Перейти к публикации

Чудеса, которые совершаем не мы


 Поделиться

Рекомендованные сообщения

Ну что же. Я намерен начать выкладывать нечто для себя важное и, признаем, весьма необычное.

Да, этот фанфик религиозный и, да, он христианский. Нет, Рэдволл не будет, вопреки воле автора, переделан в религиозное заведение. Одним из центров распространения христианства будет окраина мира – Рифтгард. А как оно там оказалось, надеюсь, будет постепенно раскрыто.

Поскольку тема специфическая, стоит сразу проговорить некоторые моменты для лучшего понимания.

«Как христианство очутилось в мире Рэдволла? Это что-то альтернативное?»

Нет, тут не будет символов и переделок в стиле «Хроник Нарнии» (чего-то вроде того, что все верят в Великую Небесную Мышь или подобного). Будет христианство как есть, хотя, вероятно, с местными особенностями (недогматического характера). Как оно сюда добралось? Ну, в нашем мире до разных далёких стран добиралось ведь. Нет, приключений попаданцев тут не будет. Предполагается, что однажды произошло некое чудесное откровение, которое и положило начало местной церкви.

Нет, костров инквизиции и крестовых походов не планируется.

«Как это твои персонажи молятся и ходят в церковь, они же животные?»

Но они же у нас разумные, так? Одно из главных определений человеческой природы, согласно христианству – именно разумность, внешность тут, как я это понял, роль не играет. Если что, вот мнение блаженного Августина: «но какой бы и где бы ни родился человек, т. е. животное разумное и смертное, то, какой бы ни имел он непривычный для наших чувств телесный вид, цвет, движение, голос, или как бы ни отличался силой, или какой-либо частью тела, или каким бы то ни было свойством природы, никто из верующих не усомнится, что он ведет начало свое от того одного первосозданного человека». Тот, кто разумен и смертен, является человеком, соответственно – несёт в себе образ Бога и может быть христианином (тут ещё, правда, накладывается вопрос о происхождении всей совокупности человечества от Адама и Евы как единого корня, но если Августин не видел ничего невозможного в происхождении от них псоглавцев, то разумные звери рэдволльского мира…)

Ладно, я увлёкся. Предварительные замечания сделаны. Поехали. Если что, можете спрашивать.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Идея интересная. Я, как верующий, такое одобряю. Интересно, что у тебя получится. Жду фанфик. 

Изменено пользователем Брагун
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Солнечные лучи падали сквозь окна небольшой часовни, бросая на каменные плиты пятна самых разных цветов. Прищурившись, Освальд подставил лапу и радостно улыбнулся, смотря, как засверкали шерстинки. Интересно, а что, если бы кто-то пустил свет через несколько разноцветных стёклышек сразу…

– Освальд!

Юный енот вздрогнул и повернулся к массивной фигуре аббата Ниниана, что высилась за темневшим у стены столом.

– Я понимаю, исследовать природу света очень увлекательно, но тебя, кажется, не для этого сюда позвали?

– Простите, священный отец, – пробормотал Освальд и торопливо затопал к еноту-аббату. Делать это приходилось осторожно: монашеское облачение было ему несколько велико, и в нём ничего не стоило запутаться и грохнуться на пол.

– Подыскал бы ты ему рясу по размеру, отец, – сухо произнёс Ниниан, когда Освальд уселся на скамье и чинно сложил лапы на коленях.

– Мне очень жаль, но в ризнице действительно не нашлось ничего лучшего…

Сидевший рядом старый Патрик глянул на своего воспитанника. Шерсть серебрилась на его усталой морде.

– Это значит лишь то, что плохо искали.

Аббат прошёлся взглядом по обоим сидевшим перед ним енотам. Освальд невольно поёжился, встретившись с пронзительно смотревшими на него через аккуратные очки глазами духовной особы.

– Впрочем, к делу. Итак, как вам известно, недавно вождь племени Юска выразил желание слушать святое учение. Племя Юска живёт на континенте недалеко от побережья…

Ниниан вытащил откуда-то большой рулон и осторожно развернул его на столе. Это оказалась карта Рифтгарда и континентального побережья, весьма подробно выполненная. Освальд подался вперёд, уставившись на хорошо видный при свечах рисунок. Вот он, Рифтгард, вот делящее остров на две неравные части Великое озеро, а вот и обитель блаженного Кевина, ставшая для Освальда родным домом…

– Попрошу аккуратнее, юный брат! – послышался голос аббата, и Освальд быстро отодвинулся. – Вот здесь, за дюнами, расположена нынешняя стоянка Юска. Народ этот пребывает в невежестве и идолопоклонстве, однако его предводитель, хорёк по имени Дагертаг, схож с теми, кто размышляет о бытии и обращает взор к небесам. Во всяком случае, есть надежда, что он осознал суетность язычества. Наша епархия… Вся наша святая Церковь с надеждой доверяет вам миссию открыть сердца Юска Господу!

– Не так давно Рифтгард обменялся визитами с этим народом, – тихо напомнил Патрик.

– Да-да, именно. Собственно, поэтому… Впрочем, неважно. Это племя известно своей воинственностью, на континенте рассказывают немало историй об их деяниях. А ещё у них есть Тагеранги. Это колдуны и гадатели, то есть те, через кого проклятый Вулпаз держит этих несчастных в своей власти.

Ниниан повернулся к Освальду, и тот сжался под его пристальным взглядом.

– Брат Освальд, осознаёшь ли ты всю трудность того подвига, на который стремишься?

– Да, священный отец, - уверенно ответил Освальд.

– Готов ли ты употребить все силы, чтобы в долине смерти зажечь истинный свет?

– Да, священный отец!

– Понимаешь ли ты, что язычники могут убить тебя?

– Да…

Освальд осёкся. В обители он не раз слышал рассказы о мучениках, например, об Эдгаре, одном из учеников блаженного Кевина, который угодил в лапы банды горностаев. Те порезали ему жилы, и он умер, истекая кровью и при этом молясь за своих убийц. Тех это так потрясло, что вскоре они прибежали в монастырь и, слёзно каясь, приняли крещение. Конечно, мученичество прокладывало путь к небесам, но в глубине души Освальд понимал, что к такому подвигу он вряд ли готов и предпочёл бы послужить Богу в ином качестве.

– Но ведь… Не каждый миссионер обязательно делается мучеником?

– Ну, убивают не каждого, да, – аббат улыбнулся, прищурившись. – Но тут важна твоя готовность оказаться одним из положивших душу за дело Божие. Мне нравится твой настрой. Надеюсь, ты его не растеряешь.

Аббат замолчал. Его взгляд вновь скользнул по Патрику и Освальду, словно вчитываясь в них. Освальд ощущал невольную робость перед этим енотом, тем величием, которое сквозило во всём его виде и голосе, глубоком и бархатистом, как хорошая тёплая ряса.

– Не буду утверждать, насколько долго вам придётся пребывать на континенте. Ответственность на вас, смотрите сами по обстоятельствам. Если ваша проповедь будет успешна, мы отправим ещё миссионеров. Во всяком случае, как и всегда, одни сажают семя веры, другие поливают, но принесёт ли оно свой плод – ведомо одному Господу. Я хочу вручить вам нечто, через что Он дарует благословение. 

Ниниан тяжело поднялся с кресла и подошёл к шкафу. Облекавшее его чёрное одеяние колыхалось при ходьбе, как и видимый из-под него полосатый хвост. Открыв дверцу, аббат осторожно извлёк резной ларец, поставил его на стол и поднял крышку. Внутри, на плотной светлой ткани, лежал тёмный деревянный крест.

– Блаженный Кевин изготовил его собственными лапами, – тихо сказал аббат. – Видите? – Он провёл пальцем по кругу, соединявшему все четыре конца креста. – Это знак солнца. И если язычники спросят, почему мы не почитаем солнце, источник жизни, тепла и света, то скажите им – мы почитаем солнце. Но не видимое тварное солнце, а вечное Солнце Правды!

Освальд благоговейно поцеловал крест, вдохнув запах старого дерева. Считалось, что Кевин сделал множество таких крестов, стремясь передать Божье благословение как можно большему числу разумных существ.

– Возьмёте его с собой, и да пребудут с вами благословение Господа и молитвы блаженного Кевина! А сейчас помолимся. Молитва – важнейшее из дел, кто бы что ни думал и не говорил, с неё мы должны всё начинать и ею заканчивать.

Ниниан осторожно уложил крест в ларец и поставил его на столик посередине часовни, после чего раскрыл лежавшую рядом старую книгу. Неторопливое чтение и пение, полумрак часовни, мерцание свечей и лампад перед иконами настраивали на особый лад. Освальд чувствовал нечто невыразимое, одновременно покой, трепет, надежду и ощущение собственного недостоинства, сливавшиеся в таинственное благоговение.

Завершив молебен, аббат закрыл книгу и повернулся к Освальду.

– Ты можешь идти. Мы поговорим с твоим наставником. Подожди во дворе.

Освальд прошёл мимо резных каменных крестов, покрытых причудливым растительным узором. Перед самой дверью он всё-таки споткнулся, неуклюже взмахнул лапами и, едва удержавшись от некоторых отнюдь неприличных монаху слов, юркнул наружу.

Оказавшись на крыльце, Освальд быстро огляделся и, убедившись, что во дворе аббатства никого нет, припал ухом к двери.

– Отец, прости, это, быть может, звучит дерзко… Но я против того, чтобы мы потакали поспешным порывам! – слышался старческий голос Патрика.

– Хорошо, и что ты предлагаешь? – жёстко перебивал его аббат. – Отогнать от миссии тех, кто сам к ней стремится? Мы должны использовать энтузиазм юных…

– Они не умеют ещё отличать подлинной готовности к подвигу от минутного воодушевления…

Освальд тихо фыркнул. Ну конечно, Патрик всё ещё надеется отвадить его от миссии, также, как и прежде, ещё на Великом озере. Но теперь – действуя через аббата. Только тот, кажется, отнюдь не на его стороне в этом споре.

– Чего ты предлагаешь дожидаться? – гремел Ниниан. – Чтобы те, кто с юных сезонов стремится нести Слово Божье, разочаровались и превратились в ленивых циников?

– Кто высоко взлетает – больно падает…

– Ну, хватит! Если думаешь, что моего благословения недостаточно – можешь не ехать. Тебя, в конце концов, никто не заставлял!

– Бог да благословит нас всех, – произнёс Патрик.

Освальд услышал, как наставник идёт к выходу, и торопливо сошёл с крыльца часовни. Только сейчас он подумал, что его поведение вполне подпадало под определение «Ложь действием», но было поздно. Дверь открылась. Патрик вышел, опираясь на сучковатый посох, с которым никогда не расставался. Нет, кажется, он ничего не заметил.

