое-что из их оружия, одежды, а также разные безделушки. Коченеющие трупы водяных полёвок были свалены поодаль в кучу, чтобы позже предать их огню. Хижины на деревьях также очищались от имущества – всё должно было быть собрано вместе прежде, чем разойтись по лапам новых владельцев. 
Главарь разбойников, полная ласка с мутными серыми глазами, стоял наверху, на пороге одной из хижин на стволе старой, поросшей мхом сосны. Короткий белый мех топорщился при каждом дуновении ветра. Уткнув передние лапы в бока, главарь с высоты осматривал захваченное зимовье. В ходе набега он потерял двух своих бойцов — водяные полёвки пытались оказать сопротивление. Главарь мысленно соотносил количество захваченных хижин с количеством приведённых хищников. Под его командой было восемь десятков взрослых и способных к бою зверей, не считая детёнышей. На селение напал лишь передовой отряд из двадцати хищников с главарём. Остальные должны были подойти к вечеру. Необходимо было накормить и обогреть всю стаю (так они себя называли). Главарь прекрасно знал, что его соратники всегда голодны и не любят терпеть.
Его мысли прервал низкий, слегка сиплый голос снизу:
— Гиена! Я принёс тебе одежду и Голодного!
Гиена еле заметно улыбнулся — мороз уже начинал неприятно щекотать его пухлое тело. Внизу стоял его верный слуга по прозвищу Прихлоп – старый горностай с густыми серебристыми усами, одетый в поношенную серую рубаху и чёрный безрукавный камзол. За широкий голубой пояс у него были заткнуты сабля и кривой кинжал. Прихлоп когда-то считался отменным фехтовальщиком. Он был самым старшим и опытным хищником в стае, но при этом самым послушным своему главарю. Некоторые говорили, что Прихлоп чуть ли не нянчил Гиену, когда тот был ещё щенком, и был безгранично ему предан. 
Когда толстая ласка спустился вниз, Прихлоп спешно стал подавать ему длинную коричневую тунику, плотную красную куртку до колен, с железными бляшками на груди и животе (род бригантины), красивый чёрный ремень, инкрустированный зубами каких-то зверей, и поверх всего этого длинный распашной балахон из светло-серого сукна. Когда Гиена завершил свой гардероб и плотнее закутался в верхнюю одежду, Прихлоп подал ему Голодного – страшный железный шар, покрытый шипами и подвешенный за короткую цепь к деревянной рукоятке. Главарь взял оружие не сразу, но немного поёжился в тёплом балахоне, желая погреться, и потом вытащил лапы из его просторных рукавов, так что он повис на его плечах как мантия. Поэтому, когда он взял в правую лапу Голодного, то стал напоминать странного вида монарха на официальном приёме. Теперь он предстал во всей своей разбойничьей красе — Гиена Упрямец, бич Северных земель.  
Себя он называл просто Гиена, прозвище Упрямца приклеилось к нему с тех пор, как он был изгнан из Нагорного королевства, лежащего далеко на севере. Это был хищник по своей сути – жестокий и алчный, привыкший жить грабежом. Он собрал вокруг себя ватагу таких же головорезов, и долго разбойничал на горных перевалах. Однажды он убил кого-то из королевской свиты, и правитель Нагорья объявил охоту на Гиену. Ласка покинул свои владения, и долго скрывался от охотников за головами, многих из них убил, а кого-то переманил на свою сторону. Наконец, разгневанный правитель отравил войска, чтобы выкурить разбойника из его тайного логова. Так Гиена оказался изгнанником. Бродя по пустошам, он продолжал грабить и убивать, набирая в свою ватагу исключительно ласок и горностаев. Со временем их количество достигло сотни, многие обзавелись семьями. Гиена стал называть свою ватагу стаей, и приказал строить повозки, на которых удобно было перевозить скарб и ночевать. Так прошёл не один сезон. Суровая зима заставила стаю в очередной раз сняться с места и теперь уйти далеко на юг, в поисках лучшей жизни. Так  белые хищники пришли в Страну Цветущих мхов. 
— Прихлоп! Вели этим негодяям собираться, — обратился Гиена к своему слуге и чинно воссел на один из чурбачков у кучи трофеев, и стал внимательным взглядом оценивать каждое приношение. Особенно привлекало его внимание оружие. У водяных полёвок был очень большой запас дротиков и стрел. Ножи и топоры были плохи, как и нехитрая одёжка их прежних владельцев. Отдельно стояли бочонки с пивом, груды вяленой рыбы, мешки с какой-то крупой, орехами, сухарями, сушёными яблоками и грибами. Гиене предстояло разделить всё это добро между своими хищниками, которые не только боялись, но и искренне уважали своего главаря за его разбойничью порядочность. 
Когда ласки и горностаи закончили подносить добычу, и собрались вокруг Гиены, он встал, сбросил балахон и заткнул за пояс рукоятку кистеня. Прихлоп взял ещё один чурбачок и поставил его на тот, на котором только что сидел его господин. Ласки и горностаи, уже все одетые, и многие при оружии, замерли в ожидании. У кого-то не хватало глаза, у кого-то было оборвано ухо, кто-то имел заметные рубцы на морде или на лапах — почти все разбойники показывали самим своим видом, что они имеют за плечами не одно сражение, и знакомы со смертью с глазу на глаз. Ловко вскочив на приготовленную трибуну, Гиена обратился к своим бойцам. Голос его был низкий и густой, и, несмотря на резкость, был приятным и вкрадчивым:
— Славная рубка! Это крысиное логово в наших лапах, так что теперь, с дровами и крышей над головой, мы не сгинем от холода. Наши скитания покамест окончены. Уилл, отправься за повозками и передай Кайле, что сегодня детёныши будут спать в тепле. Мы остановимся здесь! 
Раздалось несколько одобрительных возгласов:
— Остановка, слышали? Больше мы не шастаем на холоде!
— Долгих сезонов Гиене Упрямцу! Мы с тобой!!
— Круши-кромсай!
При последнем возгласе по толпе прошёл гул воодушевления. Хищники подхватили свой боевой клич – «Круши-кромсай!». Гиена поднял вверх лапу, призывая к тишине.
— Круши-кромсай, — глухо подхватил главарь, и продолжил свою речь. — Нам необходимо осмотреться. Пронюхать окрестности. Скула и Доконай, пойдёте в разведку. Прочешите всё вдоль реки на запад. Несса и Краснокогть – на часы. Никто не хочет, чтобы нас кто-то перерезал среди бела дня, как этих бедных крысят. Кожедёр и Крушина, займётесь их трупами, когда похороните двух наших парней. Все остальные могут отдыхать и ждать прибытия повозок. После ужина я раздам каждому причитающуюся ему долю. А теперь расходитесь и не шумите. Гиена хочет поспать. 
Хищники, тихонько переговариваясь, разошлись и занялись своими делами. Часть из них, вооружившись дротиками, пошли на реку делать проруби, чтобы наловить свежей рыбы. Кто-то принялся чистить и точить своё оружие или разводить костры.  В разорённом селении уже возобновлялась жизнь, и уснувшие деревья молча продолжали стоять на своих местах, не единым шелестом не помянув произошедшую расправу. Гиена полез в облюбованную им хижину, чтобы вздремнуть. Снаружи он вывесил свой круглый щит, выкрашенный шахматным красно-белым узором. Горностай Прихлоп принялся хлопотать об обеде для своего господина. Другой горностай, по имени Уилл, молодой щёголь в нарядном чёрном кафтане, вооружённый копьём, отправился прочь из лагеря, чтобы привести оставленные позади повозки с матерями и детёнышами стаи. Его молодые лапы резво ступали по твёрдой корке наста, а наконечник копья задевал нижние ветки деревьев, и осыпающийся снег как нарочно ложился на свежие следы. Вскоре Уилл слился с древесными стволами чёрно-белым пятном. 
 

***

Поднявшись по лестнице, Теодор и Джеффри попали в просторный квадратный Зал, занимавший целый этаж. Здесь было заметно светлее из-за более высоких окон, к тому же в центре потолка была подвешена на цепях тяжёлая доска, уставленная толстыми свечами. По углам выпирали печные трубы, побелённые и расписанные замысловатыми цветочными узорами. Четыре длинных стола, покрытые холщёвыми скатертями, были составлены в форме креста. В серёдке стояла молодая ёлочка, увешанная цветными ленточками и раскрашенными орешками (это деревце больше всего удивило Джеффри, потому он никогда прежде не видел ничего подобного). Кушанья были расставлены, ежи рассаживались по местам. Все запахи перебивал пряный аромат горохового супа, от которого у голодного зайца чуть не закружилась голова, и громко заурчало в животе. Они стояли с Теодором у южной стены Зала. Тот взял его за лапу и сказал:    
— Джефф, здесь у каждого есть своё место. Я обычно сажусь рядом с матушкой по правую лапу. Где она захочет видеть тебя, я не знаю, но вообще это важно, так что сам себе места не выбирай, а дождись, куда покажет тебе она. Может быть, сядешь рядом с нами.
Джеффри молча принял предложенные условия и скромно встал в тени между окон, глядя как ежи рассаживаются за столы. Среди прочих он узнал тех четверых, которые тащили его сани, а также обратил внимание на одну худощавую выдру с пышными усами. Ему невольно захотелось сесть рядом с этим зверем, который, так же, как и он, не был ежом на этом колючем обеде. «Впрочем, сесть бы уже поскорее» — думал Джеффри. Теодор куда-то вышел. Военный оркестр в пустом заячьем желудке взял новый аккорд. 
Вдруг что-то произошло, и все резко поднялись с только что занятых мест. С северной стороны в Зал вошли Весенняя Доротея и Осенний Теодор, ведя под лапы свою пожилую матушку. Джеффри Вереск поспешно склонил голову, ожидая, когда к нему обратятся и пригласят за стол. Глядя исподлобья, он увидел статную седую ежиху в свободном чёрном платье до самого пола, расшитом жемчугом. Мордочка Марты Толстопятки была выделена белоснежным кружевным жабо, а на груди висел красивый серебряный медальон в форме кленового листа. Она смотрела гордо, и вся её фигура была исполнена достоинства.
Ежиха остановилась у своего места во главе стола у северной стены, где для неё был поставлен высокий стул с мягкой спинкой. Обведя взглядом весь Зал, она отыскала зайца, и обратилась к нему своим сильным, несколько напыщенным голосом:
— Приветствую тебя в нашем замке, господин Джеффри сын Юстаса из Верескового стана. Подойди же ко мне. 
Ежи, продолжая стоять, повернули свои морды к зайцу, который, смешавшись, быстро подошёл к хозяйке, склоняя голову.
Марта церемонно протянула ему свою лапу и представилась:    
— Марта Толстопятка, вдова Айзека Толстопята, дочь Элеизера Клёна и его наследница, тэн Гвайффона и защитница всех ежей! Я вижу перед собой настоящего воина, и мои глаза радуются!
Джеффри почтительно поцеловал протянутую лапу и поднял глаза:
— Всегда готов к услугам вашей милости, во, — с готовностью сказал он.
Марта приподняла брови, и её лицо сразу стало терять свою строгость. Она продолжила менее официальным тоном, показывая лапой на место через два от своего:
— Думаю, ты можешь сесть между Терри и Оскалом. Утоли сперва свой голод, а потом уж и наше любопытство.
— Премного благодарен, ваша милость. Всё по порядку, как это верно вы рассудили, во.
Джеффри ещё раз поклонился, и чинно и неспешно занял указанное место. Он оказался между той самой выдрой и высоким коренастым ежом с очень выразительными зелёными глазами. Оба соседа были одеты в форменные для этого замка оранжевые туники, только у выдры Оскала к этому на голове был повязан чёрный платок. Тут же рядом сидел и Теодор по правую лапу от своей матери, а напротив – Доротея. Наскоро кивнув соседям, Джеффри Вереск принялся за свою порцию супа. Вокруг заплескались ложки в тарелках и загудели разговоры. Выдра Оскал молча подложил зайцу большую краюху орехового хлеба и поставил кружку эля. Затем он протянул гостю перечницу, вопросительно взглянув на него. Джеффри на миг отвлёкся и показал свою тарелку, в которой оставалось ровно столько супа, чтобы прикрыть донышко. Оскал одобрительно кивнул, воздавая должное заячьему аппетиту, и принялся усердно перчить свою порцию, не успев съесть ещё ни одной ложки. Сидевший с другого бока зеленоглазый ёж Терри кушал также неторопливо и всё поглядывал на зайца. Когда тот отложил ложку и, подняв тарелку, стал допивать остатки супа, он суетливо подал ему миску горячего рагу. Проглотив хлеб и отпив немного эля, молодой заяц с не меньшей жадностью набросился на тушёные овощи. Заботливые соседи между тем уже передавали ему большое блюдо пирожков с грибами. Вытирая усы, Джеффри допил остатки эля, с умилением посмотрел на пирожки и полной грудью вдохнул их горячий аромат. 
— Чудесное угощение, как же давно я не ел, как приличный зверь, во-во! – вырвалось у него.
Выдра Оскал участливо хлопнул его по плечу:
— В твоём состоянии, товарищ, любой обед покажется пиром, а ты попал на застолье в замок Гвайффон, где каждый приём пищи всё равно, что твой пир.
Ёж, сидевший напротив Джеффри, протянул ему бочонок эля.
— Во-во, благодарю! – сказал заяц, принимая бочонок и наполняя свою кружку, — по этой ли причине бывалый речной пёс зимует у ежей?– продолжал он, обращаясь к Оскалу. 
Выдра с важностью расправил усы.
— Хм, нет, товарищ, — отвечал он, — я в Гвайффоне уже много сезонов, это мой дом, который я люблю. Я, товарищ, принёс клятву верности тэну, и теперь всё равно, что твой ёж, пусть и без колючек.
— Длинные лысые речные ежи – самый опасный вид ежей, – вставил Терри, выглядывая из-за своей миски. — Кстати, я сквайр Терри, начальник стражи Гвайффона. Рад знакомству.
— Тебе здесь понравится, — продолжал Оскал, усмехаясь — ежи из рода Элеизера Клёна – ласковые хозяева. 
— Не так быстро, мои друзья, — прожёвывая пирожок, отвечал Джеффри. 
Затем заяц выпил ещё эля, и повернулся к Марте Толстопятке.
— Ваша милость, благодарю вас и ваших поваров, во-во! Очень достойный обед!
Марта почтительно склонила голову. В это мгновение в Зал зашёл Итэн Крыжовник, уже без колпака и фартука, и сел на свободное место напротив Джеффри. Хозяйка и повар переглянулись, и Марта сказала:
— Мы всегда рады гостям, и всегда помогаем усталым путникам. Скажи теперь, дорогой господин Вереск, откуда и куда ты идёшь?
Заяц глубоко вздохнул. Между тем все разговоры в Зале резко оборвались, и все присутствовавшие навострили уши. Джеффри Вереск утёр себе морду салфеткой, кашлянул и  начал свой рассказ:
— Я родился в Вересковом стане под Утёсами. Это далеко на юг отсюда, за Великим Озером. Сказал бы точнее, если бы хорошо знал ваши места, во. Мои предки, сколько мне известно, всегда служили в Дозорном отряде и были на хорошем счету у государей-барсуков, во-во. Прошлой зимой мой отец вернулся из Саламандастрона на покой в своё родовое гнездо – этот самый Вересковый стан. Мы замечательно провели время до конца сентября. Отец рассказывал мне о своей службе и жизни в барсучьей горе, а также проверял мою подготовку, во. После уборки урожая я простился с моим стариком и всеми домашними, и отправился в путь. Я шёл на северо-запад, пока не вышел к Великому Озеру, которое я взялся обходить по берегу, но встретил южную фракцию Гуосима, которая согласилась меня переправить на северный берег, во. Гуосим — это землеройки. Дальше я снова двинулся пешком, воображая будущие марш-броски на службе в Дозорном отряде. Между тем, во-во, к началу ноября погода так испортилась, что я с непривычки захворал и провалялся с неделю в одной покинутой пещере, где устроил себе укрытие. А потом выпал снег и ударили морозы. Я проходил через разные селения мирных лесных зверей, где до времени пополнял запасы еды и отдыхал. Но однажды я наткнулся на ватагу речных крыс. Они не причинили мне вреда, но сильно сбили с пути, и я несколько дней ошибочно маршировал не в том направлении, во-во. Я пересёк несколько рек, бегущих на восток, и думал, что вот-вот выйду к древнему аббатству Рэдволл. Но, в конце концов, я узнал, что забрал слишком сильно на восток, во-во, и оказался неизвестно где. На меня напали степные хорьки, которые пытались поймать меня своими арканами. Но мне помогло племя храбрых выдр, которые меня обогрели и накормили, во. Они указали верный путь строго на север, дав несколько примет, по которым я могу узнать Мшистую реку, а по ней уже прийти на Западное побережье. Неделю назад я гостил в кроличьей деревне, и эти несчастные, но дружелюбные звери подтвердили всё сказанное выдрами, и подарили мне отличные сани. После последнего броска я вышел на берег той самой реки, и увидел перед собой ваше диво – замок Гвайффон, во. Короче говоря, я заблудился и нарвался на приключения.  На этом всё, ваша милость. Мой путь лежит на запад, в Саламандастрон, где я должен занять место моего отца, во. 
По Залу пробежал приглушённый гул шёпота. Марта Толстопятка поднялась со своего места, и после этого сразу же воцарилась прежняя тишина.
— Твоя история досадна и поучительна, — тэн сочувственно покачала головой, — леса никогда не были безопасны. Едва ли бы ты выжил, если бы не твои крепкие заячьи лапы и офицерская выучка. Я не знаю мест, лежащих южнее Широкой реки, но, судя по всему, её ты тоже переходил. Кроличья деревня в дне пути от нас называется Узелки. Мы знаем их. Раф Кочерыжка – староста деревни – наш старый друг. 
— Да, ваша милость, — закивал Джеффри, тоже вставая, — главного там зовут Раф Кочерыжка. Я жил у него в доме. Отличный малый, во, хоть и кролик. 
Выдра Оскал начал шёпотом объяснять своим соседям, что зайцы всегда задирают носы перед кроликами.
— Что же, в нашем замке ты найдёшь не худший приём! — радушно сказала Марта.
— Уже нашёл, ваша милость, во-во! Могу ли и я задать несколько вопросов?
— Да, конечно, — отвечала Марта, — тебе интересно знать, что такое Гвайффон, наше диво, как ты выразился?
— Для начала, ваша милость, скажите мне, что это у вас за ёлка в лентах и орешках посреди Зала?
Ежи вокруг снова зашептались, и снова внезапно умолкли, когда Марта собралась отвечать.
— Ёлка означает только то, что половина зимы уже за плечами, — сказала она, — В середине этого сезона мы всегда ставим ёлку, украшаем её и устраиваем большой праздник. Ровно в день середины зимы. Мы его называем День Холодной иголки, и он был четыре дня назад. Это означает то, что мы уже ждём весну. 
— Какой хороший праздник, во-во. Мне стоило прибавить шагу и прийти к вам пораньше, — Джеффри заулыбался.
Ежи тихонько засмеялись, а Марта продолжила говорить тем же серьёзным тоном:
— В Гвайффоне достаточно праздников на каждое время. Это дом и крепость всех ежей, и я, как тэн Гвайффона, обещаю всем ежам с добрым сердцем кров и защиту. Если не вдаваться в подробности, замок был простроен много сезонов назад моим славным отцом Элеизером Клёном. Он поселился здесь со своей женой Береникой и несколькими спутниками, после того, как одолел в бою одного страшного разбойника, жившего на Лысом холме. Это был свирепый лис по имени Гундемар. Он жил в одиночестве и наводил страх на всю округу. Но Элеизер бросил ему вызов и убил его своим копьём. После этого он отрезал Гундемару его пушистый рыжий хвост, и с тех пор это знак нашего рода, а цвет лисьей шкуры – наш гербовый цвет.  
Все присутствовавшие стали важно переглядываться, перешёптываться и кивать друг другу. Джеффри почтительно склонил голову:
— Я попал в хорошее место, ваша милость. Ваш отец — храбрый и благородный зверь, во-во. Я удивлён, что такие мирные звери не боятся опасностей и живут в таком красивом замке на виду у всех.
Марта вдруг нежно улыбнулась.
— Вот, что я скажу, благородный господин Вереск. Мой покойный супруг, который не брал в лапы оружия и был обычным пивоваром, говорил, что опасности появляются как раз там, где мирные и добрые звери не живут открыто. Зло любит скрываться и прятаться.
С этими словами Марта, наконец, села на своё место, а ежи одобрительно загалдели, поминая доброго Айзека Толстопята. Джеффри тоже сел и подмигнул Итэну Крыжовнику.
— Рад снова вас видеть, почтенный Итэн! — радостно сказал заяц.
Старый повар поднял вверх свою кружку и ответил:
— Твоё здоровье, сударь! Попал ты в передрягу, нечего сказать. Попозже я расспрошу тебя о землеройках, это очень интересно.
— А я о выдрах — вставил Оскал.
— А что там за хорьки с арканами? — поинтересовалась Доротея.
— Сколько сезонов служат в Дозорном отряде? — спросил Терри.
Вопросы посыпались со всех сторон, и Джеффри начал было наперебой отвечать, путаясь и сбиваясь, но к нему на помощь снова пришёл Теодор. Он напомнил всем, что гость смертельно устал, и ему необходимо отоспаться. Джеффри вылез из-за стола и, пошатываясь и опираясь на плечо Теодора, побрёл к выходу.  Вдвоём они неторопливо поднялись на следующий, третий этаж. Тут располагались покои тэна, её детей, а также несколько гостевых комнат, одну из которых предназначили для пребывания Джеффри Вереска. Все остальные ежи ютились внизу, на первом этаже, или в подклете. Известно, что для ежей жизнь в цоколях, подвалах и тому подобных помещениях, привычна и даже удобна. Выдра Оскал когда-то тоже занимал гостевую комнату наверху, но потом решил перебраться вниз, в пивные погреба. 
Комната, отведённая зайцу, была чистой и светлой. Она была угловой, и окна выходили сразу на две стороны. Джеффри оставили, наконец, одного. Он нашёл все свои вещи аккуратно сложенными под небольшим письменным столом, на который были положены его арбалет, рожок и кинжал. Перед кроватью стояла табуретка с ушатом тёплой воды. Джеффри умылся, разделся и упал на мягкую постель, чтобы безотчётно провалиться в самый приятный послеобеденный сон. 

Изменено 25 марта 2021 пользователем Сакстус

[Сакстус]

Глава 3

Холодное зимнее солнце быстро опускалось за чернеющие кроны деревьев на западе. Поднялся леденящий ветер, особенно сильный на открытом пространстве реки. В хижинах на деревьях в бывшей деревне водяных полёвок зажглись огоньки. Ласки и горностаихи укладывали спать своих детёнышей, напевая заунывные колыбельные своей сумрачной родины. Ласка Кайла не имела семьи, но отвечала за несколько детёнышей-сирот, к тому же имела большое влияние на матерей, и негласно считалась воспитательницей всей поросли стаи Гиены Упрямца. Некоторые хищники считали, что Кайла и Гиена были близки, хотя внешне оба держались одиночками. 
Воспитательница обошла все хижины, удостоверившись, что все детёныши накормлены, и спят в тепле. Она спустилась вниз, где вокруг костра сидел вооружённый до зубов отряд дежурных стражников. Вся остальная часть стаи, включая Гиену, встала лагерем неподалёку на южном берегу Мшистой реки, на твёрдой земле. Хищники поставили свои  повозки в круг, чтобы получилось укрепление. Внутри укрепления тоже горело несколько больших костров. Два часовых всегда должны были патрулировать дорогу от одного лагеря до другого, сменяясь каждые три часа. Кайла дождалась у костра на болоте прихода часовых и пошла вместе с ними в сторону повозок.
В главном лагере царила праздничная атмосфера. Многие хищники не спешили ложиться спать, желая отметить долгожданную остановку своего кочевья. Горностаиха Несса наигрывала нехитрые мелодии на скрипке, а три ласки подхватывали их своими дудками. Слышались смех, разговоры и перебранки. Из лап в лапы передавались стремительно пустеющие бочонки пива. Гиена торжественно восседал у одного из костров на полене, устланном ковром, и пил из красивого рога, сделанного из кости какого-то морского зверя. Ниже сидел его верный Прихлоп, который неторопливо глодал кусок вяленой рыбы, и глядел исподлобья по сторонам. Когда он завидел подходившую Кайлу, то тихонько толкнул своего господина в лапу. Гиена поднял глаза.
— А, Кайла! Ты никак не успокоишься, всё бегаешь и наводишь порядок, – улыбаясь, сказал главарь.
Два хищника уступили воспитательнице свои места и перешли к другому костру. Кайла остановилась строго напротив Гиены, и скрестила лапы на груди. 
— Я должна знать, что малютки в безопасности. Там, у костра только десяток бойцов – с тревогой сказала она.
— И те недовольны, что в эту ночь должны быть бодрыми и трезвыми, — отвечал Гиена. — Ты же понимаешь, что мы не можем встать лагерем посреди болота, потому что весной нам будет оттуда не выбраться. Это место прекрасно подходит, чтобы спрятать твоих малюток. Мимо нас туда никто не пройдёт. 
Кайла нахмурилась.
— До весны надо ещё дожить — недовольно процедила она. — Если вы утром смогли подкрасться незамеченными, то почему не смогут другие? Нельзя разбивать стаю на неравные части, оставляя самых слабых на произвол судьбы.
Остальные хищники, сидевшие у этого костра, прекратили говорить и смеяться. Гиена отпил из рога и нехотя продолжил отвечать:
— Жить всем под открытым небом здесь тоже нельзя. Мелюзга передохнет, да и остальные здоровее не станут. Я захватил деревню и отдал все жилища твоим детёнышам и их мамашам, а сам буду спать в повозке на морозе. Так что не надо портить мне настроение лишний раз.
— Спи, где считаешь нужным, Гиена, но помни, что детёныши не мои, они принадлежат твоей стае, и ты их господин. Это твои будущие воины – при этих словах голубые глаза Кайлы опасно засверкали, ловя отблески пламени. 
Гиена провёл лапой перед собой, отгоняя поднявшиеся от костра искры.
— Послушай, мать, — в голосе главаря послышались грозные нотки, — Если ты считаешь мои меры предосторожности недостаточными, надевай свой доспех, и дуй к дежурным стражникам. Мы здесь отдыхаем после долгого пути и славной победы. Вот-вот вернутся Скула и Доконай с вестями. Может, мы здесь вообще надолго не задержимся. 
Гиена пристально посмотрел на Кайлу, но та выдержала его взгляд. Главарь осклабился.
— Поешь, выпей и ложись спать – сказал он несколько мягче, — довольно споров. Пока я при стае, до детёнышей никто не доберётся. Это я тебе говорю, довольно тебе моего слова?
Кайла опустила лапы вдоль туловища в знак примирения и ответила:
— Да, мне достаточно услышать твоё обещание, Гиена. Но сегодня я не лягу спать, и просижу у костра со стражей, пока ты точно не будешь знать, где мы находимся и кто наши соседи.
С этими словами Кайла быстро ушла, расталкивая захмелевших хищников. Уже почти совсем стемнело. В костры добавили дров, и яркое пламя стало жадно хватать холодный воздух, взвиваясь всё выше к загоравшимся на тёмно-синем небе звёздам и сыпля искрами. Музыка стала громче и фальшивее, толпа затянула низкими пьяными голосами грубую песню.
Прихлоп поднял глаза на своего господина. Гиена поёжился в своём балахоне и нарочно зевнул.
— Я знаю, что ты скажешь – лениво сказал главарь, — я-де слишком много воли даю этой бабёнке, так?
Прихлоп покачал головой:
— Нет, Гиена, я этого не скажу. Страх – великая сила, но не все звери её признают. Кайла из их числа.
Гиена сузил глаза и посмотрел на слугу.
— По меньшей мере, она боится за детёнышей, разве нет? – спросил он.
Прихлоп бросил рыбные кости в костёр, поднялся со своего места и потянулся к самой морде своего господина.
— Вот именно, Гиена. – тише сказал он. — Она боится, но не за себя. Кайле нужно уважение, а не острастка, так что ты правильно поступил, что сдержал свой гнев.
— Как знать. Мамаши слушаются её, а детёныши будут слушаться своих мамаш – неуверенно говорил Гиена, допивая своё пиво.
— Значит, надо сделать так, чтобы Кайла слушалась тебя. Не из страха, а сознательно – также тихо произнёс старик.
Гиена усмехнулся:
— Ты стар и умён, Прихлоп. Что я могу сказать? Ты верный слуга и хороший друг, но ты не никогда не командовал вооружёнными зверьми. Если каждый из этих головорезов начнёт проявлять свою сознательность, будь она неладна, вся стая истребит саму себя. Я никого не должен выделять. Передо мной все должны быть одинаково безгласны.
— Но я с тобой переговариваюсь и даю советы, — усмехнулся в ответ Прихлоп.
— Но ведь ты — совсем другая птица, — с этими словами Гиена слез с полена и опёрся на плечо своего старого слуги. — Я не говорил разве, что из всех встреченных мною зверей за всю мою жизнь, ты единственный, кто всегда знал своё место и был им… был им.. 
Гиена икнул. Хмель слишком сильно ударил ему в голову. Прихлоп повёл его через расступавшихся хищников в одну из повозок.
— Ты говоришь это каждый раз, когда выпьешь. Да, я знаю своё место. Это называется скромность, Гиена, простейшая вещь, которой учат ребятню.
— Меня ты этому, похоже, не выучил, иначе меня бы не прозвали Упрямцем!
— Это потому что я растил Гиену, а не Прихлопа. 
Гиена рассмеялся и потрепал старика по плечу.
— Меня слишком клонит в сон, я никак не могу отоспаться. Слушай, Прихлоп. Если Скула и Доконай вернутся, пусть будят меня, пока не добудятся, — сказал он вдруг серьёзно и тихо, — я хочу первым знать, что они найдут. 
С этими словами Гиена нырнул в повозку, где для него была приготовлена мягкая постель из ковров и шкур. Прихлоп вернулся к костру, где присоединился к общим разговорам, но так и не выпил ни капли. Ему было неуютно на новом месте, и его старое сердце подсказывало ему тревогу. Горностай Скула и ласка Доконай не вернулись до поздней ночи, и старый слуга, не в силах уже бороться со сном, передал просьбу господина часовым и завалился спать.
Но молодой горностай Уилл спать не ложился. Скоро наступала его очередь патрулировать дорогу между деревней и лагерем вместе с лаской Осриком. Они сидели на оглоблях одной из повозок и вглядывались в темноту, из которой приближались два огонька. Это шла прежняя смена, освещая факелами свой путь. Ветер усиливался, звёзды на небе начали гаснуть. Грядущий день обещал быть пасмурным. Уилл и Осрик поочерёдно потягивали подогретый грог из фляжки, которую передавали друг другу. Вдруг оба огонька впереди резко поднялись вверх, словно их подбросили, затем упали вниз и погасли. 
    Мгновение Уилл и Осрик смотрели друг на друга, и затем в один голос закричали:
    — Тревога!
    Молодой Уилл с копьём наперевес бросился в темноту. Осрик успел выхватить из ближайшего костра головню и побежал следом, продолжая кричать:
    — Тревога! Тревога! Патруль!
    Лагерь из повозок мгновенно ожил. Часовые и те, кто ещё не лёг спать, стали спешно доставать оружие и будить остальных. 
    Уилл рычал, чтобы придать самому себе смелости. Костры за его спиной играли пламенем на лезвии его копья, которое рассекало ночную тьму. Остановившись на том месте, где примерно погасли факелы, горностай занял боевую стойку и начал опасливо озираться. Через полминуты к нему подоспел Осрик, вооружённый топориком и горящей головнёй. Они встали спина к спине. Но поблизости не было никаких признаков пропавшего патруля. На болоте, скрытом деревьями, тоже слышалось оживление, и скоро из обоих лагерей вышло по небольшому отряду вооружённых хищников с огнями. Когда света стало больше, отыскались на снегу два погасших факела, но больше ничего. Начался переполох. Среди пришедших с болота была и Кайла. 
    — Что я говорила? — гневно кричала воспитательница, — Нас атаковали в первую же ночь! Что здесь произошло?
    — Тише! — прошептал Уилл, хватая её за лапу, — Сюда идёт Гиена.
    Сошедшаяся толпа расступилась, и вперёд вышел Гиена с опухшими глазами, в одной рубахе и не подпоясанный, но с Голодным на плече.  
    — Где патруль? — рявкнул он, глядя на потушенные факелы.
    — Исчез! — со страхом сказал Осрик.
    — Мы видели, как их факелы полетели вверх, Гиена, а затем упали и погасли — уточнил Уилл.
    Гиена протёр глаза и осмотрелся. Минуту подумав, он резко крикнул:
    — А ну, встаньте на месте и шевелитесь! Все, не двигайтесь, я сказал!
    Хищники замерли, озадаченно переглядываясь. Гиена выхватил у одного из них факел, и начал их обходить, внимательно глядя на снег.
    — Дурьи головы, вы успели натоптаться и наораться, а следы не посмотрели! Что, они сквозь землю провалились или вознеслись на небо?
    Осрик осмелился высказаться:
    — По тропке они не могли уйти, потому что мы выбежали сразу и с двух сторон.
    Гиена обошёл круг и остановился прямо напротив Осрика и Уилла.
    — Вы заметили первыми?
    — Да! — неуверенно отвечали оба. 
    — Если всё было так, как вы сказали, то патруль, если бы он сбежал или его унесли, оставил бы следы. И эти следы должны были бы вести куда-нибудь в бок, но таких следов нет. И зияющей дыры в земле тоже не видать. Стало быть, патруль всё-таки улетел на небо? 
    Уилл и Осрик молча сглотнули слюну, не зная, что отвечать. Гиена выдержал паузу, вопросительно оглядывая всех хищников. Никто ему не отвечал. 
    — Значит так, — снова заговорил Гиена. — На сегодня больше никаких патрулей. Надеюсь, парни просто дезертировали и обвели нас вокруг пальца, как дураков, и сейчас чешут себе куда-нибудь через лес на поиски лучшей жизни. Если это так, мы их найдём и прикончим. Но если это не так, а я думаю, что это всё-таки не так, и если наши разведчики Скула и Доконай до утра так и не объявятся, значит, нас ждут большие приключения. 
    Хищники стояли в недоумении. Тут из толпы вышел ласка по прозвищу Кожедёр, одетый в длинную зелёную тунику и вооружённый ятаганом. Это был один из тех разбойников, который бежал когда-то вместе с Упрямцем из Нагорного королевства. Мрачный и скрытный, обычно он всегда хранил молчание, но когда заговаривал, это всегда служило знаком того, что речь идёт о чём-то очень важном.
    — Гиена, — сказал он, — положись на меня.  
— Кожедёр, ты ведь понял, о чём я? Мы ведь уже имели с этим дело?
— Да, – сухо проговорил Кожедёр и отступил назад. 
Гиена вновь обратился ко всем:
— Я отправляюсь назад к тем, кто остался при повозках. Кожедёр, Уилл и Осрик пойдут со мной. Вы, все, топайте на болото и не смыкайте глаз. Там должно быть достаточно крепких лап. Мы глаз тоже не сомкнём. Если к утру ничего не изменится, повозки приедут к вам. 
Хищники, полные недоумения и тревоги пошли в сторону болота. Вдруг Гиена окликнул их:
— Я объявляю Кайлу за старшую, пока не вернусь! Кто не послушает её, будет повинен мне! – с этими словами он развернулся и в сопровождении трёх спутников направился в сторону повозок.
На месте их встречал Прихлоп с балахоном в лапах и кружкой кипятка. Гиена молча умыл морду снегом, оделся и жадными глотками выпил горячую воду. Это его взбодрило и освежило.
— Прихлоп, принеси мне поесть, — недовольно буркнул главарь. — Отдых отменяется. 
— Куда делись те парни? – бросил старый горностай через плечо.
За Гиену ответил Кожедёр:
— Очень похоже, что огромная птица унесла их в Тёмный лес! 
По лагерю пронёсся стон ужаса. Хищники стали держаться теснее друг к другу и с опаской поглядывать на непроглядное ночное небо, которое окончательно заволокло облаками. Гиена стоял в стороне и упражнялся с Голодным, ловко крутя за рукоятку и слушая, как свистит шипастый шар, рассекая воздух. 
— Не робейте вы, доходяги! Наточите получше стрелы и дротики! — прикрикнул главарь, — Кожедёр, отбери десятерых, кто более ловок и зорок, и у кого ещё не все поджилки трясутся. На рассвете мы отправимся на охоту! — и в полголоса добавил, — как в старые добрые времена, когда мы ещё жили в горах, будь они не ладны. 

[Покрыс]

Эт самое, давайте, автор, продолжайте, пожалуйста! Отлично выходит! Приятно читать) очень жду продолжения)

[Сакстус]

Покрыс

 

Спасибо на добром слове. 
История пишется, надеюсь и мне и читателям хватит терпения. Вот следующая глава.