– Отец, мы будем вместе обращать тупых язычников, да?

– Во-первых, не считай тупыми тех, кого собрался обращать, – недовольно ответил Патрик. – А, во-вторых, сейчас возьмёшь в келье корзину, деньги и пойдёшь на рынок. Надо закупить кое-что перед… нашим путешествием. Нам ещё дары Дагертагу вести…

– Дары? А что мы ему подарим? Золото, ладан и смирну?

– Освальд, неуместно… – Патрик недовольно покривился.

– Прости, отец…

– Это обычай такой – без подарков к вождям да королям не ходят. Но главное, чтобы этот Дагертаг принял самый важный дар, который Бог готов дать нам всем.

Спустившись по широкой лестнице, они очутились в небольшом внутреннем дворе аббатства. Расположенное недалеко от центра рифтгардской столицы и служащее резиденцией епископа, оно было, однако, совсем небольшим, особенно в сравнении с обителью блаженного Кевина у Великого озера. С удивлением Освальд разглядывал круглый храм из белого камня – его построили давным-давно в память о короле Саренго и лишь теперь отдали христианам. Конечно, труды и молитвы святых не остались бесплодными, но всё же их религия пока занимала весьма скромное место в жизни великого северного острова, как именовали Рифтгард его жители.

– Читай про себя молитву. По сторонам не смотри. Особенно на других зверей. Особенно… на женщин. Как всё купишь – немедленно иди обратно. Понял?

Не смотреть по сторонам, топая по улицам большого незнакомого города, Освальд находил подвигом посильнее, чем обращать язычников. Совсем недавно христиане праздновали Воскресение, и наконец сменившая долгую северную зиму весна сияла высоким ясным небом, звенела капелью с покатых крыш и сверкала солнечными бликами в лужах талой воды. Освальд выудил из широкого рукава засахаренный каштан и быстро отправил в рот. Вообще-то монашеский устав не велел выносить еду из трапезной, но на это так часто смотрели через лапы, что нарушение запрета стало восприниматься как норма.

Чем ближе к рынку, что раскинулся недалеко от порта, тем больше зверей ходило, шмыгало, бегало туда-сюда по выложенной ровным камнем улице. Освальду приходилось то уворачиваться, то ловить на себе откровенно любопытные взгляды. Что поделать, когда ты, во-первых, монах, а во-вторых, енот, то для рифтгардцев ты неизбежно будешь диковинкой.

У перекрёстка, уже недалеко от рынка, Освальд заметил толпу зверей и тут же ощутил, как шевельнулась шерсть на загривке. Здесь стоял известный идол лисицы Фортуны – богини-покровительницы врачевателей, торговцев и, как уверяли некоторые, отравителей. В таком месте за монашескую рясу можно было получить в спину овощем или даже чем-нибудь потяжелее. Вжав голову в плечи и шепча молитву, Освальд быстро протопал мимо. Лишь оставив позади опасное место, он поднял взгляд и тут же с тоской подумал, что ни блаженный Кевин, ни Брендан-мореплаватель, ни Эдгар, ни Колумба, ни Мунго – никто из тех, кого прозвали двенадцатью апостолами Рифтгарда – не упустил бы случая произнести проповедь с обличением идолопоклонства. Впрочем, Освальд быстро утешил себя тем, что его ждут дела посерьёзнее, и подвергать себя опасности пока не стоило. Пока что.

Изменено пользователем Меланхолический Кот
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Освальду всё же подобрали подходящую рясу, и теперь он, крутя головой, разглядывал большой торговый корабль, на котором ему с наставником предстояло отправиться к берегам континента. Пожалуй, он предпочёл бы, чтобы аббатство зафрахтовало судно специально для миссии. Это бы показало и его собственную значимость, и, вероятно, усилило влияние религии. Но и такой вариант выглядел совсем неплохо, особенно учитывая, что до сих пор Освальд видел только лишь маленькие лодки, с которых монахи ловили рыбу на Великом озере.

Матросы-белки ловко прыгали по мачтам, расправляя паруса. Под резкие выкрики офицеров корабль отвалился от причала и, влекомый буксирными шлюпками, двинулся по водам длинного, но довольно широкого рифтгардского фьорда. Освальд поднял морду – насколько позволял объёмистый заплечный мешок – и взглянул на нависшую над портом громаду цитадели, в которой раньше проживало правившее семейство Чистых хорьков. Её серые камни помнили страшные дни революции Трисс и гражданской войны, а кое-где всё ещё можно было разглядеть подпалины. Те события произошли задолго до рождения Освальда, но он, конечно, слышал о бегстве и триумфальном возвращении белки Трисс… Гибели Курды, Блэдда и Агарну… Вспыхнувшей затем войне…

– А ведь святой Колумба говорил, что если Саренго продолжит мучить рабов и отправится на континент за реликвиями, – задумчиво произнёс стоявший рядом Патрик, – то погибнет вместе со всем своим семейством. Что и исполнилось. И даже чудо, когда ворота крепости распахнулись сами собой, не вразумило короля…

– Ну да, я помню про это… – Освальд покосился на наставника. – Знаешь, отец, я всегда думал… Если Саренго сподобился увидеть чудо, то почему не уверовал?

– Почему? Потому что каждый свободен в выборе пути. И если кто-то всем сердцем избирает грех, то ему не помогут и десять тысяч чудес. Даже если мёртвые воскреснут у него на глазах.

– А зачем тогда Бог сделал то чудо?

Освальд любил иногда осторожно предложить наставнику теологическую беседу и смотреть, как тот выпутается из очередного вопроса. Который, конечно же, казался Освальду очень спорным и трудноразрешимым.

– Зачем? А тебе не кажется, что этот вопрос стоит задать не мне, а Богу? Впрочем… Почему ты думаешь, что чудо было дано только для Саренго? Может, там было довольно тех зверей, кто понял его верно? Ведь после, в страшные сезоны, многие пришли в нашу обитель…

Освальд заметил какое-то движение сбоку у борта и обернулся как раз в тот момент, когда молодая хорьчиха бросила в море маленький букет. Она быстро ушла, а енот всё смотрел на покачивающиеся на волнах невзрачные белые цветы. Памятью о ком они были? О Агарну, которого утопили где-то здесь, в гавани, или о Трисс, изуродованный труп которой выбросили в море тут же? Нечто непостижимое было в том, что смертельные враги обрели одно последнее пристанище на двоих. Прямо сейчас их кости могли лежать буквально под стоящими на палубе лапами. Освальд остро ощутил, что страшное, тяжёлое, кровавое прошлое Рифтгарда словно притаилось где-то совсем рядом и то и дело вылезало на свет в бесконечных спорах и стычках.

Может, главной проблемой Рифтгарда было как раз то, что его прошлое так и не стало прошлым, а незаметно переползло в настоящее?

Фьорд резко оборвался, и корабль выскочил в открытое море. Скалистые берега Рифтгарда быстро отдалялись. Солнце опустилось к горизонту, почти спрятавшись за островом, но его розово-красные отсветы сияли в облаках. Паруса резко хлопали над головой и, вглядываясь в раскинувшийся до самого горизонта морской простор, молодой енот невольно вспоминал блаженных Кевина и Брендана. Именно второй из них построил корабль, на котором некогда эти двое святых добрались до Рифтгарда из западных земель. Он был куда меньше, чем это купеческое судно, у борта которого стоял сейчас Освальд – просто длинная ладья с одной мачтой и квадратным парусом. Житие говорило, что Кевин с Бренданом угодили на ней в ужасный шторм, но Бог сохранил их. Тогда, много сезонов назад, еноты принесли в Рифтгард христианство. А теперь уже сам остров передаёт веру на континент.

– Отец, послушай… – прошептал Освальд. – А может, Бог сотворит чудо через нас с тобой? Для вразумления язычников?

– Сотворить-то Бог, конечно, может… – задумчиво ответил Патрик. – Вопрос, для чего? Бог не делает их для того, чтобы кто-то похлопал, как в балагане, понимаешь? И вот что, скажи-ка, Освальд… Если мне в аббатстве выдадут денег, чтобы я пошёл и купил что-нибудь, могу ли я хвастаться этими деньгами, как своими?

Освальд растерянно покрутил головой.

– Нет, конечно, но…

– Ну вот и с чудесами так же. Чудо не принесёт пользы, если из-за него ты вообразишь о себе невесть что. Только вполне осознав свою слабость, ты обретаешь подлинную силу.

Некоторое время они постояли молча, смотря на медленно темнеющее небо. С каждым днём солнце заходило всё позже, скоро настанет лето, когда ночи в Рифтгарде станут бледными, словно вечерняя заря будет дожидаться утреннюю у самого края земли.

– Конечно, прославлять Господа, созерцая величие природы – благое дело, но молитвенного правила никто не отменял, – мягко произнёс Патрик. – Идём в каюту.

Путешествие резко поменяло тот размеренный порядок жизни, к которому Освальд привык в монастыре. Молись и работай – из этой простой и со времён блаженного Кевина вдохновлявшей устав идеи вторая часть теперь исчезла. Все работы на корабле выполняла команда. Патрик попытался было попросить кого-то, чтобы им дали послушание, но его быстро отправили восвояси. А стоять и даже сидеть при молитвенном правиле мешала морская болезнь, которую Освальд испытывал впервые в жизни. Его мутило; постанывая, он ворочался на матрасе, кое-как заставляя себя вслушиваться в слова произносимых Патриком молитв. Так проходили дни и ночи. Рифтгард давно скрылся за горизонтом, и кругом расстилался лишь великий океан…

…Кевин медленно шагал по монастырскому двору. Его большие и теперь уже опухшие лапы тяжело ступали по истоптанным камням. Подслеповато щурясь, старый енот смотрел на темневшее впереди здание церкви, фундамент которой, подумать только, он сам закладывал вместе с Бренданом. Сколько сезонов минуло с тех пор? Много, как и с того зимнего дня, когда душа Брендана покинула тело… Но Кевин знал, что скоро он встретится со своим другом и духовным братом. Немного времени осталось.

Приближался большой праздник, и множество зверей сошлось в обитель едва ли не со всего Рифтгарда. Четверо монахов несли окружавшую Кевина широкую деревянную раму, чтобы паломники не затолкали его. Белки, выдры, ежи, и тут же – лисы, хорьки, горностаи; все они, вечно враждовавшие друг с другом, принимали истинную веру и обретали благословенный мир. Казалось, совсем далеко отсюда осталось зло этого мира и жестокая диктатура короля Саренго…

Задумавшись, Кевин не сразу понял, что кто-то весьма ощутимо трогает его хвост. А через мгновение раздался возмущённый голос одного из монахов:

– Эй! Ты что это делаешь? Как ты обращаешься со святым старцем?!