Глава 4

Джеффри Вереск спал долго и очень крепко. Он смутно видел во сне своих новых знакомых, ежей, которые в его сознании перенеслись далеко на юг, под Утёсы, где стоял его дом. Он оставил его в один погожий сентябрьский день. Залитая солнцем лужайка, длинные столы, покрытые белыми скатертями, цветочные гирлянды на садовых деревьях, музыка, песни, холодный грушевый сидр, свежий ореховый хлеб с плесневым сыром, выдержанным в пещерах, сливовые и яблочные запеканки, медовые кексы и бисквиты, вишнёвые и черничные пироги, тыквенный суп, жареные грибы с молодым картофелем и душистой зеленью, всевозможные салаты. Таков был Праздник Урожая, он же — День проводов на службу новобранца Джеффа, которому предстояло совершить путешествие и принести присягу государю-барсуку. Довольная улыбка отца – старого ветерана, пожелания удачи в дороге и успехов на службе, поцелуи и объятия родственников и слуг. Казалось бы, это было много-много сезонов назад, и прошла уже целая вечность. Голод, холод, болезнь, безнадёжные скитания по незнакомым лесам… События на пути и встреченные звери смешивались и менялись местами в отдыхающей заячьей голове. Иногда он просыпался, не понимая, где находится, переворачивался с боку на бок и тут же снова проваливался в своё волшебное королевство грёз, не имея в будущем никакой надежды вспомнить ни сами сны, ни короткие пробуждения.
В пять часов утра следующего дня, когда в комнате и на улице было ещё совершенно темно, Джеффри Вереск открыл глаза с ясным осознанием, что он уже не спит. Мягкая тёплая постель не спешила отпускать своего гостя, но он чувствовал в своём теле полное возобновление сил и необычайную ясность в голове. «Вот это и называется «выспаться, как следует», во-во!» — пронеслось у него в голове. Джеффри, кутаясь в одеяло, приподнялся и спустил задние лапы на пол. Как и во всём замке, в его комнате приятно пахло деревом. Потянув спину, он вскочил, брыкнул лапами туда-сюда, и стал аккуратно прохаживаться по комнате в ожидании, когда глаза привыкнут к темноте. Вскоре он убедился, что в такую безлунную и беззвёздную ночь к темноте привыкнуть нельзя. Бросив одеяло на кровать, он нашарил под столом мешок, и начал на ощупь доставать одежду. Облачившись в розовую рубаху и подпоясавшись своим широким серым поясом, он наскоро умылся и вышел наружу. 
 В коридоре и на лестнице было относительно светло от вделанных в стены бронзовых канделябров грубой работы. Замок, казалось, спал, однако снизу доносились неясные звуки. Заяц неторопливо спустился на второй этаж и направился в кухню. 
Он не ошибся. В такое ранее время звуки могли доноситься только из кухни.  Итэн Крыжовник, выдра Оскал и ещё два ежа были заняты приготовлением завтрака. Мерно стучали ножи по разделочным доскам, булькало варево в кастрюлях, время от времени шипела влага, случайно попавшая на раскалённые плиты. Оскал первым завидел появление гостя и довольно улыбнулся в свои пышные усы.
— Доброго утра, товарищ! Спишь, что твоя соня, — негромко сказал он.
— Во-во, — также негромко отвечал заяц, осторожно выходя в центр комнаты, — сони — очень мудрые звери, с этим никто не посмеет спорить.
Остальные дежурные повара тоже поздоровались с гостем. Итэн Крыжовник стоял у плиты и дул на поварёшку с дымящейся кашей.
— Сударь Вереск, не желаешь ли проверить готовность? – спросил старик.
Джеффри вмиг оказался рядом с главным поваром, тоже подул на его поварёшку и со свистящим звуком высосал содержимое.
— По мне — то, что надо, во, — заключил он, — но вы не ровняйтесь на меня, я люблю, когда «аль денте», так уж устроен заячий желудок. Так что можно ещё подержать. 
— Хорошо, сниму с плиты и закрою полотенцами — само дойдёт — ответил Итэн, надевая на лапы толстые рукавицы-прихватки. 
Как-то не спрашивая и не предлагая, Джеффри сам собой включился в процесс приготовления. Пока пшённая каша томилась под полотенцами, заяц в сопровождении одного из ежей сбегал в погреба за несколькими бочонками с вареньями и мёдом. Затем ему поручили порезать на ломти несколько краюх ржаного хлеба, нашпиговать тесто для очередной запеканки сушёными сливами и помыть несколько освободившихся ножей и досок. Знатный гость показывал себя привычным и даже расторопным в кухонных делах. Итэн Крыжовник довольно улыбался, словно он был отец, счастливо наблюдающий, как подросший сын быстро осваивает семейное ремесло. 
Часа через два завтрак в Зале был накрыт, и обитатели Гвайффона рассаживались по своим местам. Марта Толстопятка пришла, как и в прошлый раз, после всех, и снова все повскакивали со своих мест, чтобы сесть за стол в одно время со своим тэном. 
Марта заметила остатки мучной пыли на яркой рубашке своего почётного гостя, и с недоумением поглядела на дежурных поваров, и, прежде всего, на Итэна Крыжовника.
— Ваша милость, господин Вереск сами изволили помогать, их никто не принуждал — быстро начал оправдываться старик.
Джеффри поспешил ему на помощь.
 — Во-во, ваша милость! Самое первое, что должен уметь приличный солдат — это накормить себя и своих соратников. Будь вы сам Мастер Клинка, какой в этом прок, если у вас от голода дрожат лапы? Доброго утра, во!
Марта почтительно кивнула и показала зайцу на его место.
— Отрадно видеть, что ты не пренебрегаешь никаким трудом, это очень достойно — заключила она, лапой давая знак, чтобы все садились. 
Завтрак прошёл быстро, разговоров было значительно меньше. Джеффри рассудил, что утро в Гвайффоне — это время важных дел. Он быстро управился с двумя порциями каши, большим куском запеканки, и выпил три чашки шиповникового чая с овсяными коржиками. Зал быстро пустел, причём Марта Толстопятка ушла одной из первых. Осенний Теодор, сидевший в этот раз где-то далеко, подошёл в Джеффри и опустил лапу ему на плечо. 
— Доброго утра, Джефф! Мы с сестрой пару раз заглядывали к тебе вчера вечером, но будить не решались. Надеюсь, ты не расстроился из-за пропущенного ужина.
Джеффри добродушно улыбнулся:
— Не переживай, старина. И тебе доброго утра, во-во! Я бы расстроился из-за пропущенного сна, во, так что вы всё правильно сделали. Точнее, всё правильно не сделали, во. Я снова сыт, как заяц в гостях у ежей.
Теодор усмехнулся и погладил свой живот.
— По утрам мы растрясаем накопленный жирок. Матушка просила проводить тебя до её покоев. Ей надо что-то тебе показать или рассказать, а потом милости просим на улицу. 
Друзья вышли из Зала и стали подниматься на третий этаж. Они остановились на площадке, которая разделяла все комнаты и имела одно окно, так что в ней было достаточно светло. Посередине стоял низкий стол с тремя цветочными горшками. Тяжёлые двери, за которыми находились покои Марты Толстопятки, были выкрашены в зелёный цвет, и в центре были изображены оранжевой краской две фигуры — сражающиеся лис и ёж. У первого была длинная секира, у второго — рогатина. По краям шёл орнамент в виде оранжевых кленовых листьев и семян. Внимательно изучив изображение, Джеффри кивнул, давая знак, что готов войти. Но Теодор сказал:
— Я вас оставлю и пойду на улицу. Постучись три раза, — с этими словами ёж ушёл, ещё раз похлопав зайца по плечу.
Джеффри проводил друга недоумённым взглядом и нерешительно ударил три раза по толстым сосновым доскам.
— Прошу! — раздался голос Марты. 
Заяц схватился за медные ручки и медленно отрыл двери, глядя, как нарисованные лис и ёж  расходятся в разные стороны. Покои тэна были просторными, но из-за занавешенного окна казались мрачными. Пол был устлан мягким ковром. Стены покрыты белой краской и расписаны растительным орнаментом. Слева от дверей стояла большая двухместная кровать из орехового дерева с балдахином, справа — высокий шкаф, наполовину заставленный красивой серебряной посудой, наполовину — книгами в дорогих цветных переплётах. Вдоль боковых стен стояли большие кованые сундуки, причём над одним из них висела рогатина, а над другим – страшного вида бунчук в виде лисьего хвоста, намотанного на деревянный шест. У дальней стены с окном стоял дубовый столик, украшенный резьбой. На столе лежало несколько книг и отдельные листы бумаги, стояло два подсвечника, зеркало в круглой оправе, перед ним – открытая шкатулка с украшениями. По сторонам от столика было по высокому мягкому креслу, в одном из которых сидела тэн Гвайффона и защитница всех ежей. Она трогала лапой серебряный кленовый лист, висевший у неё на груди. Над её креслом на стене можно было видеть потускневший от времени портрет ежа в соломенной шляпе и с курительной трубкой в зубах. 
Джеффри долго осматривался, удовлетворяя своё любопытство, и, в то же время, ожидая, когда хозяйка с ним заговорит. Наконец, ему стало неловко стоять вот так зевакой посреди комнаты, и он заговорил сам:
— Ваша милость, я пришёл по вашему желанию. Очень недурное убранство, должен вам сказать, во. Мой старик многое бы у вас подсмотрел для украшения своих покоев. 
Марта мягко улыбнулась и показала лапой на второе кресло:
— Садись, добрый гость. Это убранство создано отчасти моим отцом, отчасти — мужем. 
Заяц принял приглашение и устроился на мягком сидении.
— Кто из них нарисован на портрете, ваша милость? На дверях, я так понял, сам тэн Элеизер Клён со своим приятелем?  
— Да, вот двери как раз размалевала я, когда была молодой, — заговорила Марта, кивая на вход. — И милая мордочка Айзека Толстопята, которая висит надо мной, тоже нарисована моей лапой. 
— Во-во, у меня есть двоюродная сестра по имени Нора, которая тоже отменно рисует — с участием сказал Джеффри. — Вся усадьба в Вересковом стане увешана её картинками. Я взял одну на память, могу вам показать. 
— Что ж, покажешь после. Надеюсь, ты примешь и от меня на память кое-что. Я распорядилась сшить тебе тёплый плащ, а также сделать удобные лямки для саней, чтобы их было легче тащить. 
Заяц несколько сконфузился.
— Во-во, никак не ожидал столько заботы даже от таких добрых зверей, как ежи. Спасибо, ваша милость! 
Марта махнула лапой, пропуская благодарности.
— Надеюсь также, ты задержишься ещё на пару дней. Доротея, и, особенно, Теодор, очень полюбили тебя. Вчера всё ждали, что ты проснёшься и проведёшь с ними вечер. Но мы поняли, насколько сильно ты устал от дороги, и решили не беспокоить.
— Во, я никогда не заходил так далеко от дома, и не застревал в стольких передрягах одновременно. Я останусь столько, сколько вы мне прикажете. В Саламандастроне я должен был объявиться в самом начале декабря, во. Если вы недавно отметили середину зимы, то я запоздал сильнее возможного. Впрочем, во-во, пока я не принёс присяги, я свободен от дисциплинарных взысканий, или как там это называется.  
— Дозорный отряд, должно быть, грозная сила, если в ней служат такие мощные звери, да ещё, поди, и не один десяток таких, как ты.
— Не одна сотня, — тихо поправил Джеффри. — Ни в Лесу Цветущих Мхов, ни на Южном Плато нет такой силы. Западное море всегда кишело пиратами, и барсуки со сказочных времён государя Уртрана Захватчика держат там вооружённых и вымуштрованных зайцев, против которых до сих пор не выстояло ни одно войско, во. 
— Должно быть, счастливы звери, живущие в тени Западных гор — они под надёжной защитой. В нашей глуши каждый глава семьи сам себе барсук и каждая семья – сама себе Дозорный отряд. Мой отец был храбрым воином, и он сделал воинами многих других ежей.
Джеффри почтительно наклонил голову и невольно покосился на рогатину, висевшую на стене. Марта уловила его взгляд и ответила на незаданный вопрос:
— Это Копьё Элеизера Клёна, наша главная реликвия. Когда Теодор достигнет нужного количества сезонов, а это случится ближайшей осенью, Копьё, а вместе с ним и звание тэна, перейдут к нему. Мне останется в тишине дождаться своей смерти.
Заяц задумчиво почесал нос, и вдруг спросил:
— Доротея родилась весной, а Теодор – осенью, верно? Именно это значат их прозвища?
Марта улыбнулась, закрывая глаза.
— Да, мой друг, здесь нет никакой сложной загадки. Дотти и Тэд — поздние дети, мы с Айзеком ждали их очень долго. Только когда мы посетили аббатство Рэдволл и получили там благословение от пожилой аббатисы Ликиан, я смогла забеременеть. В лучшую весну моей жизни родилась Дотти, а в лучшую осень – Тэд. К сожалению, сезоны не дали долгой жизни моему мужу, и детки выросли без отца. По крайней мере, они всем обеспечены, и вскоре получат в управление и Гвайффон и его обитателей. 
Марта замолчала и стала мерно покачивать головой, мысленно напевая какую-то мелодию, вероятно, уносившую её в приятные воспоминания молодости. Снова наступила неловкая тишина, и Джеффри не знал, куда деться, думая, что старая ежиха засыпает. Наконец, Марта, не открывая глаз, тихо сказала:
— Будь добр, господин Вереск, задержись хотя бы на пять дней ради моих детей. Подари им немного своего юмора и поделись опытом. Им нужны впечатления, и внимание доброго сердца.
— Как прикажете, ваша милость. Там, во-во, глядишь, и морозы поутихнут, и я спокойно дойду до Побережья за пару недель. 
Тут с улицы донеслись неясные крики. Марта открыла глаза и мотнула мордой на окно. 
— Погляди, это тренируются наши воины. Не Дозорный отряд, но чем уж богаты. — тихо усмехаясь, сказала она.
Джеффри аккуратно отдёрнул занавеску и увидел внизу, на реке, дюжины две ежей, лупивших палками друг друга с яростными боевыми кличами.
— Спустись к ним, они будут очень рады. Теодор, должно быть, тоже там. 
Джеффри задёрнул занавеску, поцеловал протянутую лапу Марты Толстопятки и неспешно попятился вон из её покоев. Поклонившись напоследок, он аккуратно затворил двери, и нарисованные лапой хозяйки лис с ежом вернулись к прерванному поединку.
    ***
    Стража Гвайффона насчитывала всего два десятка боевых ежей, из которых пятнадцать хорошо владели копьями, а пятеро метко стреляли из луков. Сквайр Терри был их единственным офицером и верховным командиром. Его оружием были прямой обоюдоострый меч и длинный треугольный щит, выкрашенный косыми чёрными и оранжевыми полосами. При нём был знаменосец и глашатай Годда, который должен был носить и охранять бунчук, подавать им сигналы, а также красиво и громко говорить от лица тэна или сквайра. 
Сейчас все эти двадцать два ежа, одетые в одинаковые оранжевые туники, тренировались на покрытом мягким слоем снега льду реки. Только Теодор выделялся своей жёлтой курточкой, но дрался наравне со всеми, орудуя деревянным шестом. Палки у ежей были того же размера, что и обычные копья, только легче и без наконечников. Небо ещё со вчерашнего вечера заволокло белой мглой. Лёгкий ветер носил снежную пыль, залепляя ей глаза и не давая свободно вздохнуть. Ежи много двигались, разбиваясь на пары или четвёрки, отрабатывая выпады, блоки и другие боевые приёмы. Они фыркали и, время от времени, смахивали с себя приставучие хлопья сухого снега. Сквайр Терри расхаживал между ними, делая замечания, выражая похвалу, показывая личный пример.
Джеффри Вереск ещё какое-то время наблюдал за ними из окна своей комнаты, затем облачился в свой расшитый звёздами кафтан, обмотал кисти лап бинтами, чтобы не намозолить их, и бодро зашагал к выходу. В коридоре он столкнулся с Весенней Доротеей. 
— Во-во, сударыня, ты тоже собралась на прогулку? — спросил он, шевеля ушами.
Доротея поднесла палец ко рту и сказала полушёпотом:
— Матушка не велит сквайру Терри обучать меня, и говорит, что мне ни к чему умение стрелять и колоть живых зверей. 
— Хм, наверное, матушка имеет обоснованное мнение на этот счёт, — пожал Джеффри плечами, но тут же добавил, — хотя, в Дозорном отряде служат и зайчихи, даже среди высших офицеров, во. Моя прабабушка была полковницей, и выше неё никто из моей родни не дослуживался. Мой папаша – всего лишь капитан, во.  
— Хотела бы я познакомиться с твоей прабабушкой, Джефф. Я пойду с тобой, и не буду драться. Но я хочу тебя попросить.
— Да? — Джеффри наклонился к самой мордочке Доротеи.
— Покажешь нам всем, как ты стреляешь из арбалета и как управляешься с кинжалом?
Заяц тихонько засмеялся, вернулся в свою комнату и через мгновение вышел при всём своём вооружении. 
Они спустились и вышли на улицу. Когда боевые ежи увидели приближение гостя и хозяйской дочери, они прекратили упражнения. 
— Продолжайте, друзья, — замахал свободной лапой Джеффри (другой он держал на плече арбалет), — я всего лишь хочу присоединиться к вам.
— А я хочу посмотреть, как вы все управитесь с настоящим боевым зайцем из Верескового стана, что под Утёсами, — улыбаясь, сказала Доротея. 
Сквайр Терри почтительно поклонился Доротее, и та скромно опустила глаза. Знаменосец Годда, который только что боролся с Теодором, отошёл в сторону и взял запасную палку в куче снаряжения, которая была свалена в корнях старой лиственницы на берегу.
— Выберите противника! — зычно и протяжно проговорил Годда, подавая зайцу палку. 
Джеффри сложил в стороне своё вооружение, взял предложенную палку и обвёл глазами присутствующих. Он остановил свой взгляд на самом сквайре Терри.
— Я сражусь с вашим тренером, чтобы он мог оценить мою подготовку. Обещаю не пускать в ход свои задние лапы, если он пообещает не пускать в ход свои колючки, во. 
Ежи засмеялись. Они знали, что пинки против них бессильны. Терри вышел вперёд, сжимая в лапах свою палку. Остальные ежи встали кругом, переговариваясь и делая ставки на победителя.
— Саламандастрон против Гвайффона? — спросил сквайр, ухмыляясь.
— Пока что всего лишь Вересковый стан против Гвайффона — парировал Джеффри, перебрасывая свою палку из лапы в лапу, — Кровь и уксус!!
— Кочки и колючки!!
Противники сошлись и начали осыпать друг друга глухими ударами. Терри был значительно ниже ростом, но обнаруживал неожиданную для ежа юркость и ловкость, постоянно увёртываясь от ударов и делая резкие выпады. Джеффри пытался компенсировать  недостаток прыткости широкими шагами, каждый раз нападая с нового места. Силы у обоих зверей было много, и их палки громко стукались при каждом скрещивании. Однажды Терри изловчился и больно ткнул Джеффри в живот. Ответ не замедлил себя ждать, и ёж тут же получил жгучий удар по уху. Несколько раз они огрели друг друга по бокам, Джеффри получил по задней лапе, а Терри был неожиданно опрокинут на спину. Наконец, сквайр начал выдыхаться от слишком частых и быстрых манёвров, и второй раз растянулся на снегу. 
Джеффри склонился над ним и подал ему лапу. Его дыхание казалось ровным.
— Отличная попытка, старина, во-во, — сказал Джеффри с неподдельным уважением.
— Ну и выдержка! — с восхищением сказал Терри, поднимаясь. Из его рта вырывался пар.
— Что же будет, когда вы выучитесь ратному делу в барсучьей горе? — спросил кто-то из ежей.  
— Будет всего лишь один из четырёх сотен таких же длинноухих солдат, во-во, — подмигнув, ответил Джеффри. 
Сквайр Терри отошёл в сторону, чтобы отдохнуть, и дал сигнал лапой, чтобы остальные возвращались к упражнениям. Джеффри встал в пару с Теодором и начал показывать ему все приёмы, которые он употребил, борясь с начальником стражи. Все остальные тоже разбились на пары и застучали своими палками. 
Тем временем Доротея подбежала к сквайру и предложила ему помощь. 
— Ерунда, ваша милость, не переживайте за меня — заговорил Терри, отмахиваясь, — такие синяки мы с вашим братцем получаем примерно через день. 
— Прости меня, дорогой сквайр, я предложила совсем глупую затею — виновато начала Доротея, — но я не думала, что вы начнёте драться взаправду. 
Терри застенчиво улыбнулся, но тут же серьёзно сказал:
— Это было не взаправду, ваша милость. Если бы поединок был настоящим, мы бы уже, по меньшей мере, по три раз убили бы друг друга. Думаю, господин Вереск сможет многое нам показать.
Сквайр не ошибся. В этот день тренировка продолжалась почти до обеда. Непогода смирилась с упорством зверей — к полудню ветер утих, а снежная пыль улеглась. После упражнений с палками были принесены луки и стрелы. Джеффри показал, как его болты прошибают насквозь все мишени, причём всегда попадают в цель. Ежи могли утешиться только тем, что их луки стреляли всё-таки быстрее и дальше. Под конец заяц продемонстрировал мастерство владения кинжалом. Ежи с открытыми ртами наблюдали, как прямое лезвие начинало извиваться в его лапах, становясь их искусственным продолжением.    
Марта Толстопятка не дремала в своём кресле. Она пристально наблюдала за ходом тренировки, стоя у окна и молча благодарила сезоны, что в эту  страшную зиму они прислали к ней столь выдающегося молодого воина. 

 

 

 

Изменено 2 апреля 2021 пользователем Сакстус

[Сакстус]

Глава 5

— Это был орёл?
— Нет, не думаю.
—Что же ты думаешь, Кожедёр?
— Я вполне точно знаю, Гиена, что орлы очень редко гнездятся в лесах. Но наша птица тоже большая. Настолько большая, что способна унести двух взрослых горностаев. А думаю я, что это коршун или что-то вроде того. Ведь мы с тобой охотились на коршунов? Очень похоже. Ещё, может быть, ястреб, канюк или филин. Я видал всяких. Они все похожи. От них невозможно скрыться. Их острый взгляд пронизывает  всё – скалы, деревья, землю, воду, даже плоть.
Голос Кожедёра звучал так жутко, что Гиена невольно поёжился. 
- Мы разорим её гнездо? – поспешил главарь с вопросом, чтобы ослабить мрачный тон собеседника.
- Ха! – неожиданно усмехнулся Кожедёр. – Верно! Поймать их нельзя. Ни одна стрела не из какого лука не догонит их полёта в небесной выси. Нужно или сидеть и ждать, когда они прилетят за тобой, или захватить их гнездо, и всё равно вступить в рукопашный бой. 
Кожедёр умолк и стал смотреть поверх тёмных ёлок, высившихся на правом берегу, который был заметно выше левого, на котором хищники вчера разбили лагерь. Гиена Упрямец отошёл в сторону. Перед ним стоял подготовленный отряд из десяти охотников. Они были тепло одеты и вооружены копьями, дротиками или луками и стрелами. Ласка Осрик предпочёл дополнительно утяжелить себя, прикрыв голову и плечи шлемом и наплечниками, но большинство рассудили, что на охоте скорость и ловкость важнее защиты. Так, горностай Уилл ничего не прибавил к своему обычному снаряжению – чёрному кафтану и боевому копью. Гиена же облачился в свою бригантину. Круглый щит он повесил на спину, Голодного заткнул за пояс, а в лапы взял связку из пяти коротких, но крепких дротиков. 
Лагерь на левом берегу уже давно опустел. Все повозки были нагружены скарбом и отправились под командой Прихлопа в Зимовье на болото. Погода стояла самая безрадостная. Небо, казалось, тоже покрылось снегом, как и земля, и даже воздух между двумя твердями наполнился лёгкой снежной пылью, непрестанно носившейся туда и сюда. Дюжина хищников выступила стройной вереницей и перешла реку. Они старались держаться как можно ближе друг другу, чтобы не оказаться один на один с предполагаемым врагом. Впереди шёл Кожедёр в своей яркой зелёной тунике и с повязанной через плечо верёвкой. Свой страшный ятаган, напоминавший коготь огромной птицы, он сжимал в лапе. По его расчётам, гнездо надо было искать на ближайшей возвышенности, то есть на всхолмье, которое тянулось вдоль Мшистой на запад.
Перейдя реку, хищники довольно быстро прошли небольшой ельник, и вышли на относительно свободное пространство, редко поросшее рябиной, ольхой и кустами крушины. Кое-где из снега показывались валуны, неизвестно как попавшие в эту совсем не горную местность. Затем земля ещё немного поднялась, и стали попадаться крупные деревья – сосны, липы и вязы. Здесь лес вплотную подступал к реке, и словно собирался перекрыть её своими могучими корнями и длинными ветками, и переплестись с такими же корнями и ветками на противоположном берегу. Ветра здесь почти не было, и звенящая тишина вселяла невольный страх. 
Кожедёр внимательно вглядывался в мощные кроны, останавливаясь на каждом птичьем гнезде, которых здесь было много. Но это были гнёзда маленьких птиц, которые не могли причинить никакого вреда, и почти все они были оставленными. Вслед за Кожедёром все остальные тоже стали задирать головы, и шли так, пока ласка Осрик не провалился одной лапой слишком глубоко в снег и неуклюже сел в сугроб. Вереница на мгновение расстроилась, и все, кроме Кожедёра, оглянулись на Осрика. 
— Осрик, болван! – процедил Гиена.
Тот, пыхтя, поспешно поднялся, но вдруг стал внимательно смотреть в образовавшуюся от его падения ямку.
— Кажется, я на что-то наступил. Или на кого-то — неуверенно отрапортовал Осрик.
 Вереница снова расстроилась, и все обступили Осрика. Кожедёр тоже отступил назад, но продолжал тревожно оглядывать верхушки деревьев. Гиена с опаской заглянул в ямку.
- Замёрзшая птица! – заключил он. – Не та, которую мы ищем, но, может, сгодится на обед. Ну-ка, откопайте её мне.
Осрик и ещё трое хищников быстро раскопали ямку и осторожно вытащили вытянутое тело с чёрно-белым оперением и очень изящным хвостом. Гиена недовольно сплюнул.
— Сорока, будь она неладна, — недовольно проворчал главарь, — грязная падаль. Придётся оставить.
Осрик, который держал сороку за голову, возразил:
— Гиена, эта птица ещё не сдохла. По крайней мере, не закоченела. 
Кожедёр, всё ещё не отрывая глаз от древесных вершин, сухо заметил:
— Заверните её в какой-нибудь плащ и влейте в глотку немного грога. 
Все вопросительно посмотрели на Кожедёра. Гиена ответил за него.
— Да, парни, делайте, как он говорит. Пусть сорока очухается. Она облегчит нам поиски, а, того гляди, многое нам расскажет, раз уж наши разведчики приказали долго жить. 
Горностай-лучник по имени Кеннет носил длинный жёлтый плащ. Он снял его, и хищники плотно закутали в него птицу, заботливо прощупывая всё её тело, чтобы вернуть в него тепло и жизнь. Наконец, горячительный напиток завершил спасательную операцию, и сорока истошно закаркала. С минуту она беспорядочно вертела головой и клацала клювом. Четверо хищников, откопавших её из под снега, крепко держали её в плаще, пряча от холода и не давая уйти. Все остальные, кроме Гиены, встали по кругу спиной к пленнику, и вместе с Кожедёром смотрели вверх и по сторонам, высматривая главную угрозу. Главарь испытующе смотрел на очнувшуюся сороку.
— Ар-р! Ар-р! Отпустите меня, снежные комочки, отпустите! – заголосила птица, - я не сделал вам никакого зла! Ар-р! Место птицы в небе, а не на земле!
Гиена криво усмехнулся и сказал:
— Ты разлёгся у нас на дороге, приятель, так что не взыщи! Кто ты, пернатое отродье, и что здесь забыл?
Сорока на мгновение успокоилась и внимательно посмотрела в серые глаза Гиены. 
— Ар-р! Ар-р! Я не знал, что толстый комочек спас меня от смер-рти. Ар-р! Да умножатся его сезоны. Но зачем р-ругаться и не отпускать свободную птицу на волю? Ар-р! Дайте мне р-распр-равить кр-рылья, и с вами поговор-рю! Иначе комочкам не поздор-ровится!
Гиена заметил, что его подчинённые сдавленно улыбаются. Он быстро достал из своей связки дротик и поднёс остриё прямо к плечу сороки.
— Послушай, трепло! Перед тобой не снежные комочки, а стая Гиены Упрямца, ласки и горностаи – самые смелые воины Северных земель, бич Нагорного королевства. Летом наши шкуры бурые, как Сырая Земля, а зимой – белые, как холодное молоко, льющееся из груди Неба. Оставь свою пер-рнатую спесь и кар-ркающую р-ритор-рику, и отвечай на мои вопр-росы! Не то я подр-режу твои кр-рылья, и ты сам снизойдёшь до ходящих по земле комочков, и будет тебе «ар-р!»!
Сорока заметно оторопела от всего услышанного и громко сглотнула. Остриё дротика больно кололо её в плечо. Собравшись с мыслями, она заговорила гораздо спокойнее:
— Да умножатся сезоны мудр-рого и велер-речивого вивер-рицы Гиены. Ар-р! Гваур-р, спасённый тобой от холодной смер-рти, ответит на твои вопр-росы. Ар-р!
Гиена осклабился почти дружелюбно. Его забавлял торжественный тон, которым говорила сорока. 
— Так-то лучше, Гваур. Скажи-ка нам, птенчик, не видал ли ты недавно таких же, как мы, где-нибудь поблизости?
— Видал, видал, ар-р! Четыр-ре вивер-рицы поплатились жизнями за своё втор-ржение. Мар-ркиз Гай всех убил. Ар-р!
Все хищники начали с опаской переглядываться и шуметь. Гиена решил прикрикнуть на них:
— Тихо там! – затем он обратился снова к сороке, — Мне это и так было понятно, потому что из моей стаи никто ещё не убегал, а парни, которые пропали, были особенно надёжными. Кто такой Гай и почему он зовёт себя маркизом? 
— Гай – гр-розный владыка этой стр-раны, и по этой пр-ричине он мар-ркиз. Ар-р! Те водяные чер-рвячки, котор-рых вы убили, были его поданными. Он будет возвр-ращаться, пока всех вас не убьёт. Ар-р! Гай очень сур-ров. Лучше бы вам убр-раться.
Гиена выглядел озадаченным. Сорока знала куда больше, чем он предполагал. 
— Я не спрашивал тебя, что мне делать! — надменно процедил главарь. — Если владыка Гай так суров, и лесные жители ему подчиняются, почему он не зовёт себя королём? – спросил он после короткой паузы. 
Гваур сузил глаза и произнёс почти шёпотом:
— Ар-р! Разве муд-р-рый Гиена из Нагор-рного королевства не знает, что никто не смеет называть себя кор-ролём, кроме нагор-рного кор-роля? Ар-р!
Гиена гневно бросил связку дротиков в снег и сжал кулаки.
— Разрази меня гром! Неужели я никогда не выйду из под тени крыльев этих грязных куропаток! – неистово зарычал он, и его выкрик разнёсся далеко вокруг.
Хищники несколько опешили от внезапной ярости своего главаря. Дальше соблюдать осторожность не было никакого смысла. Гиена приблизился к перепуганной сороке, схватил её за плечи и затряс.
— Гваур, дружище – с жаром заговорил он, — Жизнь мы тебе уже спасли. Можем вернуть и свободу. Скажи, что за птица этот маркиз Гай, где его логово и как его убить? Знай, что я, Гиена Упрямец, никуда не уйду из этой страны, поэтому уйти придётся пернатому ублюдку Гаю и всем, кто ему прислуживает. Уйти придётся далеко, именно туда, куда он отправил четверых моих зверей. Я сам себе хозяин, и не помирюсь с маркизом, даже если он попросит. Ну, говори!
Теперь Гваур выдержал паузу, давая себе время обдумать ответ. 
— Мар-ркиз Гай – стар-рый свир-репый сар-рыч. Он живёт на стар-ром дер-реве-вязе, там, где р-река первый раз повор-рачивает на север-р. Ни одна птица до сих пор-р не могла выстоять в поединке с ним. Он убивает всякого, кто бр-росает ему вызов. Ар-р!
Гиена выпрямился и развёл передние лапы в стороны.
— Взгляни на меня, Гваур. Из моей шкуры не растут перья и вместо ключа у меня толстая зубастая морда. Ты сказал, что ни одна птица до сих пор не могла выстоять против Гая, но я не птица, и я отправлю его маркизовать в Тёмный лес. Пусть правит там от имени всех пернатых королей!
— Круши-кромсай! Круши-кромсай! Слава Гиене Упрямцу! – закричали хищники, потрясая оружием.
Гиена вытащил из-за пояса Голодного и обратился к своим охотникам:
— Спускаемся вниз. Кожедёр, веди нас по льду, пока мы не увидим первый поворот реки. Идём также вереницей. Осрик и Кеннет, привяжите верёвки к лапам Гваура и ведите его сразу за мной. Пора кончать это дело! Гваур, обещаю отпустить тебя, как только разберусь с твоим маркизом. Веди себя тихо, и не раздражай парней, которые поведут тебя. Помни, что если бы Осрик был осторожнее, ты бы остался лежать под снегом до весны. А теперь идём!
Маркиз Гай был действительно старой и могучей птицей. Он вырос на востоке Страны цветущих мхов, где канюки водились издавна. Однако он оказался мудрее своих сородичей и оставил жизнь простого налётчика. Наведя страху на всех окрестных птиц, он с их помощью начал терроризировать лесных жителей, заставляя их постоянно делиться с ним своей пищей, которую они добывали с большим трудом. Из грабителя он превратился в сборщика налогов, и, чтобы лесные жители не слишком тяготились его властью, он не позволял другим хищникам обижать их. Так большая хищная птица стала мирным владыкой этих краёв. Внезапное вторжение восьми десятков свирепых северных воинов озадачило его, но он не собирался уступать. Он — канюк, гордо парящий в небе, а они – лишь ползущие твари, одинаково беспомощные против него. 
Движение группы охотников маркиз Гай заметил, когда они вышли из ельника и оказались на полуобнажённых холмах. Напасть он не решался, потому что они держались слишком близко друг к другу и шли, как одно длинное тело. Из-за снега они не могли видеть его, но он их видел превосходно. Особенно легко стало наблюдать за охотниками, когда они вновь вступили под сень деревьев. Даже внимательный Кожедёр не мог заметить, как могучее тело маркиза Гая, покрытое пёстрым оперением цвета молодой древесной коры, освещённой вечерним солнцем, мелькало между толстыми стволами и ветвистыми кронами в самой вышине тихого зимнего леса. Так бесшумно двигались его крылья. Это был настоящий хозяин леса, способный полностью раствориться в своём царстве.  
Проклятие! Этот дурак Гваур до сих пор жив, и эти червяки его откопали! Недостаточно было его оглушить и оставить коченеть на морозе, надо было выклевать его куриные мозги. Конечно, они возьмут его с собой, как проводника. Нельзя, чтобы они нашли гнездо, из которого маркиз правит всеми летающими и ползающими в этой стране. Но как напасть на всех сразу? Он схватит, самое большее, двоих, а остальные изрешетят его стрелами и дротиками. Маркиз поступит не так, он предложит им поединок. Северные воины очень любят церемонии. Маркиз будет вызывать их на честный поединок один на один, и убьёт их всех по одному. 
Кожедёр и его спутники не дошли до первого поворота реки. Видимость была по-прежнему плохая, и, сколько они не вглядывались в небо и кроны деревьев, росших по берегам, сколько не прислушивались, никаких признаков присутствия маркиза Гая они не обнаруживали. Поэтому, когда он с ними заговорил, их души затрепетали от страха.
— М-кто вторгся в мои владения? Миа! Миа! – раздался рокочущий голос сразу отовсюду, словно заговорил сам лес.
Хищники тут же остановились и молча встали в круг, выставив вперёд и вверх своё оружие. В центре круга стояли Осрик, Кеннет и Гваур. Гиена первым преодолел приступ страха, один раз крутанул шаром своего кистеня и прорычал:
— Гиена Упрямец, изгнанник из Нагорья, пришёл, чтобы набить опилками тушу одного цыплёнка, который именует себя маркизом Гаем, и отослать этот дар своему любимому королю. 
Маркиз Гай всё ещё не показывался, но его страшный голос сделался ещё громче:
— М-узнаю манеры северных дикарей. М-выйди из своего кружка, мешок сала, и сражайся со мной, чтобы твои звери видели, как я выклюю твой злоречивый язык. Миа!
Гиена выступил на шаг вперёд, всё ещё не зная, где его противник:
— Покажись, кукушонок, если не собираешься драться только острыми словцами.
— Миа! Если твоё словцо стоит хотя бы шкуры, которую ты носишь, пообещай, что твои звери не станут помогать тебе и будут ждать окончания боя. 
— Мои звери помогают мне, когда получают такой приказ. Но если ты трусишь, то вот мой приказ моим зверям. Слушайте, все вы, кто пришли со мной! Я приглашаю вас на отменную забаву! Посмотрите, как Гиена Упрямец умеет сражаться, и не мешайте ему расправляться со своим врагом!
Хищники затрясли оружием и несколько раз прокричали свой клич. Но их восторг мужеством главаря был резко прерван появлением его врага. 
Из белёсой мглы на небе сначала показались тёмные контуры широко расправленных крыльев и угловатого хвоста. Пятно стремительно приближалось, кружась над охотниками, и когда спустилось настолько низко, чтобы можно было различить оперение, метнулось в сторону. Маркиз Гай плавно приземлился на поваленное дерево, торчавшее из подо льда в тридцати шагах от растерянных хищников. Он был крупной птицей даже для канюка. Блестящие чёрные когти на грязно-жёлтых пальцах казались острыми, как кинжалы, беспощадный взгляд плотоядных золотистых глаз бросал в оторопь, а тёмно-бурый изогнутый клюв, казалось, способен был проткнуть насквозь любую броню. 
— Миа! – вместо приветствия крикнул маркиз Гай и стал буравить взглядом своих врагов одного за другим.  
Гиена нервничал, хотя старался не выдавать себя. Он лихо повернулся к хищной птице спиной и тоже посмотрел на перепуганных хищников. Он отыскал взглядом Осрика, который был впечатлительнее других, и совсем упал духом. Подмигнув Осрику, Гиена почувствовал себя увереннее. Он всё ещё самый смелый в стае. Даже равнодушный ко всему Кожедёр выглядел напряжённым. С ним Гиена тоже обменялся взглядом. Затем главарь повернулся к противнику и стал наступать, не снимая щита со спины.
Маркиз Гай мгновенно взлетел на небольшую высоту и бросился на ласку. Голодный страшно засвистел в воздухе, но, как только Гиена понял, что промахнётся, он тут же развернулся к птице спиной, и страшные когти безвредно проехались по щиту.
— Миа! – опять вырвалось у маркиза Гая, и он сделал круг, чтобы ударить снова. 
В этот раз Гиена лучше рассчитал удар, и надломил один из когтей канюка. Тот сразу же отлетел в сторону, но пересилил боль и не издал ни звука. На третий раз он решил не набрасываться когтями, а использовать крылья. Молниеносно замахав ими перед собой, маркиз Гай в один прыжок оказался перед Гиеной, и, словно пытаясь обнять его, совсем лишил противника пространства, необходимого для взмаха кистенём. Ласка едва удержала равновесие, когда смертоносный клюв скользнул по железной бляшке и слегка распорол бригантину на левом плече. У наблюдавших за поединком хищников вырвался тяжёлый стон. Они понимали, что если бы ни эта бляшка, канюк пронзил бы Гиене сердце. Выронив Голодного, их главарь повис на шее своего врага, не давая ему вторично использовать клюв. Но сильные крылья маркиза Гая оставались свободными. Он резко взмыл вверх, желая сбросить Гиену с большой высоты. Тот начал отчаянно кусать его за шею, пытаясь продраться через перья к горлу. Канюк неуклюже забился на месте и вынужден был опуститься на землю. Он пытался придавить врага своим весом. Но Гиена оказался крепким орешком. Оба противника стали кататься в мёртвой хватке, оставляя на снегу перья, клочья шерсти и кровавые брызги. Маркиз Гай наседал с такой силой, что щит Гиены треснул пополам, и его обломки беспомощно повисли на его спине, мешая движению и причиняя лишнюю боль. 
Уилл первым не выдержал жуткого зрелища, и хотел было броситься на помощь главарю, но Кожедёр грубо схватил его за плечо и процедил ему на ухо:
— Выполняй приказ!
Наконец, маркиз Гай вырвался из мёртвой хватки, встал на обе лапы, и пустил в ход свой клюв, вонзая его, словно жало, в снег в попытках попасть в мягкое тело Гиены. Ласка, несмотря на полноту, несколько раз ловко увернулась, извиваясь на снегу, как раненая змея, и шаря всеми четырьмя лапами в поисках кистеня. Канюк прыгнул на него сверху и вонзил в него свои когти. Гиена истошно завопил, не в силах выдержать такую боль, и этот крик спас ему жизнь. Маркиз Гай на одно мгновение замешкался, и его противник последним усилием подхватил Голодного и ударил им вверх, прямо в нос канюка. Шипы застряли в клюве, и птица беспомощно повалилась на спину. Истекая кровью и ревя от боли, Гиена сел ему на грудь, запустил передние лапы в перья на шее и наконец-то нащупал горло. Ещё долго маркиз Гай хлопал по снегу крыльями и царапал его когтями, ещё долго из его изуродованного клюва вырывался жуткий хрип. Гиена не разжимал своих лап, пока грозный владыка не затих навсегда.  
 Все одиннадцать хищников стояли ошеломлённые, изумляясь силе и выдержке своего главаря, который ещё накануне сидел у костра с пивом, потирая сонные глаза и ругаясь с воспитательницей Кайлой, а теперь, покрытый множеством ран, восседал на поверженном враге невиданных размеров. Но больше всех был впечатлён Гваур. Он первым и подал голос:
— Ар-р! Слава мар-ркизу Гиене Упр-рямцу, владыке Мшистой р-реки!
Хищники удивлённо уставились на сороку. Гваур повторил свою декларацию:
— Мар-ркиз Гай отныне не в числе живущих! Слава Гиене Упр-рямцу, который живёт и побеждает! Слава новому мар-ркизу! Ар-р! Ар-р!
Не зная, что на это скажет сам Гиена, хищники подняли свой привычный клич:
— Слава Гиене Упрямцу! Круши-кромсай! Круши-кромсай!
Гиена с трудом поднялся и повернулся к отряду охотников. Он едва стоял на лапах. Тем не менее, на его окровавленной морде показалась нелепая улыбка.
— Маркиз, говоришь? Неплохо, неплохо, а что же не король? – прохрипел Гиена и тут же рухнул без чувств.  
 

[Сакстус]

Прошу прощения за большую задержку следующей главы.