– Адомнан! – обернувшись, с укором произнёс Кевин. – Не пугай его. Вспомни, наш Господь запрещал прогонять детёнышей.

«А ещё я много раз запрещал называть меня святым…»

Виновник происшествия, маленький бельчонок в длинной, до земли, тунике, стоял под рамой, растерянно озираясь. Кевин осторожно положил лапу ему на голову.

– Как тебя зовут?

Бельчонок раскрыл рот, но из него донеслось лишь невразумительное кваканье.

– Простите, отец, – пробормотала толстая белка, резво подхватив детёныша на лапы. – Понимаете… Мой сынок… Ему уже пять сезонов, а он до сих пор не произнёс ни единого слова!

– Ничего. Он заговорит ещё, – произнёс Кевин и вдруг задумчиво добавил:

– Настанет день, этот сын белки произнесёт слова, которые будут жить до самого конца этого мира.

Благословив мать с детёнышем, Кевин двинулся дальше. Звери, собравшись кругом, успокаивали и поздравляли напуганную белку. Все знали, что Кевин ничего не говорил просто так.

Вечером того же дня бельчонок изрёк первые слова. Прошли сезоны, и он, окончив училище при аббатстве, стал ходить по селениям, повсюду произнося проповеди потрясающей силы. Всегда он помнил о святом, некогда благословившем его, собирал рассказы о нём и наконец на их основе создал великую поэму «Чудо блаженного Кевина». Говорят, монахи, слушавшие её зимними вечерами, не знали, чей голос они слышат – белки или ангелов…

…Освальд проснулся от сильного толчка. Прямо перед этим ему снилось что-то доброе про блаженного Кевина. Он знал, конечно, что снам нельзя доверять, поскольку через них проклятый Вулпаз может внушить свою ложь. Пошатываясь спросонья, Освальд быстро осенил себя крестом и тут же услышал:

– Эй, ты чего лапами машешь? Если вы к Юска, то пора сходить!

Толстый моряк-горностай угрюмо глядел на Освальда.

– Пожитки свои собирайте и топайте! Некогда вас ждать.

В почти полной темноте монахи вместе с ещё несколькими пассажирами устроились в шлюпке, и это было большой удачей, что никто из них не свалился за борт. Вёсла с плеском погрузились в воду. Впереди сияли, отражаясь бликами в волнах, огни прибрежной деревни, а небо было усыпано звёздами. Им, впрочем, оставалось немного времени: на востоке, за холмами, уже пробивался первый отсвет рождающегося дня.

«Бог, сотворивший небо и землю, не оставь нас в этих местах!» –произнёс про себя Освальд и тут же подумал, что как ночь отступает перед лучами зари, так и ледяной мрак язычества неизбежно исчезнет в вечном сиянии истинной веры. И им, монахам обители на Великом озере, предстоит сделать всё, чтобы это произошло как можно быстрее.

Закутавшись в рясу, Освальд неуверенно шагал по пирсу, который словно шатался под лапами. Пожалуй, теперь он понимал, с какой радостью святые Кевин и Брендан вышли на каменистый берег Рифтгарда после тяжкого путешествия.

– Прежде всего нам надо навестить старосту, – сказал Патрик. – Он должен знать, как попасть к Юска. Отсюда до их владений совсем недалеко.

Мешок давил ему на плечи, заставляя горбиться, а сжимавшая посох лапа слегка дрожала. Однако на все попытки Освальда перехватить ношу Патрик спокойно отвечал, что каждый должен нести собственный крест.

Староста деревни, старик-нутрия, принял их, когда уже совсем рассвело.

– Так вы, стало быть, те самые… как вас… христиане? Чудно вырядились, скажу я…

Развалившись в плетёном кресле и подслеповато щурясь, он глядел на монахов.

– Приплыли, значит, нашему… хм… достопочтенному Юскатагу рассказывать философию? Ну, что же, слышал, слышал… Он, знаете ли, охотник послушать всякое. Зверь, скажу вам, суровый, но справедливый. Мы ему… В общем, защитник он наш. Тут как раз его ребята сейчас есть, сейчас вас к ним отведём. И да сохранят вас благие три бога, которым вы молитесь!

Нутрия довольно улыбнулся, считая, видно, что не упустил случая показать свои религиозные познания.

– Мы верим в одного Бога! – возмущённо воскликнул Освальд.

– Потом, потом… – пробормотал староста, поднимаясь.

– Вот ведь времена! – ворчал, идя вслед за провожатыми, Патрик. – Спрашиваешь дорогу – а в ответ рассуждают о Троице, да ещё каким образом! Хочешь купить хлеб – а они спрашивают, есть ли у Бога хвост! Какое нечестие!

– Но ведь это здорово, что звери интересуются нашей верой… – осторожно заметил Освальд.

– О богословии должны рассуждать те, кто очистил ум молитвой, а не каждый, кому захотелось поумничать, – буркнул Патрик.

Следуя за молчаливыми воинами-хорьками, монахи топали по дороге, что уходила из деревни к сосновому лесу и вела в ту сторону, где располагались владения Юска.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

57 минут назад, Брагун сказал:

При чтении возникают ассоциации с древней Ирландией

Спасибо. Да, с древних Ирландии и Британии и писалось.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

19 часов назад, Меланхолический Кот сказал:

Нет, костров инквизиции и крестовых походов не планируется.

Как и римлян с их особым отношением к таким гражданам с крестами, я полагаю)

Еноты и христианство в мире Рэдволла вызывают ассоциации с известными совой и глобусом. Дерзкое это изменение в знакомой вселенной. Однако в целом начало норм, кредит доверия к автору есть, дальше посмотрим.

И что-то вспомнилось, что история миссионерства близка моей семье - ведь если бы не мои предки лютеране-миссионеры, приехавшие в Россию давным-давно, то на русском я бы сейчас, наверное, не писал)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

"Нет, Рэдволл не будет, вопреки воле автора, переделан в религиозное заведение"

Рэдволл же с самого начала аббатство

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

22 часа назад, Змей сказал:

Рэдволл же с самого начала аббатство

Автор неоднократно говорил, что это не религиозное учреждение. "Мне часто задают этот вопрос, и я всегда изящно указываю, что в то время как Рэдволл - аббатство, то есть религиозное учреждение, в моих книгах аббатство Рэдволл - фактически мирское собрание". 

"There is no religion in my stories"

"I have no wedding ceremonies because to do so would indicate a religious bias which I try always to avoid."

Конечно, использование религиозного антуража при отсутствии религии создаёт странное впечатление, но что есть, то есть.

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Обступившие грунтовую дорогу высокие сосны, их терпкий смоляной запах в прохладном лесном воздухе остро напоминали Освальду окрестности аббатства Великого озера. Сейчас он оказался южнее Рифтгарда и здесь, на материке, весна расцвела сильнее и ярче, нежели в северных землях. Лес густо подёрнулся зеленью, кое-где виднелись летние цветы, но из ложбин ещё веяло холодом. Пробуждаясь от долгого зимнего сна, вся природа, казалось, являла собой символ великой тайны смерти и воскресения.

Остановившись, Патрик поддел что-то посохом, наклонился и поднял с обочины сосновую шишку.

– Это малая часть творения ещё послужит нам, – сказал он, пряча шишку в мешочек на поясе.

Искоса Освальд поглядывал на хорьков. Конечно, разных зверей он повидал довольно, но вот тех, кто принадлежал племени Юска, встретил впервые. Оба были одеты в штаны и куртки из грубой ткани, держали в лапах короткие копья, а на поясах у них болтались кинжалы. Спины воинов прикрывали широкие плащи. За весь путь угрюмые проводники не проронили не слова. Перед короткой трапезой, когда Патрик и Освальд совершали положенные молитвы, один из хорьков неуклюже взмахнул лапой перед собой. Эта то ли шутливая, то ли серьёзная попытка изобразить крестное знамение напомнила Освальду то прозвище, которым иные уже успели наградить христиан в Рифтгарде: «лапомахи».

Путь занял несколько часов. Наконец, дорога пошла вверх и вскоре деревья расступились перед высоким речным берегом.

– Наш город! Юскабург, ставка Юскатага! – с гордостью произнёс хорёк, указывая вправо, где у излучины виднелось поселение.

Освальд, по правде говоря, ожидал встретить здесь какие-нибудь убогие жилища, шалаши или вовсе вырытые в земле норы, но сейчас перед ним раскинулся вполне приличный город. Снаружи его огибал земляной вал с бревенчатой стеной, среди деревянных домов пролегали дороги, а в центре высились богатые усадьбы. На реке у пристани стояли ряды лодок.

– На много земель простирается власть Юскатага, а здесь – их сердце!

Сказав эти слова, воин хлопнул лапой по груди.

Створки ворот были раскрыты, и после того, как воины переговорили со стражей, все прошли внутрь. Топая по уложенному брёвнами пути, Освальд крутил головой, разглядывая всё кругом. Конечно, город Юска уступал столице Рифтгарда. Крыши низких, сложенных из потемневших брёвен домов покрывала грязная солома. Воздух наполняли запахи дыма и рыбы, к ним примешивалась какая-то гнилая вонь. Впрочем, дальше, в глубине города, жилища выглядели посолиднее.

Звери, ходившие по улице или сидевшие у домов, принадлежали к разным народам. Были здесь и хорьки, и ласки, и горностаи, несколько раз огненным всполохом мелькал лисий хвост. Блаженный Кевин завещал принимать и любить всех зверей, ведь каждый, кто разумен, несёт в себе образ Бога. Но Освальд невольно вспоминал молитву, сочинённую в сезоны гражданской войны: «Боже, избави нас от ярости хищников!»

Детёныши бегали, радостно визжали, подставляя мордочки яркому солнцу. На мгновение Освальд встретился взглядом с одним их них. Вот он шагнул вперёд, с любопытством глядя на монахов, но тут же молодая горностаиха поймала его за шиворот, прижала к юбке и, злобно оскалясь, сжала в лапах какой-то амулет.

Хотя в Рифтгарде на монахов и смотрели, как на диковину, но всё же они успели стать хотя бы сколько-нибудь своими. А тут, похоже, от них будут шарахаться, как от прокажённых. А когда Юска поймут, что гости не собираются чтить их богов…

Освальд мотнул головой, отгоняя мрачные мысли.

Река была уже близко, от неё повеяло сырой прохладой. Дорога упёрлась в ещё одни ворота. Опять короткий разговор, и они раскрылись, впуская путешественников на просторный двор. Впереди высился длинный дом, рядом – ещё один, у запертых дверей которого стояли грубые изваяния оскаливших клыки зверей. Почти сразу Освальду подумалось, что это здание было идольским храмом.

– Вскоре Юскатаг примет вас! – крикнул стоявший у входа в длинный дом стражник-ласка.

Воины, а было их во дворе немало, глухо шумели. Патрик стоял, опираясь на посох, и тяжело дышал. Полуденное солнце палило жёсткую, вытоптанную сотнями лап землю. Прищурившись, Освальд смотрел на вероятное капище и размышлял, что за ложные боги могут скрываться в его мрачных недрах. В обители Великого озера знали, в общем, каких идолов почитают на континенте. Йо-Карр, Малькарисс, кто там ещё… Впрочем, все они – жалкие камни или деревяшки, выдумки Вулпаза, которыми он, древний враг, хочет скрыть Бога истинного! Стоит толкнуть их, и…

– Полагаю, вы явились возвещать своего бога?

Вздрогнув от неожиданно прозвучавшего за спиной голоса, Освальд резко повернулся…

Высокий лис стоял, скрестив лапы на груди, между расступившихся воинов. Облачён он был в странное одеяние, покрытое перьями, поверх которых висели птичьи кости и резные амулеты. Стоило лису шевельнуться, как всё это мрачное богатство начинало перестукивать. От него шёл странный тонкий запах, отдалённо напоминавший те благовония, что использовались на богослужениях. Но порождал он отнюдь не благоговение, а тревогу.

– Прежде чем вам излагать вашу философию, потрудитесь ублажить нашего бога, великого Йо-Карра! Многого он не требует. Всего лишь несколько птичьих яиц на его алтарь, которые я же вам и дам!

Освальд замер. Он понимал, конечно, что подобное должно было прозвучать рано или поздно, но так сразу, когда они даже не успели приступить к проповеди…

– Мы почитаем лишь Бога единого, – твёрдо произнёс Патрик. – Вообще-то в полученном нами послании содержалось обещание, что нас не будут принуждать ни к каким обрядам!

– Но это вовсе даже не обряд! Лишь дань уважения нашему божеству! Мы ведь согласны слушать истории о вашем боге?

Сжав зубы, Освальд шагнул вперёд.

– Несчастный язычник, мы никогда не поклонимся твоим ничтожным ложным богам…

Патрик легко дёрнул его за рясу, но Освальд продолжал:

– Проклятый Вулпаз отнял у тебя разум, и ты служишь мёртвым брёвнам, которые кто-то обтесал!

Тёмно-жёлтые глаза лиса, отороченные отливавшим серебром мехом, сузились. Только сейчас Освальд подумал, что этот тип запросто может приказать воинам – а они уже угрюмо шептались друг с другом – мучить или сразу убить их. Получается, он невольно приведёт своего наставника к мученичеству? Хорошо ли это?

– Какой храбрый полосатый зверь к нам пожаловал! Ну, ты-то, конечно, благочестивее меня – поклоняешься сразу двум брёвнам, связанным вместе!

Лис усмехнулся, на мгновение оскалив клыки. Освальд растерянно открыл рот.

– Ты, конечно, говоришь о кресте, – вновь заговорил Патрик. – Но крест для нас – не бог. Это знак Бога, то, чем Он совершил наше спасение!

– Проходите! – раздался голос от дверей.

Быстро выстроившись, воины по двое входили в дом. Патрик с Освальдом последовали за ними. Освальд чувствовал жгучий стыд: этот лис-язычник попросту заткнул его кощунственной фразой, а он даже не нашёлся, что ответить! Хорошо, наставник рядом… А лис-то подготовленный оказался!

Дело проповеди обещало быть сложнее, чем Освальд до сих пор предполагал.

После дневного света внутренность дома казалась погружённой в сплошной мрак, но глаза быстро привыкли, и вот им предстал просторный зал. По стенам, между узких окон, висели щиты, мечи, топоры, темнели гобелены. Уходящие ввысь опорные столбы покрывала причудливая резьба, а между ними стояли стройные канделябры со свечами. Освальду, привыкшему видеть кругом аскетическую простоту, скупые в своей строгости формы, местное убранство казалось какой-то варварской пышностью. Узоры, впрочем, походили на те, которыми переписчики украшали страницы рукописей. Ну, хоть что-то родное.

– Можете идти, – тихо произнёс ласка. – Не быстро, ровным шагом. Как дойдёте до Юскатага, скажете приветствие. Да, можете по вашему обряду. Мы, юска, не зациклены на церемониях. Только, надеюсь, не будет реплик про брёвна?

Его взгляд скользнул по Освальду, и тот поёжился.

Воины выстроились в две линии. Патрик и Освальд двинулись между ними к большому трону, на котором восседал высокий хорёк в нарядном кафтане.

– Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг!

Вместе с громкими ритмичными выкриками воины ударяли древками копий о покрывавшие пол каменные плиты. Освальд семенил мелкими шагами и вспоминал предания о том, что душу умершего встречают слуги Вулпаза, стремящиеся утащить её в адские врата. Сейчас ему казалось, что он видит нечто подобное.

– Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг! 

Трон был уже совсем рядом. Освальд хорошо видел украшенные перстнями могучие лапы, лежавшие на тёмном дереве подлокотников. Морда Юскатага оставалась невозмутимой, лишь поблёскивавшие синие глаза пристально глядели на приближавшихся монахов.

Строй закончился. Патрик остановился и поклонился в пояс.

– Да благословит Господь тебя и твой народ, власть над которым Он тебе даровал, и да откроет Он всем Юска истинный путь!

Голос Патрика прозвучал торжественно, словно проповедь в храме, но ответом ему было настороженное молчание.

Скинув огромный мешок, Патрик принялся извлекать оттуда дары: вышитые рубахи и покрывала, золотые украшения и камни, расписные тарелки – удивительно, но ни одна, кажется, не разбилась за время путешествия. Юскатаг едва заметно кивал, а юркие ласки торопливо подхватывали произведения Рифтгарда и уносили куда-то в глубь зала. Среди них Освальд с удивлением заметил мелькнувший беличий хвост. Обладатель его был, скорее всего, рабом – а кем ещё быть белке в поселении хищников? Оставалось узнать, является ли тут рабство таким же жестоким, что и в Рифтгарде времён Чистых хорьков…

Наконец подарки закончились. Юскатаг вдруг ловко вскочил с трона и крепко обнял сначала Патрика, а затем Освальда. Последний едва не отшатнулся от запаха грязного меха.

– А ну, быстро подайте еды моим гостям! Верно, они устали с дороги!

Мощный голос властно разнёсся по залу. Снова явились слуги. Теперь они расставляли на длинном столе всяческую снедь – каши, пироги, хлеб, сыр. Посредине водрузился пузатый кувшин, из которого сильно пахло пивом. Освальд невольно порадовался, что в нынешний день не было положено поста.

Юскатаг уселся на длинную скамью напротив енотов, кругом разместились воины, впрочем, не все. Большинство осталось сидеть на скамьях между столбами и у стен. Освальд уминал хлеб с сыром и запивал пивом. Конечно, помнить об умеренности было необходимо, но ради уважения к угощающим аскезу позволялось немного ослабить.

Слопав большую тарелку пшеничной каши, Юскатаг откинулся на спинку скамьи и довольно икнул.

– Не один сезон прошёл, как я узнал о вере, именуемой христианством, – заговорил он, поглаживая брюхо. – Как вы знаете, мы попросили Рифтгард прислать сюда зверей, сведущих в этом учении, кто мог бы рассказать нам всё, что в нём заключено. Вы – мои гости, и пока вы здесь, мой дом – ваш дом, и никто не посмеет оскорбить вас…

– Господин, они оскорбили Йо-Карра и отказались сделать ему подношение…

Лис опять объявился совершенно внезапно. Теперь он стоял за спиной Юскатага, склонив голову, и его острые уши торчали на фоне мерцающих свечей.

– Я сразу сказал, что они не обязаны этого делать. Ты хочешь, Фенрир, чтобы мои слова оказались ложью?

– Нельзя так просто оскорблять богов, господин…

– Это твоя забота, чтобы бог был доволен! – жёстко оборвал лиса Юскатаг.

Фенрир медленно поклонился и отступил. Воины зашептались, и Освальд чётко услышал слово «Тагеранг». Да, так называют жрецов и колдунов, аббат ведь упоминал об этом. Стало быть, этот лис был одним из них, с таким противником надо оставаться начеку.

Рыча, Юскатаг положил лапы на стол. Тяжёлое молчание висело несколько минут, но затем он заговорил снова.

– Известно, что племена и народы всех земель почитают богов. Там славят одних, там – других. Вы, христиане, поклоняетесь своему Богу, но отличаетесь тем, что не желаете оказывать почести множеству прочих. Почему? Неужели боги как-то оскорбили вас?

Освальд ощутил, что сердце учащённо забилось. Началось. Ему предстоит проповедовать святое учение язычникам, сидящим в тьме неведения, у которых совсем иные понятия и верования. Он взглянул на Патрика, и тот незаметно поднял лапу, призывая к молчанию. Ясно, пока что отвечать будет наставник.

– Верно, нас, христиан, часто называют безбожниками, – произнёс Патрик, отставляя медную кружку. – И это, пожалуй, правда. Мы – безбожники относительно всех упомянутых тобой богов, но не относительно Бога истинного, творца мира и отца всякой добродетели. А чтобы понять, отчего так, позволь спросить, почтенный Юскатаг: боги, это кто? Отчего Йо-Карра или Малькарисса вы величаете этим словом?

– Ну, как… Боги – это боги, – растерянно пробормотал Юскатаг. – Те, кого издревле чтили, кому поклонялись и приносили жертвы, о ком мы знаем от наших отцов, а те – от своих. Вы можете рассказать о своём Боге, и мы, быть может, согласимся и Его почитать. Но всё же, почему вы отвергаете всех прочих, а?

– Мы верим, что истинный Бог может быть только один, – спокойно ответил Патрик. – Он вечен, Он всемогущ, Он знает всё, что было и всё, что будет. Ни в каком мире нет места, где бы мы могли от Него спрятаться. Могут ли несколько существ обладать такими качествами? Они ведь станут ограничивать друг друга. Двое вездесущих не будут вездесущими, двое всемогущих не будут всемогущими…

– Ты лукавишь, христианин!

Знакомый уже голос раздался вместе со стуком птичьих костей, и Фенрир вновь вырос прямо напротив Освальда.

– Мы уже слышали твоих собратьев! Они заявляли, что у вашего Бога есть сын, и вы чтите Его тоже как Бога! Стало быть, у вас два Бога, а не один!

Освальд сжал лапы и ощутил, как взмок мех под рясой. Кто-то уже проповедовал здесь прежде, и язычники успели подыскать контраргументы.

– Ну, раз вы слышали о Троице, то давайте сразу поговорим об этом. Да, мы верим в Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа. Ты услышал истинное слово, но вывод сделал неверный. Это не три бога, но Бог единый. Троичный в лицах, единый по природе.