Глава 6

Когда минул полдень и начали подкрадываться ранние сумерки, хищники, оставшиеся в окончательно занятом ими Зимовье, забеспокоились. Главарь с отрядом охотников не возвращался. Они покинули лагерь сразу после рассвета, и их не было уже около восьми часов. Дело шло к вечеру. Никто не думал, что Гиена Упрямец мог сгинуть вот так просто, но его долгое отсутствие при неясности обстановки и при таком странном распоряжении — оставить Кайлу главной — могло вызвать беспорядки. Вся стая находилась в оживлении. Кайла приказала распределить повозки по островкам, чтобы нельзя было пройти по болоту, минуя какую-нибудь из них. Возле каждой повозки горело по костру. Белые хищники были вооружены, многие распивали остатки пивных запасов, захваченных у водяных полёвок. Звери были равномерно рассредоточены, но в то же время находились в виду друг у друга и у Кайлы, которая почти не спускалась с дерева. Она всё сидела на пороге хижины, где разместила своих сирот, наблюдала, и размышляла над своим новым положением наместника Гиены. На ней был короткий стёганный из плотной ткани доспех серого цвета. В маленьких розоватых ушах покачивались серебряные серьги, на тонких запястьях висели бронзовые браслеты с перламутровыми пластинами. Единственным оружием служил короткий палаш, убранный в ножны, которые висели у неё на перевязи через плечо. Влияние Кайлы больше опиралось не на оружие, а на её авторитет воспитательницы. Каждый отец или мать в стае знали, что, в случае их внезапной гибели, которая для бродячих разбойников была очень вероятной, их детёныши поступят под защиту Кайлы, которая не пожалеет ни своей ни чужой крови, чтобы дать этим детям вырасти. Но она впервые получила командование над всей стаей и недоумевала, как воспринимать своё положение – как честь и признак доверия со стороны Гиены, или как наказание за своевольство.     
Кайла почувствовала, что зябнет. Поднявшись, и потирая передние лапы, она стала расхаживать туда-сюда по узкому настилу снаружи хижины. Она вновь устремила свой взгляд на запад, и опять тщетно. В такую погоду невозможно было что-либо разглядеть. Успокаивало только то, что эта же погода вернёт в гнёзда хищных птиц, если те снова вздумают напасть на Зимовье. В том, что ночью на стаю напал орёл или кто-то вроде него, никто уже не сомневался. Как бы там ни было, с утра следующего дня надо будет снарядить новых фуражиров и разведчиков. Страна, казавшаяся местом отдыха от тяжёлых скитаний, выказывала своё негостеприимство.  
Вдруг дверь хижины открылась, и по настилу забегали два белых малыша – ласочка Саблезуб и горностайчик Дерик. 
— Куда вылезли? – понарошку строго спросила Кайла. 
— Мы ходим поиграть, можно нам спуститься? – спросил Саблезуб.
Кайла встала у верёвочной лестницы.
— После обеда вы должны спать, иначе вырастите слабаками, – сказала она, вперив передние лапы в бока и глядя малышам прямо в глаза.
Саблезуб и Дерик недовольно насупились. 
— Мы уже второй день торчим здесь, когда мы поедем дальше? – спросил Дерик.
Кайла сдвинула брови.
— Мы здесь не торчим, а живём. Пока не кончится зима или мы не найдём чего лучше, это будет наш дом. 
— Но ведь мы не белки, чтобы жить на деревьях, — продолжал горностайчик.
— Эх, малыш, те, кто жили здесь раньше, тоже не были белками. Часто приходится менять себя – быть то белкой, то крысой, то выдрой, да хоть червяком. По-другому не выжить, но это не повод нюнить. Считайте, что ближайшее время мы играем в белок. Знаете, что? Кто лучше освоится с жизнью на дереве, тот будет называться Его Величеством Беличьим Королём.
Предложение воспитательницы слабо воодушевляло маленьких хищников, хотя и заставило их улыбнуться. 
— Радуйтесь, балбесы, что теперь вы спите в тепле, а не трясётесь в холодных повозках – добавила Кайла менее серьёзно и потрепала обоих по их головкам, — марш в постель, после ужина я с вами поиграю.
Малыши ушли, топорща хвосты, будто они белки, и скрылись в хижине. 
— Эй, Кайла!
Ласка невольно вздрогнула при этом резком окрике, который донёсся снизу. Горностай Краснокогть, задрав голову, стоял прямо под деревом у верёвочной лестницы.
— Что тебе? – спросила Кайла.
—Да всё то же. Не пора ли выслать отряд на выручку? По-моему, Гиена и охотники должны были вернуться к обеду. 
— Я всё сказала. Никто не выйдет из лагеря, пока мы не узнаем, что здесь творится.
— Так мы и не узнаем, если Гиена с охотниками не вернутся. А что, если врагов оказалось больше? — не унимался Краснокогть, — Может, они попали в ловушку? Или ты на это и надеешься, а?
Кайла затряслась от злости. Краснокогть был уже третьим, кто подошёл к ней с такими вопросами и подозрениями. Она понимала, что самые наглые звери стаи испытывают её и проверяют почву под её лапами. Предыдущие выходки она презрительно пропустила мимо ушей, но её гордость приняли за слабость. На этот раз Кайла неторопливо спустилась по лестнице вниз, чтобы криками не беспокоить сон малышей, встала напротив Краснокогтя и посмотрела ему прямо в захмелевшие глаза.
— Когда ты разговариваешь со мной, пьяница, ты разговариваешь с Гиеной, чьи приказы я исполняю. Когда ему понадобится помощь, мы получим от него знак! – строго процедила она, выхватывая из-за спины палаш и выставляя его вперёд.
Клинок сверкнул, отражая пламя ближайшего костра. Грозный тон, в котором Кайла заговорила с Краснокогтем, заставил сидевших неподалёку хищников примолкнуть. Выпивший горностай отступил назад и примиряюще развёл лапами. Свой меч он оставил у костра.
— Тише, мать — дружелюбно заговорил он. — Ни к чему браться за оружие. Ты хозяйка, я — служака, так и порешим. Что прикажешь, хозяйка?
Вокруг раздалось несколько смешков. Кайла оглянулась, убрала палаш в ножны и пошла к ближайшему костру. Вырвав из лап первого попавшегося хищника бочонок с пивом, она поднесла его к уху и потрясла. На донышке озорно заплескалась жидкость. Недовольно рыкнув, Кайла бросила бочонок в костёр с такой силой, что он раскололся, в небо взвился вихрь искр, а остатки пива зашипели на обугленных поленьях. 
Вместо сдавленного смеха на этот раз по всему Зимовью пронёсся недовольный ропот. Кайла, не давая хищниками опомниться, подняла с земли меч, оставленный Краснокогтем, и вскочила на чурбан. Подняв оружие над головой, она свирепо прорычала:
— Слушайте! Слушайте! Я Кайла, Мать стаи! Наш вождь и главарь Гиена оставил меня вместо себя вашим вождём и главарём до своего возвращения. Если вы не перестанете артачиться, головы полетят с ваших плеч. И если это сделаю не я, это сделает Гиена, который перед этим непременно пощекочет ваши шкуры. Подчиняйтесь, или открыто бросьте вызов мне и Гиене!
Над Зимовьем повисла тишина. Постепенно от костра к костру стал передаваться тревожный шёпот, перерастающий в говор. Из снежной мглы вышла фигура Прихлопа. Старый горностай уверенно шагал, держа обнажённую саблю на плече. 
— Кайла! — громко заговорил Прихлоп, — доверь их головы моей сабле!
Дойдя до чурбана, на котором стояла Кайла, Прихлоп встал перед ней, как телохранитель и занял боевую стойку.
— Ну же, сосунки! Пожалуйтесь мне, чем вам не нравится Гиена и та, кого он выбрал на своё место!
— Да хотя бы тем, что её защищает такая образина, как ты! – с этим криком у другого костра поднялся ещё один горностай по прозвищу Двужилый. Это был настоящий великан. Оружием ему служила увесистая палица. Из одежды на нём был только тёмно-зелёный килт и такая же жилетка. Жилистые лапы были покрыты синими татуировками, изображающими растительный узор. 
Кайла и Прихол опасливо переглянулись. В открытом бою один на один Двужилый был едва ли не самым опасным противником. Но с его стороны неповиновения они не ожидали. Несколько хищников, ободрённые его примером, встали за его спиной. Двужилый стоял на своём месте, перекидывая страшное оружие из лапы в лапу.
— Я признаю Гиену и тех воинов, которым он доверяет свою власть — грозно проговорил он. — Подчиняться старому наперснику, а тем более плаксивой прачке и повитухе я не намерен.
Сидевшая тут же горностаиха Вилохвостка, жена ушедшего с Гиеной Кеннета-лучника, подошла к Кайле.
— Кайла не прачка и повитуха! — храбро крикнула она, обращаясь к мятежникам. — Она хранит будущее нашей стаи, и ты, Двужил, не переломишь своими лапами то, что сильнее, чем каменные горы или морская пучина. Ты сдохнешь рано или поздно, не оставив по себе детей и время уничтожит даже тень, которую будут отбрасывать твои кости!
После этих слов ещё две группы хищников разошлись между Кайлой и Двужилым. Стали подаваться мнения за и против Кайлы как наместницы Гиены. Назревал раскол. Вскоре даже часовые оставили посты, и вся стая стала сбегаться к тому костру, у которого разгоралась ссора. Белые хищники стали обмениваться руганью и взаимными обвинениями. Кайлу поддержали все те, кто жил семейно, а так же некоторые из самых давних членов стаи, которые когда-то вместе с Гиеной покинули Северные горы, спасаясь от правосудия. Тем не менее, за спиной Двужилого собралось два десятка хищников, которые поддерживали своего нового вождя криками:
— Круши-кромсай!
— Веди нас, Двужилый!
— В Тёмный лес Гиену и его прихвостней! Нам не нужен такой размазня!
Из-за спины Кайлы неслись ответные крики:
— Убирайтесь со своим великаном!
— Это Зимовье захвачено Гиеной для его зверей!
— У стаи есть только один вождь, и Кайла говорит от его имени! Круши-кромсай!
Ругань усиливалась, и скоро стало невозможно что-либо разобрать. Между тем, в хижинах на деревьях запищали разбуженные и напуганные детёныши. Внизу обе толпы ощетинились оружием. Кайла была совершенно растеряна. Она всё ещё стояла на чурбане, держа в одной лапе меч Краснокогтя, а в другой – свой палаш. Видя, что вот-вот произойдёт кровопролитие, её противник тоже вскочил на чурбан и замахал палицей над головой, призывая всех к тишине. 
— Слушайте! Если к ночи Гиена не вернётся живым, все, кто не хочет исполнять приказы взбесившейся бабёнки, которая затуманила ему мозги, могут уйти со мной. Я добуду вам тёплые дома.  Мы возьмём ровно половину из того, что есть в запасах стаи. Неважно, сколько уйдёт, а сколько останется. Мы поделим всё пополам, возьмём своё, и уберёмся из этих болот. Пойдём дальше на юг! Вот моё слово!
Одобрительный гвалт пронёсся среди его сторонников, но его прервал выкрик Прихлопа:
— План отличный, Двужилый, но что ты будешь делать, если Гиена к ночи всё-таки вернётся?
Все замолчали, но Двужилый не растерялся и, пронизывая Прихлопа ледяным взглядом, свирепо процедил:
— Я раскрою упрямую башку этому заплывшему жиром придурку. А потом заберу все запасы стаи и … аххр.. аа!
Двужилый не смог договорить. Пущенная из темноты стрела воткнулась ему в горло. Он бросил палицу, потянул лапы к ране, сдавленно захрипел и повалился на землю.
Все в ужасе стали оглядываться, поражённые вероломством неизвестного стрелка. Из темноты выступил горностай Кеннет. На нём не было его обычного жёлтого плаща, но его сразу узнали. Кеннет моментально наложил на тетиву следующую стрелу и приготовился стрелять в мятежную толпу. Следом появился горностай Уилл. Держа копьё наперевес, он уверенно зашагал вперёд.
— Кеннет выстрелит вслепую, если вы не объясните, какого лешего тут происходит и почему нарушаются приказы нашего маркиза Гиены Упрямца? — угрожающе спрашивал Уилл, — Отвечайте!
На освободившийся чурбан поднялся давно уже протрезвевший Краснокогть, всё ещё не вернувший себе меч. 
— Двужилый хотел отделиться от стаи. Такое дело — Гиена не возвращается, а вместо себя оставляет бабу, которая не способна позаботиться о нас. Но мы все желаем знать, где Гиена, и что нас ждёт? — быстрым примиряющим тоном  выговорил Краснокогть, немного помолчал, и добавил уже с расстановкой и прежней развязностью. — Да и какой к лешему маркиз? Что ты несёшь? Где Гиена? Если вы с Кеннетом не покажите Гиену, мы отправим вас под лёд за то, что вы убили славного Двужилого!
Внезапная смерть зачинщика и появление пропавших с утра охотников несколько утихомирили мятежников, и они уже не столь решительно поддержали речь Краснокогтя. Уилл же не растерялся. Он поднял копьё вверх, показывая, что услышанного объяснения ему достаточно, и поспешил поделиться своими новостями, чтобы окончательно всех успокоить.
— Гиена жив, хотя за жизнь ему пришлось побороться. Знайте, что он один убил огромную птицу — канюка, который называл себя маркизом этих земель и убивал наших разведчиков и часовых. Теперь мы в безопасности, и эта страна в нашей воле, потому что маркиз теперь – сам Гиена Упрямец. Мы больше не бродяги! 
 Уилл коротко свистнул, и через заросли ольшаника протиснулись четверо хищников, которые несли носилки, сделанные из дротиков, на которых в беспамятстве лежал Гиена. Жёлтый плащ Кеннета, в который главарь был закутан, скрывал его раны. Следом шли ещё трое, которые волокли на верёвках огромную тушу маркиза Гая. Кеннет и Уилл поспешили помочь им, и скоро все увидели этот грандиозный трофей. 
Все хищники, даже те, кто только что хотели уйти с Двужилым, испытывали жалость и восхищение, глядя на бесчувственное тело Гиены. Никогда ещё их главарь не был столь беспомощен и беззащитен, но и они никогда ещё не были так преданы ему, видя наглядное доказательство его готовности убивать или умереть ради своей стаи. Среди недавних мятежников была ласка-целительница Крушина, которая теперь вышла вперёд и склонилась над носилками. Тут же стоял и Прихлоп, трясясь от волнения. Приподняв плащ, Крушина тут же его опустила и бросила на носильщиков вопросительный взгляд.
— Как много ран, и таких глубоких! Как вы остановили кровь? — недоумённо спрашивала она.
Отвечал вновь Уилл, который, по-видимому, негласно возглавлял теперь отряд охотников:
— Сорока Гваур смог заговорить кровь, и она перестала покидать тело Гиены. 
Прихлоп недоверчиво посмотрел на Уилла. По стае пронеслись громкий шёпот и невнятный гул голосов. 
— Не темни, молодчик, — строго заговорил Прихлоп. — Что у вас случилось? Какая сорока, и где Осрик и Кожедёр?
Уилл фамильярно положил лапу на плечо старого слуги Гиены. Тот про себя отметил это — он уже заметил, что молодой горностай стал по-другому смотреть на себя и своё место в стае.
— Хозяин выживет, не переживай, — улыбаясь, сказал Уилл, — Мы передаём его под твою опеку, потому что никто лучше тебя о нём не позаботится. Гиена — крепкий орешек, думаю, он встанет на лапы дня через три. Осрик и Кожедёр вернутся в Зимовье к утру, и я готов за это отвечать. А теперь дайте нам с парнями поесть и согреться, и мы вам всё расскажем. 
В один из костров подбросили сразу несколько крупных поленьев, чтобы большее количество хищников могло рассесться вокруг. Тут устроились охотники, уже ставшие героями дня. Им предложили запечённую в пряном соусе рыбу и подогретый грог из старых запасов стаи. Вилохвостка уселась на коленях у Кеннета, радуясь его возвращению. Все обсуждали детали походы и удивлялись выдержке и ловкости Гиены.  Израненное тело главаря было отнесено в одну из нижних хижин и положено на мягкую лежанку из сушёного мха. Крушина и Прихлоп помыли Гиену и принялись обрабатывать его раны.  Трупы поверженного маркиза Гая и неудавшегося бунтаря Двужилого были оставлены на морозе. Хищники согласились, что Гиена, когда очнётся, сам решит, что с ними делать.
Кайла сидела в своей хижине и кормила ужином сирот. Страх, стыд и негодование отвлекали её от дела. Про неё как будто забыли. Уилл и Кеннет спасли её от возможной смерти, а стаю – от раскола.  Но за это она и злилась на них, и на всех остальных. 

[Сакстус]

Глава 7

Новый день осветил последствия разбушевавшейся метели. Яркие утренние лучи искрились на новых снежных завалах, которые не оставили следа от протоптанных троп в лесу и просверленных прорубей на реке. Тёмные брёвна Гвайффона жадно впитывали скудное тепло обманчивого зимнего солнца.
Тэн замка Марта Толстопятка встала в это утро пораньше, чтобы выслушать в своих покоях обычный доклад каштеляна Голобрюха, худощавого ежа средних сезонов, который для отличия носил на голове чёрный берет. 
— Лестницу уже расчистили, ваша милость, — отчитывался Голобрюх, недовольно поглядывая в окно — но если снег будет продолжать так валить, скоро лестница нам и не понадобится, потому что можно будет выходить из дверей сразу на дорогу. Еды пока вдоволь, рацион можно не сокращать, но вот дрова, особенно на кухне, уходят очень быстро. Надо вновь снарядить дровосеков. Не то, чтобы нам уже грозит холодная смерть, но я не помню на своём веку такой злой зимы. 
Марта согласно кивнула, глядя на свои лапы, и размеренно произнесла:
— Я на своём веку тоже не помню. Но это не зима злая, а мы слабые. Не будем роптать на сезоны. За дровами снаряди Оскала – там понадобится его сила, да и он, наверное, устал сидеть в погребе.  Пусть ещё идут Джайр и Чёрный шип — они давно нигде не дежурили. — помолчав с полминуты, тэн добавила — Пожалуй, я и сына отправлю, а то он места себе не находит здесь взаперти, а ещё вежливо предложу эту службу нашему гостю. В силе лап господин Вереск потягается даже с Оскалом.
После плотного завтрака из овсяной каши с черносмородиновым вареньем и сушёными яблоками, команда гвайффонских дровосеков выстроилась на первом этаже в коридоре. Всем были выданы тёплые плащи и голицы. Выдра Оскал набивал табаком свою длинную костяную трубку. 
— Ну что, товарищи, у нас сегодня не твоя вылазка за дровами, а настоящий парад. С нами сын тэна Осенний Теодор и дорогой гость-заяц Джеффри Верекс. Мы весьма польщены! Джайр и Чёрный шип, дуйте вниз, подготовьте сани с инструментами. Поработаем, да и перекусим в лесу. Дорогой Джеффри, не сочти за наглость, но я хочу послать тебя на кухню, чтобы собрать нам сухой паёк. 
Джеффри чинно вытянулся, отдал честь и отчеканил:
— Сочту за честь, господин обер-погребщик! Могу прихватить и мокрый паёк, если допустите в свой погреб!
— Отставить! — подыграл Оскал, — с этого дня по распоряжению каштеляна мы экономим крепкую выпивку. А пива на морозе нам самим не захочется. 
Заяц задом отмаршировал в конец коридора, где его уже ждал почтенный Итэн Крыжовник с приготовленным мешком еды.
— Тяжёлый! — удивился Джеффри. 
— Для пятерых проголодавшихся работников покажется лёгким. Да ещё и на холоде. Тут головка сыра, пироги с капустой и немного орехов в медовой глазури.
Джеффри подмигнул старику и, взвалив мешок на спину, размашисто прошагал обратно к выходу. Когда он вышел на крыльцо, Оскал и Осенний Теодор уже стояли внизу. Выдра курил, а сын тэна настырно пытался слепить комки из сухого снега. У лестницы он встретил ежей Джайра и Чёрного шипа. Они волокли широкие сани, из которых торчали лыжи, топоры, ножовки и моток бечевы. Когда все сошлись, Оскал заткнул трубку за пояс, и потёр лапы.
— Ну что, товарищи, айда на вахту! — громко гаркнул выдра, оглядывая спутников. 
— Поберегись! – неожиданно раздался крик сверху.
Рядом с крыльцом тяжело опустилась куча снега. Дровосеки запрокинули головы и увидели, как по крыше замка осторожно ступают четыре тёмные фигуры, вооружённые лопатами. Это сквайр Терри с тремя стражниками убирали снег. Страховочные пояса позволяли им уверенно стоять на покатой поверхности и свободно работать.
— Мало снега выпало, так вот вам ещё?! — грозно прокричал свой вопрос Оскал, важно скрестив лапы на груди и поводя трубкой из одного угла рта в другой.  
Терри и его помощники жестами показали, что им не слышно. Сплюнув на упавшую кучу, Оскал повернулся к своему отряду и повторил свой призыв заметно тише, но не менее зычно:
— Айда на вахту!
Отряд двинулся цепочкой в северо-восточном направлении. Сначала они прошли через небольшой сад. Извилистые, когтистые ветки сливовых, яблоневых, вишневых и терновых деревьев тесно переплетались, заключая небо в мелкую клетку. Понизу росли раскидистые кусты малины, ежевики и крыжовника. Затем пошли чалые заросли ольхи, и, наконец, величественный бор, разбавленный худыми липками и берёзками. Яркие коричневые стволы уносились в голубую даль безоблачного неба, которое едва проглядывало сквозь мягкие ветви, облепленные свежевыпавшим снегом. Холодный воздух щекотал носы и уши. Единственным спасением от него было непрестанное движение вперёд. 
Дровосеки углубились в лесные дебри, где была видна немая борьба деревьев между собой за удобное место. То тут, то там, висели упавшие ветви и стволы мёртвых сосен, которые упрямо цеплялись за своих ещё живых соседей. Оскал забирал к востоку, верно отыскивая свободный проход сквозь чащу. Лес стал смешанным и ещё более дремучим. Видно было, что выдра хорошо знает маршрут. Спустя полчаса он остановился и внимательно осмотрелся. Где-то в вышине раздалось приглушённое карканье.
— Хорошо, — заключил Оскал, – мы остановимся здесь.
С этими словами он снял лыжи и прислонил их к дереву. Все последовали его примеру. Заяц и ежи быстро разобрали инструменты и стали неуверенно топтаться вокруг санок, в ожидании указаний разглядывая деревья. 
— Эта осинка очень удачно повисла, чтобы её так и распилить, не снимая. Господин Теодор и Чёрный шип, разделайтесь-ка с ней, – начал распоряжаться Оскал с видом знатока. – Джайр, дружище, собирай пока валежник. А мы с Джеффри срубим по сухому деревцу. Я возьмусь вон за ту сосенку, а господину зайцу предоставлю молодой дубок. 
Через несколько мгновений мёртвая тишина зимнего леса наполнилась громкими звуками спорой работы. Частые движения расшевелили остывшую кровь, и звери быстро согрелись. Стук топоров и лязганье ножовок словно разбудили всё вокруг. Сверху на дровосеков посыпались снежные хлопья, внизу молочная белизна снега тут же разбавилась яркими оттенками опилок и щепок. Снова где-то приглушённо закаркали птицы. Временное оживление леса не могло не воодушевлять работников. Вдруг ёж Джайр резко закричал от испуга и уронил уже собранные ветки. Вначале остальные было подумали, что это крик птицы и не сразу поняли, что к чему.
— Здесь мертвец! – пролепетал Джайр сдавленным голосом.
В два прыжка рядом с ним оказался Джеффри. Он присел на задние лапы, прижимая длинные уши к спине. Из под снега неуклюже высовывалась беличья голова, вжатая в плечи. Заяц потрогал шею несчастного, и расстроено покачал головой. 
— То, что товарищ умер, это точно, но вот когда, наверняка не сказать. Замёрз, как ледышка – рассудил подошедший Оскал, оценив ситуацию. 
Осенний Теодор и Чёрный шип тоже подошли, и выглядывали из-за спины выдры.
— Как знать, на его месте мог оказаться я, не выйди я вовремя к вашему замку – печально добавил Джеффри. 
— Если мы не помогли ему при жизни, то давайте поможем хоть сейчас, – с горечью сказал Теодор, выходя вперёд. Сев на корточки, он начал разгребать снег. – Это был молодой зверь. Наверняка у него остались какие-нибудь родные. Мы возьмём что-нибудь из его вещей, чтобы было что передать, если о нём спросят. Тело предадим огню. Нехорошо, что оно вот так валяется, как обломленная ветка. 
Все последовали его примеру, и через несколько минут тело молодого коренастого белки было выкопано из-под снега и отнесено на гнилой пень, стоявший в стороне. Ежи и заяц стали обкладывать покойника сухими ветками, шишками и хвоей, а выдра пошёл к саням взять оттуда огниво. С прекращением работы в лесу сразу воцарилась прежняя тишина, и дровосекам стало жутко. Теодор снял с хвоста белки широкий серебряный браслет с узорами и монотонно проговорил:
— Прости, нас, незнакомец, мы забираем эту вещь, чтобы сохранить память о тебе. Обещаю, мы не употребим её на свою корысть. Прощай, несчастный путник! Надеюсь, ты нашёл теплую и тихую рощу в Тёмном лесу, где тебя встретили другие белки. Да сохранят сезоны тех, кого ты оставил здесь.
Остальные молча склонили головы. Оскал торопливо развёл огонь, и все остальные поспешили отойти, чтобы не дышать смрадным дымом. Тело на морозе горело долго, и дровосекам пришлось неоднократно подбрасывать ветки в костёр, чтобы пламя как можно быстрее справилось со своей жертвой. Когда этот неловкий обряд подошёл к концу, все тяжело вздохнули и вернулись к своей работе. Но от бодрого утреннего настроения не осталось и следа. Теперь все производимые звуки только удручали их. Голые ветки деревьев выглядели уродливыми пальцами, которые тянулись к ним, чтобы захватить в смертельные объятия и растерзать. Дровосекам хотелось как можно скорее заготовить дрова и удрать из этого мрачного места, которое, казалось, не сулило им ничего, кроме опасности. 
Из-за внезапных похорон незнакомца Оскал и его отряд освободились далеко за полдень. Наскоро перекусив и помянув найденного мертвеца, дровосеки собрались в обратный путь. Сани, в которые впряглись три ежа, были наполнены валежником и мелкими дровами. Джеффри и Оскал привязали к своим поясам по связке отдельных поленьев, чтобы тащить их за собой. Все встали на лыжи и стали медленно продвигаться назад. 
От меткого глаза Джеффри, который замыкал шествие, не ускользнули тени летавших вверху тёмных птиц – ворон или галок. Карканья было не слышно, но он понял, что за ними следят.