Патрик выглядел сейчас, словно учитель аббатской школы, терпеливо разъясняющий что-то детёнышам. Освальд невольно ощутил укол зависти.

– Господин, стоит ли слушать зверей, которые даже не могут сосчитать собственных богов? – нарочито вяло, как будто отмахиваясь от надоевшей мухи, произнёс Фенрир.

– Так три бога у вас или один? – настороженно спросил Юскатаг.

– Освальд, сынок, ты, помнится, знаешь учение о Троице. Давай-ка, расскажи о нём нашим друзьям!

Освальд медленно кивнул в ответ наставнику. Взгляд Юскатага был мягким, но за ним в полумраке поблёскивали жёлтые глаза Фенрира. Воины замерли, словно статуи. Что можно было сказать этим зверям, язычникам, привыкшим к своим идолам и только лишь едва-едва прикоснувшимся к истине? Как объяснить им великие тайны, превышающие всякое разумение? Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… В начале было Слово…

Освальд осознал вдруг, что слова, понятные и естественные в стенах аббатства, Юска наверняка не поймут и отвергнут. Но неужели им суждено остаться во мраке? Бог, Ты же не хочешь их погибели, подскажи, что…

Взгляд Освальда упал на перечертившую стол полосу света от окна. Ну конечно же, солнце! Как он мог забыть!

– Дорогие юска, почтенный Юскатаг, давайте взглянем на солнце…

– Хочешь сказать, твой Бог – солнце? – усмехнулся Фенрир.

– Нет! Ни в коему случае! Но солнце являет нам символ тайны, о которой мы сейчас говорили… Мы можем прикоснуться… Хоть чуть-чуть…

Фенрир открыл было рот, но Юскатаг резко поднял лапу, и лис не решился ничего сказать.

– Из чего состоит солнце? Мы видим круг в небе, видим сияющий свет и ощущаем тепло. Нет и не было никогда солнца без света и без жара. Три явления, но одно солнце! Так и Бог един – вечен Отец, вечно рождается Сын от Отца, вечно исходит Дух от Отца, не было Отца без Сына и без Духа! Вот Бог, Которого мы возвещаем!

Освальд, выдохнув, откинулся на спинку скамьи. Вот он и произнёс первую проповедь перед язычниками. И, кажется, получилось вполне прилично.

Юскатаг постучал когтем по столу.

– Если Бог рождается от Бога, как свет от солнца, видно, не стоит спрашивать, есть ли у Него супруга…

Освальд невольно дёрнул бровью. А он неплохо соображал, этот вождь Юска.  

– Как это ты сказал, что Бог вечный? – сидящий по правую лапу от Юскатага хорёк скептически хмыкнул. – Всё когда-то началось. Солнце зажглось, деревья выросли. Боги вышли из великого моря. А ваш Бог откуда взялся?

– Бог никогда не начинал быть! – твёрдо ответил Освальд, почувствовавший себя гораздо увереннее. – Он существует всегда. Всё имеет начало, но это про сотворённые вещи… Деревья растут из семян, воды исходят из-под земли… Бог же имеет бытие в Самом Себе… Ну, Он не имеет причины… То есть…

Освальд запнулся.

– Бог не зависит от времени, – раздался всё такой же спокойный голос Патрика. – Мы рождаемся, проживаем сезон за сезоном, стареем и умираем, но не Он. Да, нам трудно представить это, мы ведь Его творения. Если бы вот этот кувшин мог слушать и говорить, смогли бы мы объяснить ему, что значит быть рождённым и состоять из крови, мяса и костей, а не явиться слепленным из глины?

– Не знаю, что сказал бы кувшин, да вижу, что некоторые бессмысленнее глиняных горшков! Те особенно, кто бахвалятся без удержу! Верно говорю, Хорза?

Устроившийся с самого краю горностай захохотал.

– Если что, я готов разбить твой череп, что горшок, – угрюмо ответил тот же хорёк, который только что интересовался происхождением Бога. – Если только ты, Ульфас, не трусишь сразиться с Хорзой, сыном Форки!

Освальд незаметно вздохнул с облегчением. Он-то подумал было, что сравнение с горшками относилось к ним с Патриком, но нет, то были какие-то местные разборки. Видно, обычное для язычников дело. Впрочем, тут же Освальд стыдливо вспомнил, что в собственной трапезной они далеко не всегда вели себя так, как приличествовало монахам.

– А ну молчать! – Юскатаг властно рявкнул, и оба хищника притихли. – Ну, юска, моя добрая дружина, что решим? Будем слушать христианское учение?

Воины перешёптывались.

– А вот что скажи, полосатый, – опять заговорил Хорза, – раз уж ваш Бог всемогущий, то почему бы Ему просто не превратить нас всех в христиан? Или Он хочет, чтобы Его слуги терпели лишения в далёких путешествиях?

Патрик кивнул.

– Понимаешь, Бог не хочет видеть нас бездушными орудиями. Мы созданы Им как животные разумные и свободные, чтобы каждый мог узнать истину и добровольно следовать ей. Он велел нам свидетельствовать о Нём, но принять или нет – всякий должен решить сам.

Хорза потряс головой.

– Как-то мудрёно. Но я бы вас послушал, больно ваше учение не похоже на всё, что говорят о богах.

– Ну, коли уж христианский Бог ждёт нашего решения, то не откажемся Его уважить! – воскликнул Юскатаг и широко развёл лапами. – Отведите этих двоих в гостевые покои да смотрите, чтобы они ни в чём не имели недостатка. Давайте, давайте, быстро!

Тут же снова появились ласки и подхватили мешки. Освальд поднялся со скамьи, а Фенрир вдруг подскочил к одному из воинов и что-то прошептал ему на ухо. Тот хмыкнул и произнёс:

– Да, если вы пожелаете провести время с самками, то у нас есть рабыни…

Освальд замер. Он ещё не успел вполне осознать, что сейчас рядом с ним прозвучало, как Патрик с силой дёрнул его за лапу.

– Нет, это исключено! Пошли-пошли, нечего здесь торчать!

Чуть ли не волоком Патрик потащил Освальда к выходу. У дверей тот всё же обернулся и встретился взглядом с Фенриром. Лис-тагеранг стоял, насмешливо прищурив глаза, словно решивший поиздеваться над зверями лукавый языческий божок.

Гостевой домик, притаившийся сзади усадьбы Юскатага, оказался чистым и уютным. Внутри разместились несколько кроватей, сундук, стол, а на стенах висело несколько ярких гобеленов. На одном из них Освальд с радостью заметил что-то вроде креста.

– Вот это да! – Освальд плюхнулся на кровать и провалился в толстую мягкую перину. – Я такой постели в жизни не видывал!

– Доволен? – бросил Патрик. – А теперь помоги-ка мне собрать это всё да убрать в ящик. Полагаю, мы с тобой приносили обеты не для того, чтобы валяться на мягких перинах?

Видимо, неудовольствие слишком явно отразилось на морде Освальда, поэтому, аккуратно складывая бельё, Патрик продолжал:

– Как мы собираемся проповедовать язычникам, если станем тешить плоть? Как будем возвещать Божье слово, если не можем скинуть бремя страстей? Скажи, легко тебе будет с такого одра встать на молитву? И, да-да, полуночной службы никто для нас не отменял, надеюсь, ты не собираешься её проспать?

«Хорошо, ты не вспомнил, что блаженный Кевин клал под голову камень», – подумал Освальд, устроившись под тонким одеялом. Впрочем, после всех трудов этого дня он был рад любому ложу. Но с каким чудовищным спокойствием им предложили совершить смертный грех… Да, юска язычники, но всё-таки – неужели такое для них нормально? Так просто…

Уже в полусне Освальду показалось, что перед ним вспыхнули глаза Фенрира. «Ты думал, всё будет очень просто, христианин? – казалось, говорил лис. – Может, позволишь проверить, насколько ты благочестив? Ничего, мы с тобой ещё потолкуем!»

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Вскоре Патрик и Освальд вполне обустроились в гостевых покоях. У восточной стены Патрик устроил временный алтарь: он имел священный сан, так что без литургии им остаться не придётся. Следом за тем Патрик принёс несколько охапок ивовых прутьев, и теперь они вдвоём между молитвословиями плели корзинки для раздачи жителям за пожертвования. В общем, теперь они походили на древних пустынников, чему Освальд был весьма доволен.

Прошло несколько дней, и Освальд упросил Патрика разрешить ему сходить в баню, которая располагалась тут же рядом с усадьбой. Вообще-то устав неодобрительно относился к бане, хотя и не запрещал ею пользоваться. Во всяком случае, телесные удовольствия считались не лучшим занятием для монаха, и уж тем более не рекомендовалось при ком-то снимать с себя одежду. Так что Патрик, поворчав, благословение дал с условием, что Освальд будет там один.

Правда, дело оказалось довольно хлопотным. Для начала пришлось разыскать управляющего усадьбой, старого хорька, и выпросить у него ключ, затем – подождать, чтобы баню подготовили. Наконец Освальд, предвкушая позволенную усладу, зашёл в жаркую избу. В темноте ярко светились раскалённые угли, на которых грелись небольшие круглые камни, рядом стояли вёдра с водой.

– Устраивайтесь, сейчас я всё сделаю! – раздался за спиной тонкий голосок.

Освальд резко обернулся и увидел молодую ласку с льняном платье.

– Вы же собирались принять баню? Я всё подготовила!

Он замер. В светло-голубых глазах девушки мелькнула озабоченность.

– Господин, что-то не так? Мне… помочь вам раздеться?

– Пошла вон отсюда!!! – изо всех сил заорал Освальд. – Убирайся прочь! Грязная блудница!

Едва перепуганная ласка выскочила из бани, как Освальд захлопнул дверь и закрыл её на щеколду. Сердце бешено колотилось. Только что он находился в бане наедине с женщиной, и если наставник решит, что по его воле опаснейшая ситуация затянулась дольше возможного…

Впрочем, мытьё успокоило его и прогнало страх. Он действовал быстро, соблазна удалось избежать. Ну и нравы всё-таки у этих Юска… Всего несколько дней он провёл среди них, и уже дважды столкнулся с искушениями! Хотя, сильно ли отличались они от того, что можно было встретить в тавернах и дешёвых гостиницах Рифтгарда? Недаром монахам и священникам особое правило запрещало ночевать в подобных местах! Освальд взглянул на мерцавшие в пару угли и невольно вздрогнул, вспомнив, как один святой спасся от соблазна, сунув лапу в огонь.

Тщательно вытершись, Освальд надел рясу и затянул ремень, который как раз должен был символизировать готовность к борьбе со страстями. Чистый вымытый мех давал чувство приятной свежести. Освальд вышел во двор и огляделся. Ласки нигде видно не было, однако возле бани на скамье сидел молодой хорёк в узорчатом кафтанчике. На широком поясе висел короткий меч в тёмных ножнах.