  ***

Сорока Гваур не изменил себе и не нарушил принципов стаи Гиены Упрямца. Он не стал поступать на службу толстому виверице и его белым комочкам, предоставив их самим себе. Вместо этого Гваур возвестил всем птицам в округе радостную весть об освобождении от грозного маркиза Гая всех летающих и ползающих, а с белых хищников взял обещание не трогать никого из его собратьев в обмен на помощь в покорении лесных зверей.
В утро того же дня Кожедёр и Осрик вернулись в Зимовье. У обоих за спиной было по тяжёлому мешку с едой. Уже часовые обратили внимание на зловещий огонёк в чёрных как безлунная ночь глазах Кожедёра. Все знали, что он загорался каждый раз после того, как страшный разбойник утолит свою вечную жажду крови. Молодой Осрик был бледен как смерть и неохотно отвечал на расспросы. Тем не менее, новости о добыче заметно взбодрили ласок и горностаев. Многие принялись чистить и точить своё оружие, предвкушая новые вылазки. Уилл расхаживал по Зимовью и разговаривал с каждым бойцом по отдельности, поднимая их боевой дух. Его копьё лежало на его плече как жезл властителя, и разбойники слушали его с охотой.
Гиена Упрямец лежал в бреду, Крушина и Прихлоп дежурили у его постели по очереди, прикладывая целебные средства к его ранам и меняя повязки. 
 

[Сакстус]

Глава 8

Сокровищница была странным местом. В ней никогда не водилось ни золота, ни серебра, ни самоцветов — там жили бедные семейства кротихи Таррен и лесной мыши Широкого рта. У вдовой Таррен было четыре взрослых сына – Гарет, Гуннар, Гарбан и Гунтер. Широкий рот и его жена Примула воспитывали двух маленьких мышек – Синичку и Снегирёк. Эти мирные трудолюбивые звери жили под землёй. Глубокая сухая нора с кладовыми и колодцем, с несколькими хорошо спрятанными выходами была надёжным убежищем, которое можно было совсем не покидать в течение долгого времени. Сокровищница бережно скрывала непритязательное житьё своих обитателей. Лишь иногда случайная птица, садясь на полый ствол умершего бука, неказисто торчащего на холме у реки, могла закашляться от поднимавшегося из глубины едва заметного дымка, и в недоумении перелететь на другое дерево.   
Но сорока Гваур не был случайной птицей. Он всегда находил, когда что-то искал, и на этот раз он искал тёплые жилища зверей, в которых есть запасы еды. Сидя на полом буковом стволе, он силился определить, дровами из какого именно дерева топят там внизу? Запах был приятным. «Яблоня!» — безошибочно заключила про себя умная сорока и довольно щёлкнула клювом. Расправив своё полосатое оперение, Гваур метнулся вниз и стал медленно облетать подножие холма, внимательно вглядываясь в каждую веточку.
Под землёй было тепло и шумно. Пол в Сокровищнице был укрыт древесной трухой и мягкими половичками. Полумрак, царящий в подземном жилище, скрывал грубые корневища деревьев, которые образовывали потолки и стены, выступы с полками, лавками и столами, сработанными старательными кротовыми лапами из досок или каменных плит.  Таррен и Примула накрывали на стол. Сегодня они подавали пряную уху с репой и сухарями. Широкий рот сидел тут же рядом за столом и молча чинил рыболовную сеть. Дневной свет нисходил сверху через несколько маленьких потайных отверстий, но его было недостаточно, поэтому мышь-отец зажёг большую лучину. На противоположном краю круглой комнаты сидел младший сын Таррен по имени Гунтер, и крутил своими мощными когтистыми лапами мельничный жёрнов. Время от времени бегун у него не прокручивался, и молодой крот вполголоса бурчал:
— Хурр, ты, того-этого, не паясничай, хурр р-работы много. Хурр, вот теперь хур-рош. 
Примула вытерла фартуком разгорячённую от очага мордочку и кивнула в сторону Гунтера, обращаясь к его матери:
— Слышишь, Таррен? Он опять с вещами разговаривает.
Таррен мрачно улыбнулась:
— Пусть разговар-ривает, с чем хочет, хурр-хурр. Ему всё р-равно, лишь бы с нами не говор-рить. 
Мышь-мать озадаченно пожала плечами:
— Он такой хороший работник и всегда послушен. Что же с ним не так?
  — Поживём-увидим. Может, с ним, того-этого, всё так, хурр. Не всем же на этом свете лясы точить и хохотать до упаду, – здесь Таррен резко возвысила голос, - Эй, Гунтер-р! Закругляйся и зови братьев, хурр! У нас тут всё готово!
Гунтер молча прервал работу, встал и спешно засеменил через всю комнату и нырнул в один из тёмных коридоров. Через четверть часа из этого же хода с шумом высыпало ещё три крота – старшие сыновья Таррен. На улице они с раннего утра ловили рыбу в прорубях. Сам Гунтер зашёл последним и тихо прошёл к своему месту за столом. Широкий рот в это время, развесив сеть на стене, сбегал в кладовую принёс оттуда большую глиняную бутыль с малиновым компотом и полную миску колотых орешков. Две семьи расселись вокруг стола, в центре которого был поставлен большой горшок с горячей ухой, и стали по очереди тянуться туда своими ложками, тщательно соблюдая порядок старшинства. Целый оркестр из голодных ртов наперебой посвистывал на горячую жидкость и с причмокиванием вытягивал её из ложек.  Когда вся уха была поглощена, Широкий рот достал с одной из полок глиняные стаканчики и принялся разливать компот. 
— Это последняя бутыль с малиной – констатировал мышь-отец с равнодушным видом.
Снегирёк, одна из его дочек, хитро улыбнулась:
— Это значит только то, что уже на ужин мы откроем первую бутыль с брусничной шипучкой!
Флегматичный отец пожал плечами, а мышь-мать погрозила дочке пальцем.
— Если ты будешь шибко деловой, мы определим тебя в наши кладовщики! – изображая строгость, сказала Примула.
— Хурр-хурр, будешь командовать всеми нашими пауками и слизняками! – подхватил старший сын Таррен Гарет, катая по столу орехи. 
— И выпью за один вечер всю шипучку, а поделюсь только с Синичкой – гордо ответила Снегирёк и приставила большой палец к носу. 
Кротиха Таррен расплылась в нежной улыбке.
— Хурр, смотрите, какая она бойкая! – сказала она, толкая локтями сыновей, сидевших по обе стороны, – Вот, кто о нас всех позаботится, когда мы станем стр-рыми и глупыми, хурр.
Кроты дружно похихикали своими длинными толстыми носами-хоботками. Только Гунтер сидел серьёзный и что-то бормотал над своим стаканом. За столом он никогда не участвовал в разговорах, а сосредоточен был исключительно на еде.  До его острого слуха донеслись неясные звуки со стороны коридора, по которому недавно прошли он и его братья. Ничего не говоря, он вылез из-за стола и подошёл к двери. Сев на карточки и озадаченно обхватив голову лапами, он стал прислушиваться.
Широкий рот первым заметил настороженность Гунтера. Мышь-отец поднял лапу, призывая всех к тишине, и обратился к самому старшему кроту Гарету:
— Вы забрали с собой рыбу и снасти?
— Да! – хором отвечали все три брата-рыболова.
— И наружную дверь снегом присыпали?
— Гунтер шёл последним и всё пр-рисыпал, хурр, – отвечал уже один Гарет.
Широкий рот, взяв с плиты тяжёлую поварёшку, подошёл к двери и обратился к Гунтеру почти шёпотом:
— Гунтер, дружище, ты засыпал дверь снегом?
Гунтер молча кивнул и показал на дверь, изображая на мордочке страх.
    Широкий рот вновь поднял лапу, призывая к тишине, лёг на пол и приложил ухо к земле. Через мгновение он вскочил и бросил на сидевших за столом полный тревоги взгляд.
— Быстро уберите всё со стола! Надо заблокировать дверь!
Старшие сыновья Таррен в два счёта подняли тяжёлый стол и потащили его к двери, Таррен и Примула уже на ходу снимали с него опустевший горшок и стаканы с компотом. В суматохе два стакана упали и громко разбились. Как бы в ответ на этот шум снаружи раздался глухой удар.
Синичка и Снегирёк в страхе спрятались за юбку своей матери, которая отвела их на другой край комнаты. Широкий рот и кроты замерли у двери, не смея произнести ни звука. Гунтер снова обхватил голову лапами и начал раскачиваться из стороны в сторону, тяжело дыша. Удар повторился, потом снова, и ещё, ещё. В дверь буквально забарабанили, и она опасно задрожала.
— Кто там такой? – крикнул Широкий рот, всеми силами стараясь придать своему голосу как можно больше суровости. Но барабанный бой в дверь только усилился. Старшие сыновья Таррен разбежались по комнате, разбирая по лапам предметы, которые могли сгодиться для драки – нож, долото, скалку. Почтенная мать семейства Таррен вооружилась сковородкой. Вскоре она, Гарет, Гуннар и Гарбан стояли плечом к плечу с Широким ртом. Гунтер, несмотря на то, что ростом и силой нисколько не уступал своим братьям, предпочёл укрыться за спиной Примулы вместе с двумя маленькими мышками. В Сокровищнице все привыкли к его странностям, поэтому и за эту его ругать никто не стал. К тому же напуганы были все. 
Чудовищный напор на дверь, наконец, взял своё. Толстые доски затрещали, и первая из них выскочила вперёд и упала на приставленный стол. Вслед за выскочившей доской просунулся чудовищного вида нож, наконечник глефы, которой незнакомый враг выламывал дверь. На мгновение в щели показалась оскаленная белая морда, затем раздался гулкий смех сразу нескольких зверей.  
Широкий рот терял терпение. Страх и злость попеременно захватывали его миролюбивую душу. Бросив бесполезную поварёшку, он схватил табуретку и со всей силы ударил ей по древку глефы. Наконечник со звоном упал на стол. Как по сигналу Гарет метнул кухонный нож в открывшийся проём. Истошный вой раздался снаружи. Гарет поразил на смерть первого хищника. После этого напор усилился, дверь опрокинулась вместе с подпиравшим её столом. 
Широкий рот сразу понял, что произойдёт в следующие минуты. Метнувшись к дальней стене, где стояли его жена и дети, он вцепился в плечи Примуле и сквозь слёзы прошептал:
— Примула! Если любишь меня и девочек, беги, сколько будет сил! Спасай себя и малюток по этому коридору!
Не дожидаясь ответа перепуганной насмерть жены, он толкнул её и дочерей в тёмный ход и набросился на Гунтера:
— Гунтер, друг, ты всё понимаешь, я знаю. Не дай им погибнуть! Я попробую спасти твою мать!
Затем Широкий рот схватил со стены кочергу и бросился в драку. Сыновья Таррен были сильными кротами, но что они могли противопоставить вооружённым воинам? Старший, Гарет, уже лежал на земле с распоротым животом. Гуннар и Гарбан неуклюже отбивались долотом и скалкой от ласки в зелёной тунике, которая наседала на них, размахивая ятаганом. Таррен треснула сковородкой горностая, который замахнулся на неё мечом. Тот, оглушённый, повалился на стену. Но вышедший следующим из коридора другой горностай пронзил кротиху копьём, и устремился на Широкого рта, который отбил несколько его выпадов своей кочергой, но затем также был пронзён. В это же время ласка с ятаганом заколола одного за другим Гуннара и Гарбана.
Уилл и Кожедёр стояли, тяжело дыша, и оглядывали место побоища. В комнату забежало ещё несколько хищников. Горностаиха Несса потрогала пульс оглушённого Краснокогтя.
— Жив! А бедняга Желтоклык, увы, готов. Кто это их так? Кроты?
— Ага, — сплёвывая, отвечал Уилл, — Краснокогть вообще умница, схлопотал от старухи. Видела бы ты, как она двинула ему сковородкой!
Кожедёр презрительно посмотрел на него, но ничего не сказал. Несса развела лапами:
— Кроты крепкие малые, и к тому же очень опасны, если их разозлить. Их оказалось всего ничего с этой мышью. Возможно, достаточно было припугнуть, сами бы всё отдали. 
— Поздно жалеть — махнул лапой Уилл, и подошёл к очагу. — Желтоклык сам виноват. Нечего лезть на рожон, особенно когда выбираешься из кротового туннеля. О, кажется, мы не поспели к обеду, какая досада! 
Хищники разбрелись по комнате, внимательно её осматривая. Несса обнаружила колодец в самом центре – его скрывала деревянная круглая крышка. Зачерпнув небольшим ковшиком воды, она стала приводить в чувство Краснокогтя. Кожедёр поднял опрокинутую табуретку, поставил её у очага, сел и стал играть своим окровавленным ятаганом, крутя его за рукоятку. Он заговорил своим обычным, ничего не выражающим голосом, обращаясь ко всем и ни к кому в особенности:
— Здесь пять тоннелей, не считая того, по которому пришли мы. Они ведут неизвестно куда, и на вашем месте я бы не набрасывался на добычу.
— Ты думаешь, в этих подземельях прячется целая армия кротов? – спросил Уилл.
Продолжая смотреть на вращающееся лезвие ятагана, Кожедёр ответил:
— Я думаю, это надо выяснить первым делом.
Пятеро хищников сделали себе по небольшому фонарю, набрав горячих углей в посуду, и нырнули в проходы, надеясь найти кладовые, погреба или тайники с драгоценностями. Несса и Краснокогть остались в центральной комнате Сокровищницы. Ещё одно мирное жилище на берегу Мшистой реки было погублено. 
***
Марта Толстопятка стояла на крыльце своего замка вместе со сквайром Терри и каштеляном Голобрюхом. На Гвайффон опускались сумерки, холод пронимал до костей. Старая ежиха, словно не замечая непогоды, задумчиво рассматривала хвостовой серебряный браслет, принесённый её сыном. Голобрюх снял свой плащ и заботливо накинул его плечи своей госпожи. Это отвлекло Марту от занимавших её мыслей.
— Спасибо, любезный Голобрюх, — сказала она, пытаясь улыбнуться, но грустная мысль тут же вернулась к ней, и она продолжила более сдержанно — Как должно быть страшно умереть одному в такую стужу, оказавшись далеко от дома.
Сквайр Терри грустно улыбнулся:
— Звери часто тонут в реках, болотах, давятся, расшибаются и замерзают, и всё равно каждая такая смерть обескураживает. 
Голобрюх согласно кивнул:
— Не война, не болезнь, не старость, а просто какая-то неудача, нелепость. 
— Я бы сказал, что это несправедливость, — подытожил Терри. 
Марта тяжело вздохнула и устремила взгляд на запад, уже загоревшийся закатными красками. Чёрные кроны и ветви по обеим берегам реки стали ещё чернее. 
— Боюсь, за эту зиму это далеко не первый и не последний случай, — сказала она, — многим зверям не по силам такая погода. Не у всех есть такие толстые стены и богатые припасы. Голобрюх, поговорите с Итэном, Мухоедом и Оскалом. Нам придётся сократить рацион, как вы выражаетесь.
Тот начал было возражать: 
— Напрасно, ваша милость, запасов хватит сполна, даже если зима продержится до конца марта…
— Нам хватит, но если к нам придут те, кому запасов не хватает уже сейчас, мы не оставим их умирать за воротами. 
— Справедливо, ваша милость — Голобрюх умолк и почтительно склонил голову.
Марта обратилась к Терри:
— Сквайр, возьми завтра половину бойцов и осмотри окрестности. Мы не одни на этой реке, и не должны отсиживаться в тепле и покое.
Терри тоже поклонился своей госпоже и все трое ушли в замок.  

 

[ОКО 75]

Ну-с, фанфик полностью прочитан, а стало быть можно и отзыв оставить.))

Начну с того, что идея перенести повествование на  зиму - достаточно свежее и оригинальное решение. С первых страниц ощущается некая серьёзность - что неудивительно так как в средневековье зима и для людей то была серьезным испытанием, а что уж говорить об антропоморфных зверях, которые еще крепче связаны с природой чем мы с вами. Сразу становится ясно что героев ожидает суровое время,  трудное и опасное.   

Теперь остановимся на персонажах - Джеффри Вереск изначально вызывал ассоциации с Таммо из "Дозорного Отряда", однако по мере прочтения он воспринимается как более зрелая версия своего предшественника. Интересно так же и поселение ежей на берегу реки - оно расширяет топографию мира, давая понять что кроме Саламандастрона, Рэдволла и Флорета есть другие, более менее крупные и укрепленные поселения лесных жителей. 

О хищниках отдельный разговор - в этом плане вам так же удалось показать нечто новое, для мира Рэдволла. Гиена Упрямец и его "стая" отличаются от канонных группировок хищников - это не армия как, у Клуни или Цармины, не пиратская команда как у Бадранга или Габула. Больше всего они напоминают цыганский табор или же казачью вольницу, не в последнюю очередь из-за  очевидно кочевого образа жизни. Гиена так вообще смотрится эдаким атаманом (при прочтении представляю его непременно с длинными висячими усами)) и вызывает расположение уже тем, что действительно печется о своих зверях. Мало кто из канонных предводителей проявлял такую заботу, я наверно даже и не вспомню кто вообще относился к подчиненным не как к пушечному мясу...

Что же касается сюжета - все семь вышедших глав по сути одна большая завязка. Мы знакомимся с героями, вместе с ними изучаем мир и смотрим как они справляются с брошенными вызовами. Ввиду моих симпатий к хищникам (еще со времен чтения каноничной серии) с особым вниманием слежу за их сюжетной линией.) Арку с охотой на маркиза Гая было интересно читать - чувствовалось, что противник серьезный и ставки высоки. Жду когда линии хищников и лесных жителей пресекутся во всех книгах о Редволле это ключевой момент. 

Из интересного - имена Прихлоп и Уилл - часом не отсылка к Пиратом Карибского Моря? ))

Ну а на этом у меня пока все.) Ожидаю выхода новых глав.)) 

[Сакстус]

ОКО 75

Снегопады, холод, отсутствие пищи прямо под лапами или над головой заметно сокращают возможности лёгких приключений с песнями и одуванчиковыми настойками. Любое длительное  нахождение вне тёплого жилища должно быть хоть как-то обосновано. К тому же в моей повести многое значат видовые особенности зверей. Зимний белый мех зайца Джеффри, ласок и горностаев, белые перья сороки Гваура на белом фоне снега, пасмурного неба и берёзовых стволов мешает краски. 
Зайцы наиболее типологизированный вид, что ли. Весёлые обжоры, хорошо дерутся, не любят кроликов, обречены тянуть лямку военной службы у барсуков. Но Таммо как раз нетипичный заяц. Он главный герой типа обычных для этой роли белок и мышей. Молодой, красивый и с перспективами на личное счастье и славу в веках. Джеффри – это такой условный заяц с большой дороги типа Боузи, Тарквина или даже Бэзила. Да, юноша, но он старше Таммо, уже умеет за себя постоять, потому что засиделся дома у любящих родителей. Но он не солдат и, тем более, не офицер, что важно. Вообще, это персонаж-проводник в мир этой повести. Я очень стараюсь, чтобы он не перекрыл собой ежей, особенно Осеннего Теодора. Больше того, я взялся за это дело, чтобы вывести на свет то, что у Джейкса часто остаётся в тени - зима, ежи, кроты, кое-что ещё. Даже Гиена Упрямец. Он именно ласка, потому что в каноне у нас был только один главный злодей этого вида – Фераго. Но и его наши переводчики отравили в преобразователь горностаев. Тех же горностаев было четверо – Бадран, Трамун, Вилу Даскар, Грувен.  
У меня ассоциации с цыганами или казаками не было, честно говоря, но это занятное наблюдение.  Крытые повозки возникли сами собой как следствие зимы. Гиена – это бандит, но его банда уже стала стаей, то есть каким-никаким обществом. Они ищут места, чтобы осесть, а зима их подстёгивает. Поэтому они приходят в СЦМ и проявляют насилие. 
Ещё по поводу персонажей. Сначала я думаю о видах зверей, потом ищу имена для них. А потом уж формируются персонажи как таковые с набором самых разных осознанных и неосознанных отсылок. Про «Пиратов Карибского моря» я не думал, и сейчас на силу вспомнил, кто такой тамошний Уилл (не говоря уж о Прихлопе). Более-менее чёткие ассоциации стоят за Гиеной Упрямцем. Если вы играли в стратегию «Стронхолд», то вот он отчасти оттуда. Там есть мятежный лорд Кабан (герцог де Трюф), и есть юниты-пехотинцы – отсюда полнота, простодушие и жестокость, кистень, круглый щит и кожаный доспех. Я бы и назвал его Кабаном или Вепрем, но это имя застолбил уже один нехороший барсук. Поэтому я стал думать о животных, которые в мире Рэдволла обычно выступают как мифические существа (кабаны, волки, олени) и чьи названия могут служить именем. Стал искать что-нибудь подобное, и выбор мой пал на гиен. Собаки, близки рэдволльской фауне. Хищники до мозга костей – буйные, свирепые, напористые, живут стаями.  И тут пришла ещё одна ассоциация – гноллы из «Героев меча и магии». Гноллы - это же, по сути, разумные прямоходящие гиены. Опять же, с кистенями. Вот вам и Гиена Упрямец, бросивший вызов пернатому королю Северных гор.  
Спасибо, за отклик, скоро выложу новую главу!)