– Эй, ты что там сотворил с Сильвией? Она из бани бежала, как трусливый заяц! – с усмешкой произнёс хорёк.

– Она хотела ввести меня в грех, – буркнул Освальд.

Судя по выражению морды, ответ хорьку был не очень понятен.

– Я Хендрик, сын Хорзы. Говорят, вы рассказываете что-то про Бога? Я послушать хочу!

Сын Хорзы? Да, так звали ведь того хорька, что задавал толковые вопросы на беседе...

– Твой отец – дружинник Юскатага? – осторожно спросил Освальд.

Глаза хорька словно вспыхнули.

– О, да! Он великий воин!

Хендрику явно нравилось, что кто-то знает его отца. Ну а Освальд про себя отметил, что христианством начали интересоваться самые близкие к вождю звери. Определённо, это было хорошим знаком для миссии.

Уже вместе они вернулись в гостевой дом. Патрик сидел на постели и плёл корзину, его губы чуть заметно шевелились от чтения псалмов.

– Отец, тут вот этот хорёк… Хендрик, сын Хорзы, храброго и знаменитого воина… Он хочет слушать учение!

Патрик поднял голову.

– Значит, садись и рассказывай.

Хендрик, настороженно поглядывая на алтарь, сел. Освальд схватил свиток со стола и устроился рядом. Ему уже доводилось заниматься катехизацией в монастыре, но успехи на этом поприще оставались переменными. Одни звери старательно посещали занятия и готовились ко крещению, другие в какой-то момент исчезали. Например, узнав, что христианство запрещает кровную месть и велит иметь только одну жену. Оставалось надеяться, что Хендрик изберёт путь первых, а не вторых.

– Ну, смотри. В начале Бог сотворил небо и землю…

Хендрик слушал молча, лишь иногда кивая. Наконец, он спросил:

– А эти народы, про которых ты говоришь… Иудеи, римляне и прочие… Они были хищные или травоядные?

Освальд улыбнулся. Подобные вопросы задавались слишком часто, чтобы на них не был готов ответ.

– Ни те, ни другие! Понимаешь… Это всё происходило в несколько ином мире, чем наш. Там звери не делятся на хищников и травоядных…

– Мы их называем «не-звери», – вдруг произнёс Патрик. – Но и мы, и они – разумные животные, несущие в себе образ Бога и происходящие от единого корня.

– Да, именно! – воскликнул Освальд.

То, что наставник, несмотря на занятие, следил за беседой, воодушевило его.

– Дело в том, что Бог даёт благодать… Спасение… В общем, благословляет все народы без различия! Вот, гляди, как написано: «во всяком народе боящийся Бога и поступающий по правде приятен Ему». И ещё: «прибегнут к Господу многие народы в тот день и будут Моим народом». Ещё вот: «поклонятся ему все цари; все народы будут служить ему». И не важно, какой у тебя мех, морда, хвост и так далее. Понимаешь?

Хендрик прищурился. Конечно, Освальд осознавал, что собеседнику всё это было в новинку. Сам-то он жил в обители с первых сезонов, а хорёк вырос здесь, среди Юска и уже, видно, впитал языческие понятия. Если бы только блеснул в его душе Божественный свет и прогнал древнюю тьму…

– Я слышал об этом. А также о том, что среди вас есть белки. Верно? – спросил Хендрик.

– Да, конечно… Вот святая Бригитта хотя бы, которая основала первую в Рифтгарде женскую обитель. Она как раз была белкой!

Освальд вспомнил икону, что висела в храме аббатства на Великом озере. Она изображала зверей из всех народов, преклонившихся перед Христом. Её считали списком с древнего образа, который написал ещё святой Патрик после того, как получил великое откровение. Но почему Хендрика интересовали белки, а не хорьки?

– Хорошо… – задумчиво отозвался Хендрик. – И, как я знаю, христиане не должны участвовать ни в каких языческих обрядах?

– Разумеется!

Хендрик немного помолчал, словно обдумывая что-то, а затем внезапно выпалил:

– Знаешь что? Давай я тебе свой дом покажу! Тут рядом наша усадьба!

Эти слова прозвучали так просто, как будто Хендрик был не сыном дружинника, а каким-то деревенским щенком, который решил позвать в гости такого же приятеля.

– Для этого я должен взять благословение, – смущённо ответил Освальд.

Лапы Патрика, искусно сплетавшие прутья, не остановились и тогда, когда Освальд встал перед ним на колени.

– Отец… Он приглашает меня пойти с ним. Ты дашь благословение на это?

Вообще-то Освальд был уверен, что наставник не благословит его, и можно будет с чистым сердцем отделаться от внезапного предложения. Ну куда это годится – идти куда-то с язычником, которого едва узнал, в этом городе, где столько соблазнов… Однако Патрик, оторвавшись от лаподелия, поднял голову, внимательно посмотрел Освальду в глаза и произнёс:

– Благословляю. Ты можешь идти. Вернёшься до захода солнца, понятно?

Он встал, приложил лапу сперва к своей груди, а затем к груди Освальда. Тот знал этот древний жест из Западных земель, означавший благословение и обещание молитвы.

– Бог да сохранит тебя. Но я надеюсь, ты сам будешь достаточно благоразумен, чтобы избегать соблазнов. И вот что, – Патрик понизил голос до шёпота. – Не забудь сказать нашему слушателю, что лесть не входит в число добродетелей.

– Да, конечно, отец…

Освальд поднялся, ощущая, как кровь прилила к щекам.

Когда Освальд с Хендриком вместе вышли из домика, на залитом солнцем дворе никого не было. Видно, обитатели усадьбы предавались полуденном отдыху. Тени от облаков иногда пробегали по земле и зданиям. Мрачно покосившись на языческий храм и перекрестившись, Освальд следом за хорьком завернул за угол главного здания и тут услышал какие-то крики. Злобная ругань перекрывала слабые мольбы.

– Совсем глаз нету, да? Подлый раб, грязный метлохвост, тебя глядеть, куда прёшь, не научили?

– Господин, простите меня… Простите…

Здоровенный хорёк жестоко избивал старого белку, который лежал на земле, неуклюже прикрывая голову.

– Эй… Ты как смеешь бить моего раба?!

Хендрик подлетел к хорьку и толкнул его так, что тот отлетел к стене, но через мгновение злобно зашипел:

– Мог бы поучить эту тварь манерам! Или тебя самого папаша не воспитывал, а?

– У меня законный отец, в отличие…

Он осёкся, но было, видно, поздно. С яростным воплем хорёк выхватил меч из ножен. Хендрик был едва по грудь своему противнику, так что поединок ничего хорошего ему не сулил. Освальд в ужасе смотрел на готовых броситься друг на друга хищников, понимая, что ничем не может сейчас помочь Хендрику.

– Господи, помилуй…

– Эй, Локки, виру за раба опять Юскатагу платить, да? – раздался откуда-то сверху насмешливый голос. – А за сына дружинника так просто уж не отделаешься…

Освальд задрал голову и увидел двоих воинов-ласок, что стояли на крыльце, опираясь на парапет.

– Не ваше дело! – рявкнул Локки, но всё же убрал меч. Спустя мгновение его взгляд упёрся в Освальда.

– Что я вижу! Хендрик, сын Хорзы, сдружился с полосатым безбожником! Посмотрим, как понравится это тагерангу!

Он развернулся и побрёл прочь, бормоча то ли ругательства, то ли проклятия.

– Фриддо! Что ты тут натворил?

Белка, кряхтя, поднимался с земли. Его перехваченная верёвкой туника, и без того грубая и грязная, покрылась пылью. Освальд выставил лапу, чтобы старик мог опереться, но тот лишь скользнул по нему недоуменным взглядом.

– Простите меня, господин… Ваш отец послал меня вас отыскать. Видно, слишком быстро я бежал, а тут этот господин спускался с крыльца, я ему под лапы и попал…

– Я сколько раз говорил, не носись, как заяц полоумный!

Стоявшие наверху ласки хохотали.

– Эй, знать, силён сын Хорзы, что даже его раб Юскатагова отпрыска с лап сбивает!

– Заткнитесь! – рыкнул Хендрик.

Он быстро ощупал Фриддо, желая, видно, убедиться, что тот не пострадал.

– Идёмте. Хотя ты и виноват, этот… Он не имел права тебя бить! Ты мой раб, а не его! Я даже наказывать тебя не буду. И отцу не скажу ничего. Сам пусть глаза разевает, бастард тупой…

Сейчас Хендрик напоминал обиженного детёныша, у которого хотели отнять любимую игрушку.

Освальд положил лапу белки себе на плечи, и вдвоём они плелись за Хендриком. В Рифтгарде рабство отменили и запретили сразу после свержения Чистых хорьков, а родившаяся после гражданской войны ограниченная монархия утвердила запрет. Правда, бродячие банды хищников всё ещё продолжали захватывать рабов. Рассказывали, что святые выкупали их, а некоторые ради этого даже продавали в рабство самих себя. Однако всё это оставалось где-то далеко.

Впервые Освальд задумался, чем же его собственное положение отличалось от рабства. Как и другие монахи, он должен был повиноваться наставнику и аббату, выполнять возложенные на него послушания, а при случае его могли и наказать. Но, тем не менее, все они были братьями. Каждый из них на своём месте служил Богу, дополняя таинственное общее единство.

– Мы пришли, – бросил Хендрик.

Они стояли рядом с усадьбой, явно уступающей жилищу Юскатага, но всё равно весьма крупной. Ворота со скрипом распахнулись, но Хендрик пошёл не к главной двери, а куда-то вбок. Освальд, продолжая тащить на себе Фриддо, последовал за ним и вскоре очутился в небольшой, но аккуратной комнате. Фриддо плюхнулся на матрас и облегчённо вздохнул.

– Сейчас пожрать принесу!

Хендрик стремительно выбежал во двор. Освальд с любопытством озирался. Очевидно, в этом жилище и держали Фриддо, но здесь не виднелось ничего, что могло бы ассоциироваться с беспощадным рабством времён Чистых хорьков – никаких колодок, цепей, плетей и подобного. Помещение это, конечно, не было ровней гостевому домику, но тут имелись стол, стулья, умывальник, набитый соломой тюфяк со стёганым одеялом. Рядом на стене висела полка, а на ней стояли искусно вырезанные деревянные фигурки. Идолы? Освальд недовольно фыркнул и отвернулся.

– Во, что на кухне дали! Давай, Освальд, угощайся!

Хендрик водрузил на стол большой поднос с пудингом, хлебом, растительным сыром и несколькими яйцами. От последних, правда, Освальду пришлось вежливо отказаться – день был постным.

– Мне Фриддо отец подарил! – сказал Хендрик, роняя крошки изо рта. – Он способный! Смотри, как умеет!

Сняв с полки одну из фигурок, он протянул её Освальду.

– Это… какое-то божество?

– А? Не, просто белка! Здорово, да?

Освальд рассматривал статуэтку, очень точно изображавшую белку с посохом и в плаще. Кого-то она ему очень напоминала.

– Да это же святой Форлайт! Король поэтов! Блаженный Кевин исцелил его от немоты, и он сложил про него поэму!

Освальд прикрыл глаза. Слова великого произведения легко всплыли в памяти.

Бог, Бог, к Нему я взываю,

Перед Ним я предстану,

Пред Тем, Кто хранил меня в мире страданий,

На скорбном пути,

Среди одиночества.

Бог, Бог мой защитник

Посередине огня,

От горьких слёз,

От хвоста до макушки.

Он услышал меня с неба высот

Вот, стоны мои не без ответа…

– Это что? Заклинание? – настороженно спросил Хендрик.

– Нет! Это поэма о блаженном Кевине! Ну, основателе нашего аббатства…

Хендрик замер. Лапа с куском сыра опустилась на стол. Пушистые уши Фриддо дёрнулись, а на морде мелькнул странный интерес.

– Что ты сказал? Вы ведь из Рифтгарда!

– Ну, да, из Рифтгарда… Там на Великом озере стоит аббатство блаженного Кевина, отца нашего. И другие есть!

Глаза Хендрика стали вдруг колючими и злыми. Наклонившись, он прошептал что-то на ухо Фриддо. Тот быстро кивнул.

– Скажи… А это ваше… аббатство – оно из камней какого цвета выстроено?

– Цвета? Серых, конечно! У нас много камня, из него и строим…

Освальд испуганно смотрел то на хорька, то на белку. Разговор, до сих пор такой мирный, изменился в одно мгновение без всяких причин.

– И вот что… – вновь заговорил Хендрик. – Тебе известен мышь по имени Мартин?

Само имя показалось Освальду знакомым. Вроде бы так звали одного святого из Западных земель, но никакую мышь он вспомнить не мог. Освальд молча покачал головой и, как ни странно, Хендрик улыбнулся вполне по-доброму.

– Ладно. Итак, вы крестите белок… Отлично! Я хочу, чтобы ты покрестил Фриддо! Прямо здесь, немедленно!

– Что? Нет, это невозможно! Во-первых, я не священник… – Освальд торопливо заговорил, встретившись со снова нехорошо прищурившимися глазами Хендрика. – Во-вторых, крещению предшествует катехизация. Ну, наставление в вере. Прежде чем креститься, ты должен понимать, что это значит и зачем нужно!

– Серьёзно у вас всё, – буркнул Хендрик, откинувшись на спинку стула.

– Конечно! Всё, что связано с религией, не может не быть серьёзным! – уверенно ответил Освальд.

Хендрик помолчал, что-то обдумывая, и решительно встал.

– Идём! Я должен показать тебе кое-что. Фриддо, отправляйся к Фрейе, пусть обработает твои синяки. Я вернусь к вечеру!

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Вдвоём Хендрик с Освальдом быстро прошли по той улице, что вела к воротам Юскабурга. Те оказались открыты. Стражники, завидя Хендрика, приподняли копья в приветственном жесте.

– А вот этот старик, который с тобой живёт… Он твой отец, что ли? – спросил Хендрик, выйдя из-под тени ворот.

– Духовный, – ответил Освальд. – Наставник, понимаешь? У всех молодых монахов такие есть. Чтобы помогать в духовном росте. А так я сирота вообще-то…

– Наставник? О, ты собираешься жрецом стать? Или прорицателем? А может…

– Нет! Ну, это непросто объяснить… Монах должен находиться в послушании у наставника, чтобы он руководил на пути… ну…

Но как прикажешь объяснить такие вещи язычнику?

Дорога шла вдоль поросшего ивами речного берега, а по правую лапу простиралась подёрнутая свежей травой низина. Недалеко виднелся сосновый лес. Солнце, перевалившее через зенит, щедро светило, лишь иногда прикрываясь лёгким облачком.

– Вон, гляди, – Хендрик указал на большой камень с выбитым на нём узором. – В память о битве поставили. Восемь сезонов прошло, как мы, Юска, здесь нечисть ушастую порубили! Ульфаса видал? Они с отцом моим так и спорят, кто зайца того завалил! Ульфас ему брюхо проткнул, а отец башку снёс… Зайцу, в смысле. А он важный был, заяц-то, полковник какой-то там или кто…

Освальд знал о таинственной горе Саламандастрон, которая оказала помощь белке Трисс в её борьбе с Чистыми хорьками. Он попытался представить, что могло творится не так давно здесь, в этих местах, таких тихих и мирных сейчас. Как и некогда в Рифтгарде, звери яростно рубили друг друга, звенело оружие, раздавались отчаянные вопли и души отделались от тел. Сколько крови приняли вода и земля в тот день?

– Так им и надо, нечисти ушастой! – залихватски выкрикнул Хендрик. – Думают, что весь мир для них! Пускай теперь с Вулпазом, отцом своим, сидят!

– Всех зверей создал Бог, – буркнул Освальд.

– Ты думаешь? У нас говорят, зайцы родились от Вулпаза и дочери Малькарисса, которая подземным царством правит. Она его соблазнила… Ладно-ладно, не буду тебе рассказывать!

Видно, Освальд слишком громко негодующе фыркнул. Да разве это дело для монаха, языческие басни слушать? Грызущее чувство смутной тревоги он старался перебить, читая молитвы и перебирая сделанные из сушёных ягод чётки. Памятник остался позади. Дорога чуть свернула, и Освальд увидел высокий холм между лесом и рекой.

– Пришли, – произнёс Хендрик странно глухим голосом. – Тут тропинка наверх идёт. За мной осторожно ступай…

Кусты ежевики, которыми порос холм, цеплялись то за рясу, то за хвост. То и дело Освальд с сердитым рычанием отдирал колючки. Только ведь баню сподобился принять, а тут на тебе, тащат в какую-то глушь! Хендрик же взбирался умело и быстро, иногда даже теряясь из виду. Он явно не первый раз был в этом месте.

Ещё несколько шагов – и кусты резко расступились. Вершина холма оказалась увенчана маленькой лужайкой среди деревьев. В самой её середине лежал плоский камень, треснувший напополам. И он сам, и трава кругом обгорели, словно тут жгли костёр. Языческий жертвенник? Надо быть готовым к тому, что Хендрик предложит кинуть туда какую-нибудь ягоду. То, что обычно и естественно для многобожника, будет страшнейшим грехом для христианина. Впрочем, хорёк сам держался вдалеке от камня. От Освальда не укрылся испуг в мимолётном взгляде, который он на него бросил.

Освальд подошёл к краю поляны, выглянул, осторожно опершись на старое дерево, и невольно ахнул. Далеко внизу блестела река, за ней простиралась широкая равнина с островками леса. Ещё дальше синели подёрнутые дымкой горы, и можно было даже разглядеть их сверкающие снежные шапки. Лёгкие облака бежали по небесному своду. Да, ради такой картины стоило сюда карабкаться!

– Видимое являет славу невидимого, – прошептал Освальд и перекрестился.

Хендрик уселся на бревно и похлопал по нему рядом с собой.

– Присядь.

Какое-то время они молчали. Освальд, повторяя молитвы, вслушивался в тишину, которую нарушали лишь весёлые птичьи трели. Казалось, что-то таинственное разлилось в свежем воздухе поздней весны.

– Я нашёл это место прошлым летом, когда мы ставили тот памятник… – заговорил Хендрик. – Тут так… Спокойно, величественно… И я решил в этом месте обращаться к Богу.

– К какому? – настороженно спросил Освальд. – К одному из… ваших?

– Нет! – Хендрик махнул лапой. – Ещё чего! Их я вообще бы трогать не хотел. Я говорю о вечном Боге. О Том, Который стоит за всем. Ну… Вообще за всем. Который превыше всех богов и всех зверей. Понимаешь?

Освальд кивнул. Ему вспомнилось, что некогда в западных землях святой Патрик тоже ведь молился в одиночестве на холме перед тем, как ему было дано Великое откровение.

Что, если он сейчас сидит рядом с будущим святым?

– А потом я узнал, что вы, христиане, почитаете именно такого Бога. И тогда мне пришло в голову совершить здесь жертвоприношение по вашему обряду…

Освальд, глядя на Хендрика, раскрыл рот.

– Ну да. А что? Я вполне взрослый зверь уже. У меня свой меч есть! Кто может поднять меч, тот и жертву может принести! Вот на этот камень я поставил хлеб и чашу с вином…

– Что…

– Да, я не знаю точно, как у вас это делается. Но я подумал, что вечный Бог поправит меня, если я что-то сделаю не так. Вот Он… и поправил…

Голос Хендрика дрогнул. Лапы судорожно сжали ткань кафтана.

– Я стал воспевать гимн, который сочинил для этого случая, и тут ударила молния! С ясного неба! Просто небесный огонь! Я упал… А когда очнулся, то вот… Всё сгорело!

Он показал на расколотый камень.

– И тогда я убежал отсюда. И до сегодняшнего дня тут не появлялся! Ты понимаешь, что это значит? Хендрик, сын Хорзы, бежал прочь, как перепуганный щенок!

– Зачем ты это сделал… – Освальд потрясённо качал головой. – Это происходит на литургии! Это великое таинство! Только священники могут совершать его!

– Я прогневал твоего Бога?

Освальд смотрел хорьку прямо в глаза. Сейчас его собеседник как будто перестал быть сыном Хорзы, юным воином племени Юска. Всё это куда-то пропало, оставив лишь маленького напуганного язычника, трепещущего перед великой силой. Освальд читал, что святые удостаивались видения вечного Божественного света, но здесь Всевышний явил Свой гнев. Что, если запугать Хендрика посильнее, сказать, чтобы принимал крещение? Но ведь его понятия ещё слишком языческие… Бог для Хендрика оставался пока только одним из богов, хотя и самым сильным. Нет уж, надо будет хорошенько вытряхнуть из него всю эту скверну!

– Бог знает всё-таки, – заговорил Освальд, – что ты делал это… ну, по неведению. Давай будем молиться, чтобы Он наставил тебя, а ты приходи к нам слушать катехизацию!

Он улыбнулся, желая ободрить Хендрика, но тот лишь поёжился.

– А где мне молиться? Сюда ходить?

– Нет, зачем… Везде молиться можно…

Освальд осёкся, подумав, что Хендрик может вздумать отправиться с этой целью в идольское капище.