[Сакстус]

Глава 9

Крот Гунтер сидел на крутом берегу, прислонившись к старому пню, нависавшему над рекой. Его страшные, налитые кровью глаза провожали удаляющуюся фигурку мыши Примулы. Она была закутана в разные лохмотья, а на плечах несла старый короб, в котором спрятались её дочки. Она тяжело ступала по твёрдой снежной корке, образовавшейся на льду реки, стараясь держаться ближе к пожухлым зарослям камыша у левого, низкого берега. Небо стремительно темнело, и голые ветки деревьев мрачно нависали над головой. 
Гунтер знал, что за ними погоня. Пронеся не себе короб с мышками через длинный туннель и лесную чащу, он передал его Примуле, а сам остался на том месте, где они вышли к реке. Примула уходила на запад, чтобы найти приют или погибнуть. Гунтер остался, чтобы погибнуть здесь. Страх покинул его. Сознание затуманилось, лапы тряслись от гнева. Он не видел перед собой ничего, кроме ненавистных белых хищников. Время от времени крот ломал росшие рядом ветки. Его объяла неведомая ему ранее страсть к уничтожению. Повергнутый в отчаяние смертью своей семьи, он целиком отдался своей новой страсти и с нетерпением поджидал преследователя. 
Прошло не более четверти часа, когда ещё одна тёмная фигура показалась на берегу реки. Гунтер напряг своё слабое зрение, но в сгущавшихся сумерках он разобрал только зелёный цвет одежды. Жуткая радость кольнула его сердце. Сезоны послали ему того самого разбойники, который перерезал его семью у него на глазах. 
Кожедёр был очень вынослив. Если он пускался в погоню, то остановить его можно было только силой. Несмотря на то, что после полудня снова пошёл снег, ласка легко отыскивал следы своих жертв. Слишком уж небрежно ломились они через лес. На реке следы были видны явно. Беглецы пошли самым лёгким и очевидным путём, и не сойдут с него, пока не умрут от холода или не найдут надёжное убежище на берегу. Обнажив ятаган, Кожедёр неспешным, но уверенным шагом направился вдоль камышовых зарослей, примечая недавно сломанные стебли. Внезапно он остановился, и, не поднимая головы, произнёс своим обычным сухим голосом, который прогремел как гром в тиши зимнего леса:
— Ты хорошо спрятался, но забыл, что все звери воняют, особенно те, что живут в норах под землёй!
С жутким рёвом Гунтер скатился с крутого берега, сжимая в лапах увесистую грабовую ветку. Поднявшись, он оказался в трёх шагах от Кожедёра, и, ни слова не говоря, набросился на него. Ласка ловко увернулся, и крот неуклюже опустился на снег. Презрительно усмехнувшись, Кожедёр подождал, когда противник поднимется. Он успел обратить внимание на зловеще поблёскивающие багровые глаза Гунтера. Крот казался одержимым. 
— Хурр! — снова проревел Гунтер и снова набросился на Кожежёра. Напор был столь стремительным, что ласка успевал только увёртываться от ударов или отражать их своим ятаганом. Оружие Кожедёра было выковано из особенно прочной стали, и никакой дубине было не сломать его. Отражая удары, разбойник успел нанести несколько неглубоких ран скользящим движением, но крот как будто не чувствовал боли. Тёмные капли оросили снежный покров под лапами дерущихся. «Кровавый гнев!» — пронеслось в голове у Кожедёра. Извиваясь под свист дубины, которой неуклюже размахивал противник, ласка наконец всадил клинок ему в плечо. Гунтер на миг остановился, посмотрел на торчащее лезвие, а затем как-то странно улыбнулся и навалился всем весом на ятаган, повалив Кожедёра на снег. У окончательно растерявшегося разбойника не осталось шансов. Его мрачный дух убийцы покинул своё тело, оставшееся в мёртвой хватке огромных кротовьих когтей.
Гунтер поднялся, как только убедился, что Кожедёр мёртв. Кровавый морок, застивший его взгляд, стал рассеиваться. Крот резко почувствовал, что вокруг темно, холодно и тихо, и ему стало страшно. А ещё через мгновение жуткая боль скрутила всё его тело, и он рухнул рядом с поверженным врагом, хватаясь за глубокую рану в плече, из которой лилась кровь. Гунтер хотел закричать, но сил у него не было, и из его промёрзшего горла вырвались лишь жалкие стоны:
— Хурр! Бедная моя голова, хурр, что я наделал своими непослушными лапами! Хурр! Пр-римула! Пр-римула!
Но Примула была далеко и не могла его слышать. Страх за дочерей гнал её вперёд, несмотря на холод, усталость и невыразимое горе, застрявшее комом в её горле. Она продолжала идти, и, хотя лапы её сковывал мороз, она понимала, что если перестанет двигаться, умрёт сама и оставит на верную смерть своих дочерей. Перепуганные, голодные и озябшие Синичка и Снегирёк сидели в коробе, крепко прижимаясь друг к другу.
Силы изменяли мыши-матери. Она спотыкалась, и начала хвататься за сухие стебли камыша, но они предательски ломались в её замёрзших лапах. Разгорячённое сердце Примулы бешено билось, но горло точно сковало льдом. Она даже не  пыталась позвать на помощь, да и кто мог откликнуться в такой день, кроме жестоких разбойников, врывающихся в мирные жилища?
Зоркие глаза, пронизывая сгущающиеся сумерки, наблюдали за Примулой. Две тёмные тени пронеслись над рекой в вышине, но мышь не могла их заметить. Набрав высоту и нацелившись, тени стали стремительно спускаться.  Примула ничего не успела понять, когда острые когти больно схватили её за плечи и подняли на воздух. Короб свалился с её плеч.
— Карр!
Резкий крик раздался дважды прямо над ухом мыши, и в следующее мгновение она упала на корку наста. Сверху её придавило тяжёлое тёмное тело. По жёсткому оперению, которое лезло в нос и глаза, мышь поняла, что это птица.
— Мамочка! Мамочка! – раздались сверху крики Синички и Снегирёк, которые вылезли из короба и бегали вокруг двух галочьих трупов под которыми лежала их мать и беспомощно хрипела.
Галки были убиты стрелами. Вскоре показались и стрелки. Два взрослых полёвки с длинными луками в лапах, и такими же длинными колчанами, которые были закреплены у них на поясах и волоклись за ними по снегу, вышли из прибрежных кустов. Головы и плечи полёвок были скрыты серыми капюшонами. Один из них обратился к мышкам, поднимая вверх лапу в знак мира:
— Тише, малышки, тише! Мы не враги. Мы только убили злых птиц, которые напали на вашу маму, и сейчас мы её освободим.
Полёвки быстро оттащили галочьи тела, и помогли Примуле подняться.  Второй полёвка обратился к ней:
— Разрешите представиться, сударыня. Меня зовут Тугой лук, а этой мой приятель Шолто. На реке теперь опасно. Мы живём в укрытии, там тепло и есть еда. Пойдёмте с нами, это недалеко.
У Примулы не было сил ни сопротивляться, ни задавать вопросы. Взяв за лапы дочерей, она покорно побрела в лес с двумя полёвками, которые поддерживали её за плечи. Из-за усталости и темноты дорога показалась долгой, хотя укрытие полёвок располагалось на лужайке в какой-то сотне шагов от левого берега реки. Старые клёны, липы, каштаны прочной стеной своих тесно стоящих стволов отделяли лужайку от воды. Посреди лужайки возвышалась высокая двускатная крыша, края которой прямо утопали в снегу. Казалось, что это только чердак дома, который уходит куда-то под землю. Стены жилища были сделаны из грубых, необработанных досок, даже не очищенных от коры. По всему было видно, что дом возводился наспех.
Тугой лук четыре раза стукнул в доски, которые служили дверью. Изнутри раздался глухой голос:
— Почём нынче крабовый хвост?
— На пне растёт куница, — также глухо и даже деловито произнёс Тугой лук.  
Дверь открылась, и из дома потянуло теплом и запахом стряпни. Из полумрака показалась хмурая рыжая морда белки средних лет. Смерив взглядом пришедших, белка что-то соображал, затем, словно спохватился, и его выражение сразу приняло дружелюбный вид:
— О, вы кого-то привели? Сударыня, проходите скорее. Какие очаровательные мышатки! Проходите все в тепло, разве можно в такой холод быть там? Скорее, скорее, я сейчас же разогрею еду! Теперь вы безопасности.
Все пятеро ввалились в тёмный таинственный дом, и доски-дверь заняли своё прежнее место в стене.

***
В Сокровищнице горностаиха  Несса готовила ужин. Тела убитых зверей они вместе с Краснокогтем закопали глубоко в земляной пол. Все хищники, кроме Кожедёра вернулись – кто с едой, кто с питьём, кто с пустыми лапами. Огонь из очага освещал подземелье и распространял приятный аромат от горящих яблоневых поленьев. Ласки и горностаи надеялись здесь переночевать. Несмотря на то, что дорогих вещей в захваченном жилище не было, хищники были довольны, что нашли тёплое место с припасами.  
Уилл сидел на выступе у туннеля, в который ушёл Кожедёр, и потягивал из крынки земляничную шипучку. Отсутствие самого опытного бойца настораживало и не позволяло спокойно отдыхать в захваченном жилище.  С другой стороны, Кожедёр всегда был себе на уме, не подчинялся вполне даже Гиене, хотя был бескорыстен и не тщеславен, несмотря на свой свирепый нрав. «Не вернётся к утру, тогда проверим туннель» — заключил Уилл.
— Эй, Краснокогть! Раз ты спал во время драки, будь добр, посторожи эту дыру во время ночи. Я посижу тут ещё пару часов, а потом ты меня сменишь.
Краснокогть почесал шишку у себя на голове и растерянно пожал плечами.
— Как скажите, ребята – ответил он.
Уилл метнул в его сторону злобный взгляд. «Причём здесь ребята, дубина? Приказ отдал я, так и отвечай мне» — подумал молодой горностай. Но вслух ничего не сказал.
На ужин была тушёная картошка с грибами и разные ягодные напитки. Хищники жадно уплетали горячую сытную пищу после двух дней на сухом пайке.
— Вылазка удалась на славу – подводил итоги Уилл, который не сел за общий стол, а устроился на своём посту, — Мы нашли неплохую нору. Здесь очень тепло и пока ещё полно жратвы.
— Под землёй непривычно, но лучше, чем не болоте в этих дурацких сараях на деревьях – согласилась Несса.
— Ха, а в дурацких сараях лучше, чем в повозках – развил её мысль Краснокогть, осушая свой стакан.
— Всё верно, друзья – продолжал Уилл. – Думаю, когда Гиена очухается, он согласится, что на реке можно найти место получше. А мы как раз закрепимся в подобных местах.
Ласка Лисохвост недоверчиво покачал головой:
— Только если сорока нас не дурит – сказал он.
— О чём это ты? – спросил Уилл.
— Птицы сами по себе, мы сами по себе. Кто знает, не пожалуют ли к нам сегодня ночью такие же гости, как мы.
— Птицы нам не опасны. Мы, то есть Гиена, избавил их от огромного канюка, который их гонял. Теперь они почувствовали себя хозяевами леса. Пусть хозяйничают на небе, а нам хватит земли. Никто не заставляет Гваура показывать нам укрытия лесных жителей. Он не часть стаи.
— Это и странно – продолжал сомневаться Лисохвост. – По мне лучше полагаться на свои силы и не связываться с пернатыми.
— Лисохвост прав – поддержала его Несса. – Мы недавно пришли в эту страну, а Гваур здесь живёт всю жизнь. Мы узнаём об этих местах только то, что он позволяет нам узнать. Он ничем с нами не связан, но помогает нам. Думаю, Гиена примет правильное решение, когда очнётся.
Упоминание имени главаря заставило всех задуматься. Остаток ужин прошёл в молчании. Уилл стал прислушиваться в тёмной тишине туннеля, у которого он сидел, но ничего, кроме тишины, там не было. Когда он почувствовал, что голова его тяжелеет, а мысли путаются, он позвал Краснокогтя на своё место, а сам устроился у очага на моховой подстилке. Несса уже спала, остальные тоже укладывались. 
— Положите оружие рядом с собой, и постарайтесь не проваливаться в третий сон — строго напутствовал Уилл своих спутников и закрыл глаза. 
 

Изменено 21 июня 2021 пользователем Сакстус

[Сакстус]

Глава 10

Гиена Упрямец окончательно пришёл в себя на утро следующего дня. Он лежал на мягких шкурах и смотрел на серый дощатый потолок своей хижины. Неравный бой с маркизом Гаем дорого ему обошёлся, но сознание честно одержанной победы на глазах своих подчинённых воодушевляло его. Как это обычно бывает у тяжелобольных зверей, первое пробуждение показалось Гиене полным выздоровлением. Он хотел тут же вскочить, узнать все новости, окунуться с головой в какое-нибудь важное дело, чтобы как можно скорее вернуть себе силы и бодрость. 
Рядом с его лежбищем сидела Крушина и приветливо улыбалась. На столике горела лучина. Откуда-то раздавалось тихое сопение. Повертев головой, Гиена обнаружил, что сопит Прихлоп, устроившийся в одном из углов. Вид у слуги был усталым. 
— Доброго утра тебе, Гиена! – сказала с видимой радостью Крушина, — Рада видеть тебя! Разогреть тебе каши или раздобыть чего-нибудь поинтересней?
Гиена осторожно приподнялся на локтях. 
— Крушина, давай, что есть. Я так голоден, что готов съесть свой хвост.
Крушина, продолжая улыбаться и ртом и глазами, бросилась хлопотать у очага.
— Что с канюком? – спросил Гиена.
— Лежит у порога. Это твой трофей, и мы решили, что тебе захочется ещё раз посмотреть, кого ты упокоил на вечные сезоны. Ха, вот это было побоище, можно представить.
Главарь стаи зевнул и несколько мотнул головой. Он стал с любопытством осматривать свои зарубцевавшиеся раны.
— А какой теперь день?
Крушина бросила взгляд на маленькое слюдяное окошко, за которым ничего не было видно, кроме замутнённого света.
— Хороший теперь день. Солнца не видать, но зато мороз не такой злой, да и ветер поутих. Ты скоро поправишься, и дела пойдут хорошо.
Гиена криво усмехнулся, почёсывая загивок:
— Не о том спрашиваю. Который день я так валяюсь?
Крушина на миг оторвалась от стряпни.
— Знаешь, я тебе так не скажу. Мы тут с Прихлопом столько возились, что потеряли счёт времени. Дня три прошло, наверное. 
— Три дня?! — Гиена не верил своим ушам.
— Тебя принесли вечером, когда уже было темно. На утро вернулся Кожедёр и принёс в лагерь добычу. Они вместе с Осриком обчистили кого-то из лесных жителей. Через день три отряда по восемь бойцов ушли на промысел. А теперь уже следующий день после того. 
Гиена нахмурился. Он не совсем понял слова Крушины и стал напрягать свою память, пытаясь найти в ней объяснение тому, что он только что услышал. Привычная настороженность охватила его, но его мутные серые глаза по-прежнему выражали лёгкость и покой выздоравливающего зверя.
— Давай я поем, а потом поговорим. 
— Может, ты хочешь кого-то другого послушать, того, кто больше знает?
Гиена попробовал встать, но тут его охватила такая слабость, что он едва не лишился чувств. Сделав вид, что он просто переворачивается с боку на бок, он снова улёгся на лежбище, притворно зевнул и сказал заметно более тихим голосом:
— Нет, я хочу послушать тебя и Прихлопа, когда он проснётся. Никуда не уходи. Давайте посидим здесь втроём и поговорим. Кажется, я слишком долго спал.
В Зимовье царило оживление. Все ждали, когда улучшится состояние вождя и когда вернутся налётчики. Кроме отряда, который возглавил Уилл, лагерь покинуло ещё две небольшие группы, которые отправились осмотреть лес к югу от реки и на востоке за болотами. Одну возглавил горностай Кеннет, другую — ласка Осрик. Погода на самом деле стала более сносной. Конечно, по сравнению с прежними морозами.
После позднего в этот день завтрака Кайла собрала вокруг себя детёнышей и повела их на один из холмов на правом берегу. Малыши отдирали с деревьев куски коры, чтобы сидя на них скатываться вниз. Воспитательница стаи стояла на льду, уставив лапы в бока и поводя носом из стороны в сторону. Она старалась не упускать из виду никого из своих подопечных. Наверху забаву контролировала горностаиха Вилохвостка, не давая никому из зверят удрать в лес. Детёныши были счастливы поиграть на воле, поваляться в снегу и побегать. Очень скоро поднялся такой гам, что всё Зимовье только и делало, что слушала и смотрело, как резвиться под застывшими облаками поросль стаи Гиены Упрямца. 
Осрик и его отряд вернулись раньше других. Они пришли с востока из глубины болотных зарослей, поэтому кроме часовых их поначалу никто не заметил. Осрик и другой ласка несли на плечах длинную ветку с привязанным полотнищем, которое служило мешком. Остальные разбойники несли кто бочонок, кто короб, кто узелок. Горностай Прихлоп, как бы между делом, проходил через лагерь в сторону хижины, где лежал Гиена.
— А, вернулись первыми и не с пустыми лапами! Молодец, Осрик! — разразился Прихлоп дружелюбной стариковской похвалой. 
Осрик и его спутники расселись у одного из костров и стали разбирать добычу. Прихлоп развязал один из узелков и заглянул внутрь.
— Хм, свежие лепёшки! Овсяные?
— Овсяные с мёдом – безучастно доложил Осрик.
— Многих  пришлось уложить?
— Кого?
— Тех, кто пекут такие сладости.
— Никого. Это сони. Они живут в дуплах старых лип на восточной окраине болот. Я предложил им отдать такую долю, которая не будет им стоить голодной смерти. В оплату за это я не подверг их смерти от топора. 
Прихлоп совершенно искренне изумился.
— А ты голова, Осрик, а не хотел вести отряд. Вернулись, все целы и здоровы, и с добычей. А что там, за болотами?
    — Непролазные дебри. Сони — ловкие звери, могут пробраться по деревьям, а пешком идти – гиблое дело. Да и болото-то ходкое только в такую зиму. Считай, что край света. 
    Прихлоп уселся рядом, жуя лепёшку. 
— На востоке должно быть море. Мы выходили к нему гораздо севернее в последнюю весну. 
— Я помню — отвечал Осрик. — Может, и есть там море, а, может, и нет. Карты этих земель мы у сонь не раздобыли. 
Прихлоп хотел продолжить расспросы, но заметил, что их обступают остальные хищники, которые уже прослышали о возвращении Осрика, и потому поднялся и спешно направился в хижину Гиены со свежим докладом.
***
Осенний Теодор сидел в Зале на скамейке у окна на втором этаже замка и наблюдал, как вооружённый отряд ежей во главе со сквайром Терри отправляется по речному льду на восток. Досада лежала на сердце сына Марты Толстопятки, которая не разрешила ему присоединиться к разведчикам. От нетерпения он непрестанно болтал задними лапами и тяжело дышал. 
Весенняя Доротея в этот день помогала убирать со стола после завтрака. Увидев сгорбленную фигуру брата, она повесила полотенце на плечо и подошла к нему.
— У тебя всё в порядке, братец? – спросила Доротея.
— Нет, не всё – насупившись, отвечал Теодор, продолжая смотреть в окно.
— А, ты хотел пойти вместе со стражниками?
— Да, хотел.
— Но ведь это на самом деле опасно, матушка беспокоится о тебе, только и всего.
— Не опасней, чем собирать валежник вдали от дома, имея из оружия только маленькую пилу!
Доротея задумалась, а Теодор, который уже начинал горячиться, продолжал:
— Матушка всегда говорила, что я не просто ёж и не просто житель Гвайффона. Я-де будущий тэн, а тэн – это не только хозяин. Хозяйством занимаются Голобрюх, хранители кладовок и погребов, повара и прачки, а тэн – это защитник мирных зверей. Я должен быть с воинами, и не только когда они машут палками по утрам!
Доротея осторожно погладила брата по плечу и тоже посмотрела в окно. Отряд стражников уже скрылся из виду. Забравшись на подоконник, она сложила лапы на груди и посмотрела в печальные глаза Теодора.
— Хорошо, давай рассуждать. Терри пошёл в разведку, а не на войну. Он вернётся к вечеру и доложит обстановку. Тогда ты уже сможешь себя проявить, особенно если разведчики найдут какую-нибудь опасность.
— Опасность мы нашли вчера, когда ходили за дровами.
— Я имела ввиду врагов. Каких-нибудь хищников, которые могут нам угрожать.
— А как же погибший бельчонок?
— Но ведь ты сам всех заверил, что он замёрз. И все остальные сказали то же самое.
Теодор успокоился, но только для того, чтобы собраться с мыслями. Встав со скамейки, он стал расхаживать из стороны в сторону и рассуждать вслух:
— То, что он замёрз, это точно. Но почему замёрз? На нём не было тёплой одежды, не было никаких вещей, припасов. При этом он не выглядел бедным бродягой.
— Может, его тело ограбили перед тем, как вы его нашли?
— Мародёр бы не оставил серебряный браслет на его хвосте. И нарядную жилетку. И пушистый хвост из мягкого тёплого меха. Я хочу сказать, что это мало похоже на то, чтобы этот молодой белка пошёл навестить дальних родственников и замёрз по дороге.
— То есть он сам оставил свой дом?
— То есть нет, его вынудили. Я думаю, он спасался от опасности и не успел найти тёплое убежище. Белка погиб от холода, но не из-за холода. Вот, что я думаю.
Доротея задумчиво почесала свой нос.
— Ты говорил об этом матери? – спросила она после короткого молчания.    
— А как же. И Оскал со мной согласился. Джеффри сказал, что выводы поспешные, вот матушка и решила отправить Терри на разведку. Она, видите ли, боится, что от меня тоже останется что-то вроде браслета, если я буду лезть на рожон.
— А в чём она не права?
Теодор тяжело вздохнул и отвернулся. Доротея слезла с подоконника и снова погладила его по плечу:
— Извини, я переливаю из пустого в порожнее. Пойдём к Джеффу в комнату, он там читает. Может, он тебя растормошит?
— Нет, я пойду на кухню и помогу старому Итэну. Я хочу поработать. А там посмотрим.
Молодой ёж уверенно направился к выходу, но через несколько шагов остановился и обернулся к сестре.
— Ты, это, тоже извини. Спасибо, что поговорила со мной. Увидимся на обеде! – сказал, немного приободрившись. 
Доротея вернулась к своей работе. 
***
Дом, в который Примула и её дочери попали накануне вечером, был плохо обустроенной хижиной, высокой, но плохо отапливаемой — по-чёрному. Кроме них в жилище было два полёвки-лучника, белка и ежиха. После страшного и изнуряющего дня мыши спали очень долго, почти до обеда. Полёвки рано утром ушли на рыбалку, а Оррин и Фруджи сидели у очага, и подогревали завтрак. Они не спрашивали у Примулы, что с ней случилось. В общих чертах, это было ясно и так. Плотнее закутав своих дочерей в плащи, которые им дали, мышь-мать пошла знакомиться со своими спасителями. 
— Меня зовут Примула из Сокровищницы, дома под землёй. Это мои маленькие дочери – Синичка и Снегирёк. А кто вы?
Белка ласково улыбнулся и расправил свои усы.
— Рад, что вы заговорили, сударыня. Меня зовут Оррин Бродяга, а это моя воспитанница Фруджи. Я подобрал её в дальних землях сиротой. Меня зовут Бродягой, потому что  я, в отличие от брата-домоседа, всю жизнь таскаюсь по свету.
Примула села у очага и с благодарностью приняла из лап Оррина Бродяги деревянную миску с липкой белой массой, разбавленной мёдом и сушёными фруктами. 
— Это рис, из него выходит отличная каша на завтрак. Сейчас будет и чай. Вы ведь пьёте чай? У меня только небольшой запас и я пью только тогда, когда у меня гости.
— Так это дом вашего брата или ваш? — спросила Примула, стараясь сосредоточить разговор на собеседниках, а не на себе.
— Это дом всех, кто его найдёт. Построил его когда-то я, на случай плохой погоды, вроде той, что стоит сейчас.   
Примула попробовала рис. Сладкий и сытный. Недолго думая, она принялась жадно уплетать новое кушанье. Когда Фруджи подала ей стакан чаю, который она никогда не пробовала, он выпила его не глядя.
— Никто не пытался отобрать у вас дом? — спросила Примула, когда утолила голод.
Оррин рассмеялся.
— Да кому сдался этот сарай? Здесь ночуют, а иногда и живут все те, кто сбился с дороги, в том числе и я.
— А если хищники?
— Ну, и что, если хищники? Как-то тут зимовали две крысы, пробиравшиеся от берега одного моря к берегу другого. Ну, ничего, устроили тут небольшой бардачок. Я немного поучил их вежливости, и расстались мы почти друзьями. Они обещали привезти мне хорошего вина с юга, когда разбогатеют.  
— А ваш брат не помогает вам, не пускает к себе домой?
— Отчего же? Пускал, когда у него был дом. Но ведь у брата – его зовут Ивар Плотник — также были семья и хозяйство, а мне неудобно было его беспокоить, поэтому я привык сам по себе. Вот, прошлым летом нашёл Фруджи далеко за Грядой, в сосновом бору. Теперь она мне помогает, и мы делим нашу бродячую жизнь пополам. Правда, Фруджи?
— Правда, дядя Оррин – подала голос Фруджи. Это была молодая симпатичная ежиха, слегка худая для своего племени, но под стать своему опекуну – белке-путешественнику. 
Примула окончательно наелась и понесла две миски с рисом к своим дочерям, которые всё ещё спали. Ей хотелось узнать, почему об Иваре Плотнике говорят так, будто его больше нет на свете, но она не хотела лишний раз тяготить своё сердце.
— Благодарю вас, добрые звери! – сказала он из своего угла. — Вы спасли нам жизнь.
Ивар Плотник был старшим братом Оррина Бродяги. Внешне они были похожи, как и все братья, но по характеру отличались, как юг от севера или запад от востока. Оррин был беспечен и болтлив, проживал каждый день как последний и ни чём никогда не жалел. Ивар был его прямой противоположностью. Рано женившись, он построил красивый дом на дереве, как любят белки, и стал заниматься разными промыслами, больше всего полюбив работу с деревом. Он был хорошим мастером, рачительным хозяином, любящим мужем и отцом. Это на его жилище указал сорока Гваур белым хищникам три дня назад. Вернувшись на рассвете из гостей от брата, который объявился в Лесу Цветущих мхов, Ивар нашёл вместо дома пепелище. С разрывающимся сердцем, будучи не в состоянии даже плакать, он предал мёрзлой земле ободранные тела жены и дочери, а сына так и не нашёл.  В то утро Ивар простился с Плотником. Не было больше в его жизни места мирному труду. Наточив хорошенько свой плотницкий топор и нож, он отправился на поиски своих врагов.

Изменено 28 июня 2021 пользователем Сакстус

[ОКО 75]

Сакстус

Итак у меня снова появилось время и я готов читать и обсуждать прочитанное.)

Цитата

Джеффри – это такой условный заяц с большой дороги типа Боузи, Тарквина или даже Бэзила. Да, юноша, но он старше Таммо, уже умеет за себя постоять, потому что засиделся дома у любящих родителей. Но он не солдат и, тем более, не офицер, что важно. Вообще, это персонаж-проводник в мир этой повести. Я очень стараюсь, чтобы он не перекрыл собой ежей, особенно Осеннего Теодора.

 О, так получается Теодор главный герой? Занятно, гг ежа в каноне определенно не было, они всегда были, если можно так сказать на вторых ролях. В перспективе это может получиться сильный и практически неуязвимый воин. Спасибо за разъяснения. 

Цитата

Более-менее чёткие ассоциации стоят за Гиеной Упрямцем. Если вы играли в стратегию «Стронхолд», то вот он отчасти оттуда. Там есть мятежный лорд Кабан (герцог де Трюф), и есть юниты-пехотинцы – отсюда полнота, простодушие и жестокость, кистень, круглый щит и кожаный доспех. Я бы и назвал его Кабаном или Вепрем, но это имя застолбил уже один нехороший барсук. Поэтому я стал думать о животных, которые в мире Рэдволла обычно выступают как мифические существа (кабаны, волки, олени) и чьи названия могут служить именем. Стал искать что-нибудь подобное, и выбор мой пал на гиен.

Стронхолд была любимая игра детства.) Кабана помню, осада его замка одна из самых трудных. В остальном же имя вполне подходящее и образ сам по себе колоритный. За такую работу с именами вы заслуживаете отдельный плюс. Сам я как правило работаю с каноном и каноничными же персонажами, поэтому очень уважаю тех, кто пишет оригинальные работы в сеттинге канона. Такие работы воспринимаются как самостоятельные книги серии.

Так, на а теперь отпишусь собственно по вышедшим глава. Итак:

Кожедёра карма настигла довольно быстро. Гунтер отомстил, но, как я понял, сам погиб от холода и полученных ран. Довольно нетипичный ход, мстители в мире Рэдволла редко когда гибнут (Фелдо пожалуй исключение из этого правила). Кстати интересный момент - я тоже считаю что Кровавый Гнев свойственен не только барсукам, но в равной степени всем зверям. И опять же, крота в режиме берсерка мы еще не видели. 

 За Примулу и ее дочерей в какой-то момент стало страшновато, холод и хищные птицы со своей задачей справились, но мир не без добрых зверей, так что спасение пришло по классике в последний момент. Радует, что мыши теперь в безопасности, но с другой стороны их история теперь поставит на уши всю округу. Лесные жители хоти и мирные по природе, но сдачи дают будь здоров. Что-то мне подсказывает, что Гиене  и его стае стоит в скором времени ждать гостей.

Кстати о них - в последней главе разрешилась загадка с замерзшим бельчонком и теперь, думается мне, у хищников серьезные проблемы. Белка-мститель - это страшно, причем такой  партизан-одиночка как Ивар способен таких дел наделать... В общем чую совсем скоро Зимовье будет на осадном положении. 

И небольшой совет на будущее - когда повествование переключается с одного героя на другого, лучше разделять текст вот так "***", потому что когда тест сплошной, такие переходы сбивают с толку. Ну, а у меня пока что все.)

Жду новые главы.)) 

[Сакстус]

ОКО 75

Спасибо за ответ!
Пока особо комментировать не буду, чтобы не опережать дальнейшее повествование, отмечу только, что крот в Кровавом гневе каноничен (Акстель Твёрдокогть из "Соболиной королевы"), и что Гунтер пока не умер. Кстати, Акстель в книге Джейкса появляется из ниоткуда, у него нет никакой истории. Он просто бродит по свету и убивает хищников из гигиенических соображений. Такая подача чересчур крута даже для барсуков, и стереотипных мстителей типа того же Фэллдо или Грат. Возможно, Акстель из обычной кротовой скромности не стал никому ничего рассказывать, а, может, он и правда такой идейный убийца. 
Я тоже хочу написать что-то по канону, но для этого надо перечитывать канон. У Джейкса огромная масса неразвитых намёков на нерасказанные истории)
 

[Сакстус]

Глава 11
 

После полудня Уилл, Несса и Краснокогть устроили привал. Пройдя  несколько часов по заваленному сугробами снегу, они порядком устали. Никто из них и не предполагал, что найти Кожедёра будет такой проблемой. Три горностая устроились у поваленного вяза, который мог укрыть их от ветра. В лесу не было никаких следов, и все понимали, что поиски Кожедёра становятся бессмысленными. 
— Где же его носит нелёгкая? — недоумевал Краснокогть, пытаясь развести костёр.
— Где-то носит — отвечала Несса. — Отсюда далеко не уйдёшь. Не провалился же он сквозь землю.
— Сквозь землю не провалился, а сквозь снег – вполне себе мог — рассуждал Уилл, растирая ладони. — Как та сорока, которую мы откопали из-под снега. Увы, мы не такие тяжёлые, как Осрик. Могли пройти мимо.
Несса сняла мешок со спины и вытащила оттуда завёрнутый в полотенце хлеб.
— Как хотите, это всё, что я взяла — извиняясь, заметила она. — Никак не думала, что придётся столько бродить по такому холоду.
Уилл с аппетитом принялся уплетать свою краюху.
— Куда бы Кожедёр ни пошёл, следов не найти. Похоже, наш великий и ужасный убийца попал в беду — с насмешкой продолжал рассуждать Уилл, — не мог же он удрать? Время и место не те, да и зачем ему уходить? Скорее, стая сбежит от Кожедёра, чем он от неё.
— Признаться, ребята, мне не очень хочется, чтобы мы его нашли — сказал Краснокогть, который наконец-то смог раздуть пламя и осторожно подкладывал в ещё робкий огонь тонкие веточки. — Небось, погнался за кем-то и заблудился или угодил в ловушку. Как бы нам самим потом вернуться?
    Краснокогть озвучил то, что было у всех на уме. Уилл с минуту подумал и предложил свой план действий:
    — Предлагаю поесть и немного погреться, а потом взять строго на юг, и по реке вернуться к тому месту, где Гваур показал нам мёртвый бук – его хорошо видно с реки.
    — Разве зимой не все буки мёртвые? — засомневался Краснокогть.
    — Я не настолько туп, как ты, и смогу отличить нужное дерево, — резко оборвал Уилл, — В конце концов, я просто помню, как оно выглядит. Лучше раздуй огонь как следует, вон, добавь туда сухой вязовой коры. Лежачее дерево точно мёртвое, и хорошо горит. 
    Разбойники подождали, когда их небольшой костёр прогорит. Затем, насадив куски хлеба на тонкие веточки, они принялись подогревать остатки своего незамысловатого обеда. Получились горячие гренки с румяной корочкой. «Натереть бы их чесноком и запить крепким элем» — подумал Краснокогть и сглотнул слюну. Закончив есть, он потёр лапы снегом и ещё немного их погрел над горячими углями. Прежде, чем Краснокогть убрал лапы, Уилл засыпал через них костёр несколькими пригоршнями сухого снега. 
    — Поаккуратней, приятель — обидчиво заметил Краснокогть, отряхивая лапы.
    Уилл взял копьё и бросил на Карснокогтся испытующий взгляд. Пряча глаза, тот было зашарил лапой по поясу, пытаясь нащупать рукоять меча, но поймал взгляд Нессы, которая отрицательно качала головой. «Не теперь» — безмолвно говорила горностаиха, сочувствуя своему другу, который постоянно подвергался колкостям со стороны Уилла.
Все три  хищника быстро собрались и стали пробираться на юг, где за старыми стволами вязов, буков и елей уже проглядывалась белая пелена открытого пространства реки. 
***
Сквайр Терри шёл во главе отряда из шести копейщиков и двух лучников. На спине начальник гвайффоновской стражи нёс свой тяжёлый треугольный полосатый щит. Оружие все ежи держали наготове. Терри знал, что по берегу Мшистой реки селятся многие лесные жители — кто-то только на один сезон, кто-то стремится обосноваться надолго. Уже попалось несколько пустых, недавно покинутых домов и нор. Звери бежали не то от суровой зимы, не то от какой-то другой опасности.
Копейщик Чёрный шип поравнялся с командиром, чтобы задать вопрос, который интересовал всех:
— Сквайр, когда привал?
Терри смерил его недовольным взглядом.
— Это всё, что тебя беспокоит? — спросил он строгим голосом, — Мы не остановимся, пока не найдём хоть одну живую душу.
— Или хотя бы мёртвое тело — мрачно сострил кто-то сзади.   
    Терри остановился,  и вместе с ним остановился весь отряд. Повернувшись, он посмотрел на сытые мордочки своих подчинённых, которые переминались с лапы на лапу и кутались в свои тёплые серые плащи.   
— Я смотрю, вы слишком засиделись в тепле — начал он свою короткую отповедь. — Как сквайр тэна Марты Толстопятки и начальник стражи Гвайфона, я отдаю вам приказы, а не выслушиваю ваши предложения и жалобы. Сейчас тот самый редкий момент, когда мы действительно на службе, и я имею полное право изгнать любого из вас или лишить головы, если будете мне перечить!
    Ежи опешили и понуро склонили головы. Терри понял, что он услышан, и продолжил заметно мягче:
    — Тёмные дела творятся в Лесу Цветущих мхов, и наш долг это выяснить. А теперь – марш.
    Не дожидаясь реакции, он повернулся к отряду спиной и уверенно зашагал вперёд.  Словно поддерживая его слова, в спину ежей подул порыв западного ветра, и они тоже двинулись в путь. Холмы на правой стороне сменились низиной, и оба берега на время уравнялись. Впереди снова виднелись холмы, а пока что по обеим сторонам шли плотные заросли камыша. 
Уверенность Терри скоро себя оправдала. Отряд наткнулся на два галочьих трупа. Все в недоумении обступили припорошённые тела с чёрным оперением. Словно две торфяные кочки, торчали они из-под снега. Ёж-копейщик Керд первым подал голос:
— Я разве что в сказках слышал о таком холоде, чтобы птицы замерзали на лету и падали замертво.
Вздох ужаса разнёсся после его слов. 
— Пустое! — отрезал Терри, и склонился над мёртвыми галками, щупая их тела. — Эти птицы убиты стрелами из обычных луков наподобие наших.
— Осмелюсь заметить — снова подал голос Чёрный шип, — что тот, кто охотился на галок, почему-то их не съел. А убил, надо полагать, давно.
Терри вытащил меч из ножен и стал озираться по сторонам. Камышовые заросли зловеще шевелились на ветру. 
— В галок стреляют не для того, чтобы их есть, — отвечал он своему подчинённому. — Они бывают очень вредными и опасными птицами.  А мясо их всё равно никуда не годиться. Разве что с голоду, но даже в такую зиму на них никто не позарился. 
Дальше отряд двигался заметно медленнее, рассредоточившись в круг, ощетинившийся копьями во все стороны. Сверху это выглядело так, будто один большой ёж, свернувшийся клубком, катился по льду реки с запада на восток. В центре шли два лучника — Джайр и Уголёк. Находясь под защитой своих товарищей, они держали стрелы на тетивах своих луков, готовые выстрелить в любой момент.  
То, что открылось взору ежей через какие-нибудь полчаса, заставило дрожать от страха даже храброго и бывалого сквайра Терри. На одной из ветвей старого граба, который нависал над рекой, висело обезображенное до неузнаваемости тело кроваво-розового цвета. Со зверя была содрана шкура! 
Все с содроганием и отвращением отвернулись, а три стражника тут упали на колени, не в силах сдержать приступ тошноты. Превозмогая страх, сквайр Терри повернулся к повешенному телу.
— Джайр, Уголёк! — обратился он к лучникам, сглатывая комок в горле, — Подрежьте верёвку, надо посмотреть, кто это, и похоронить его.
Джайр и Уголёк выпустили по стреле, но оба промахнулись – лапы у них дрожали. Только со второй попытки стрела Джайра попала в цель, повреждённая верёвка моментально разошлась в одном месте, и закоченевшее тело с глухим ударом упало на тонкий снежный покров закованной в лёд реки. 
— Думаю, это белка, или молодая выдра, судя по размеру — предположил Керд, который первый набрался смелости и подошёл к ободранному телу. Терри склонился над трупом, посмотрел на хвост и форму головы. 
— Нет, это кто-то из хищников. Ласка или горностай — заключил сквайр. Тут он обнаружил, что встал на какую-то тряпку. Сгребши её одной лапой из-под снега, он поднял её и отряхнул. Это была перемазанная кровью зелёная туника. 
***
За этой сценой наблюдали сидевшие чуть дальше, на ветвях ели, три горностая. 
— Пропади я пропадом, если это не бедняга Кожедёр! – прошептал Краснокогть.
Уилл толкнул его в бок локтём, призывая к молчанию. Все три горностая тихонько спустились вниз и припустили в чащу. Удалившись на безопасное расстояние, они повернули снова на восток, чтобы выйти к реке в другом месте. Уилл шёл чуть впереди, сжимая обеими лапами копьё.
— Мы видели то, что видели – начал он говорить, не оборачиваясь —  Когда в следующий раз сорока прилетит в Зимовье, надо его расспросить, что это за ёжики сдирают с хищников шкуры живьём!
— Я видела у них оружие, — заметила Несса, — Они не похожи на простых лесных жителей.
— Тем лучше, разомнём лапы в бою с настоящими воинами, — скалясь, процедил Краснокогть.
— Ты уже размял себе голову в бою со старухой – съязвил Уилл.
Краснокогть пропустил оскорбление мимо ушей, и с улыбкой произнёс:
— Содрать кожу с Кожедёра – это же надо было сообразить, ха! Гиене бы понравилось!
Через несколько шагов хищники к удивлению для себя выбежали на то самое место, куда выводил тоннель, через который они покинули Сокровищницу.
— Отлично! – сказал Уилл, радуясь тому, что не придётся искать старый бук на холме.
Несса схватила его за лапу.
— Подожди! – предостерегающе сказала она, показывая пальцем на едва заметные углубления на снегу, идущие с другой стороны. – Наши следы давно замело снегом, а там свежие.
— Может, наши ушли? – предположил Краснокогть.
— Я не давал такого приказа! – отрезал Уилл. – Идём внутрь. Я пойду первым, а ты, Краснокогть, меня прикрывай. Несса, спрячь наши следы здесь и хорошенько закрой дверь изнутри, когда войдёшь.
Осторожно открыв проход, Уилл с копьём наперевес нырнул в темноту. Краснокогть, обнажив меч, последовал за ним. Хищники молчали, неуверенно продвигаясь вперёд по тёмному земляному тоннелю. Под лапами лежали мёрзлые комья земли. Ничего было не слышно, а когда Несса закрыла за собой наружную дверь, стало ещё и ничего не видно. Наконец, кончик копья Уилла упёрся во внутреннюю дверь. Она так же была не заперта.
В большой центральной комнате, где за день до этого произошла кровавая расправа над Широким ртом и кротовым семейством, теперь лежали три белых хищника с отрезанными головами – это были те, кого Уилл оставил стеречь Сокровищницу. Не хватало только ласки Лисохвоста. Дрожь пробежала по спине Уилла.
—Заприте дверь! – сказал он Нессе и Краснокогтю, когда те вошли следом и хотели броситься к мертвецам.
Уилл прошёл по периметру комнаты, проверяя остальные двери. Все оказались запертыми, кроме одной. Словно какой-то смертоносный вихрь залетел с улицы, прошёл через Сокровищницу и улетел наружу. Уилл закрыл последнюю дверь и подошёл к очагу. Оттуда тянуло жаром.
— Желтоклык, Кожедёр, теперь эти трое… – начал он рассуждать.
— Лисохвост, должно быть, удрал – заметила Несса, — Он всегда умел скрытничать.
Уилл тяжело опустился на табуретку у очага.
— Выяснять мы это не будем. Наших надо закопать. Видать, это нора теперь будет кладбищем, а не домом. 
— А что потом? – спросил Краснокогть.
— Потом собрать еды, сколько сможем унести, и рвать когти отсюда. Кто бы здесь не побывал, это опасный зверь. Кажется, лёгкая нажива кончилась. Пора стае выступать всей своей силой!

Изменено 7 июля 2021 пользователем Сакстус

[Greedy]

...........

Я всё ещё верю, надеюсь и жду...........

......