– Ну, дома можешь… Как тот Корнилий… А, я про него не рассказывал ещё…

«Так, надеюсь, ты ещё не вообразил себя апостолом Петром?» – сам себя мысленно спросил Освальд.

Вдвоём они молча сидели на бревне. Хендрик задумчиво водил лапой по траве, а Освальд глядел на расколотый камень. Он всё ещё вызывал в нём трепет, но уже не такой, как недавно, когда он показался еноту языческим жертвенником. Конечно, попытка совершить литургию лапами некрещёного была явным кощунством, но Хендрик ведь не желал согрешать. Он в простоте пытался сделать то, что услышал от какого-то явно недалёкого миссионера. Интересно, кто же это тут наворотил дел?

Но что, если всё это – некое пророчество о том, что некогда здесь построят храм и будут служить настоящие литургии?

Тени деревьев удлинились. Хендрик вздохнул и поднялся.

– Идём. Надо вернуться засветло.

Спуск показался Освальду куда более лёгким и быстрым, чем подъём. У самого подножия холма он споткнулся о корень, но Хендрик ловко ухватил его за рукав рясы.

– А хороший у тебя балахон всё-таки, ха!

Через ворота они прошли, когда солнце уже клонилось к закату. У дверей усадьбы Хендрик повернулся к Освальду.

– А теперь послушай и запомни хорошенько, да этому… учителю своему скажи. Никому здесь не говорите, что место, откуда вы пришли, называется аббатством! Забудьте это слово, понял? Если хотите тут проповедовать… да живыми остаться!

И, прежде чем Освальд успел что-то сказать, Хендрик юркнул во двор, захлопнув калитку.

Подходя к дому, Освальд подумал, что он только лишь сегодня познакомился с Хендриком, но, странное дело, думает о нём, как о старом друге. Вот здорово было бы, если бы он уверовал и крестился! Тогда они стали бы братьями во Христе. Уже засыпая после долгих вечерних молитв, он вспомнил давние дни, когда, казалось, светлый луч дружбы блеснул в его жизни…

Изменено пользователем Меланхолический Кот
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

– Эй, Освальд! Вставай уже! Монахом быть собрался, а дрыхнешь, как хомяк!

Продравшись сквозь сон, Освальд нехотя открыл глаза и во мраке комнаты приютского корпуса увидел ухмыляющуюся беличью мордашку.

– Адам… Надеюсь, ты разбудил меня не просто так?

– Хочешь увидеть чудо?

Освальд встряхнул головой, отгоняя сон. Узреть нечто подобное тому, что совершали святые, было бы весьма любопытно. Правда, он помнил и рассказ о том, как перед гражданской войной каменный крест во дворе аббатства по ночам истекал кровью. Встретиться с таким чудом уже не очень хотелось.

Бельчонок Адам отпрыгнул к окну и приоткрыл ставни. Тут же зеленоватые всполохи ворвались в комнату сквозь маленькое окно, растеклись, играя переливами, по полу.

– А… Небесный огонь…

Подумав, Освальд всё же вылез из постели и подошёл к окну, от которого ощутимо тянуло холодом. Хотя небесный огонь и был природным, а не чудесным явлением, но относился он к величайшим творениям Бога. Здесь, в аббатстве на Великом озере, его видели не часто, особенно такой яркий, как сейчас полыхал в ночном небе.

– Пошли во двор? – прошептал Адам. – У задней двери замок слабый!

– Нельзя без старших… – так же тихо ответил Освальд.

– Ну… Ты же взрослее меня? Вот и будешь старшим! Идём, там видно лучше!

Освальд фыркнул, но не стал сопротивляться, когда Адам торопливо потянул его к выходу. У дверей они бесшумно накинули тёплые куртки и выскользнули в коридор, оставив позади спальню с похрапывающими воспитанниками приюта. У главной двери должен был сидеть сторож и, хотя он наверняка прикорнул, Освальд с Адамом предпочли двинуться к служебному входу. Несколько умелых движений беличьих лап – и старый замок поддался, открыв путь в холодный тёмный двор.

Снег недавно убрали, но землю снова припорошило, и сияние небесного огня отражалось на тонком белом покрывале. Здания аббатства замерли во мраке. Освальд торопливо перекрестился и запрокинул голову к небу…

Небесный огонь пылал, закрывая звёзды, его длинные всполохи причудливо извивались, как таинственные реки света. Оттенки зелёного переливались, напоминая то весеннюю траву, то драгоценные камни. Никогда ещё Освальд не испытывал настолько сильного чувства прикосновения к великому, как сейчас, и ни разу не ощущал с такой ясностью правоту слов, что «небеса проповедуют славу Бога».

– Мне прабабка говорила, это Бог открывает райские окна, и святые оттуда смотрят на нас, – сказал Адам. – А её сам блаженный Кевин крестил!

Освальд молча кивнул. Ощущение близости чуда захватило его, но тут же в душе родился страх – что, если вот сейчас он увидит самого Кевина, глядящего на него из беспредельной вышины? Сможет ли он выдержать взгляд святого, такого же енота, как и он сам, но наполненного Божественной силой и познавшего тайну загробного мира? Освальд испуганно опустил глаза и вдруг услышал совсем другой голос Адама, смущённый и робкий:

– Только, знаешь… Мне один крыс говорил, когда я ещё в посёлке жил… Что там, на небе, есть другие миры, города, в которых тоже живут звери…

– То есть… Святые звери?

– Нет! В том-то и дело… Он говорил, что нет ни небесного леса, ни адских врат, а только бесконечное множество миров…

Освальд ошеломлённо уставился на Адама. То, что сейчас бельчонок произнёс, явно воняло какой-то ересью. Сам он глядел на Освальда с какой-то безмолвной жалобной мольбой, прося, казалось, опровергнуть эту ложь и спасти детскую веру в чудо.

– Кажется, кто-то забыл о запрете выходить во двор после заката?

Освальд резко повернулся. Брат Джон, старый енот, начальник приюта, высился над ними мрачной горой.

– Я… Мы… Ну, мы просто…

Оправдания типа «ну я же старший» были сейчас совершенно бессмысленны – это Освальд понимал вполне.

– Особенно ты! – Джон указал на Адама. – У тебя, как помню, слабая грудь и много желчи. Ставя под угрозу здоровье, ты тяжко согрешаешь! Короче…

Через мгновение Освальд почувствовал, как большая лапа бесцеремонно схватила его за шиворот и куда-то поволокла. С Адамом, судя по писклявым звукам, происходило то же самое.

Джон, однако, притащил их не в общую спальню, а в собственную комнату. Только тут, у горевшего камина, Освальд ощутил, что успел замёрзнуть, даже несмотря на отросший зимний мех. Хозяин достал откуда-то две кружки, торопливо налил в них разбавленное горячей водой вино и сунул в лапы внезапным гостям. Освальд отпил, и тут же блаженное тепло растеклось по телу.

Они вдвоём сидели на бедной постели, прижавшись друг ко другу. Джон выставил стул на середину комнаты и устроился на нём, уперев лапы в колени.

– Ну, что же… Ваш проступок, конечно, весьма серьёзен, однако примем во внимание, что за вами он замечен впервые. Так что на этот раз, пожалуй, не будем тревожить уши отца аббата данным происшествием.

Освальд и Адам одновременно вздохнули с облегчением.

– К тому же, вы пытались вести некую, скажем так, теологическую беседу… И высказали два мнения относительно явления, известного как Небесный огонь. Оба эти мнения ложны и весьма опасны. Глупо думать, будто Бог – это какой-то огромный зверь, который сидит за твёрдым небом и открывает окошки. Бог вездесущий! А ну, вспомните: «взойду ли на небо – Ты там, сойду ли в преисподнюю – и там Ты…» Откуда это? Отвечай!

Освальд встрепенулся от дремоты, когда в него ткнулся палец Джона.

– Это… Это… Ну… Из святых книг?

– Сто тридцать восьмой псалом. Плохо! Особенно для того, кто болтал, что желает принести обеты! Монах должен знать святые псалмы! Так вот, о чём я… Вторая теория кажется более учёной, но так же нелепа. Если даже и есть другие миры и там живут звери, то они, как и мы, помирают и отправляются либо в адские врата, либо в небесный лес! Ясно?

Адам быстро кивнул. Его уши опустились, прижавшись к пушистым щекам. И Джон, казалось, оценил раскаяние маленьких грешников.

– Другие миры противоречат Божьему суду не более, чем разные острова в море. Надеюсь, вы не станете больше слушать всяких умников. А то, помню, во времена чистых хорьков…

Джон осёкся. Даже сейчас, спустя сезоны после гибели рифтгардской династии, после гражданской войны, имена тиранов вызывали трепет у иных зверей.

– В общем, при старом режиме один шибко умный крыс соорудил трубу, напихал в неё стёкол и похвалялся, что, дескать, новые звёзды через них увидел, а Бога не увидел! Какой вздор! Бога видят не глаза со стёклами, а чистое сердце! Поняли? Теперь идёмте в спальню, и коли ещё раз поймаю – будете каяться перед отцом аббатом!

Неизвестно, была ли тому виной ночная прогулка, но вскоре Адам занемог. С жестоким кашлем его отправили в лечебницу. Только раз Освальду позволили навестить Адама, и то заставили обвязать морду плотным шарфом, да выпить профилактический настой. Бельчонок лежал в постели, из его впалой груди доносились жуткие хрипы. Огромные тёмные глаза казались ещё больше на заострившейся скуластой мордочке. Казалось, в их глубине мелькают отблески другого мира.

– Освальд… Пожалуйста… Когда станешь монахом… Молись за меня, слышишь?

Он зашёлся в приступе кашля.

– Знаешь… Я был… Там…

– Где?

– В адских вратах… Там, куда приводит грех… Избегай греха, Освальд, прошу тебя… Ты не знаешь, как это страшно!

Освальд хотел что-то ещё спросить, но тут раздался холодный голос Дамиана, брата-врачевателя:

– Тебя я попрошу выйти. Больной будет исповедоваться.

Обернувшись от двери, Освальд увидел Патрика, стоявшего у постели и читавшего молитвенник. Адам слабо приподнял лапу, прощаясь…

Через неделю Освальд стоял на заупокойной службе, затем смотрел, как монахи выносили из церкви маленький гроб. Уже шёл длинный пост перед Воскресением, ещё стояла зима, но тихое дыхание весны чувствовалось в прозрачном воздухе. Как раз наступила оттепель. Рваные тучи неслись по ясному небу, голубизна которого отражалась в лужах на ведущей к кладбищу дороге. Освальд топал прямо по ним, не обращая внимания на грязные брызги.

– Мы – земля, и в землю уходим, – произнёс Патрик, стоя у края могилы. – Ты был таким же, как мы. Мы станем такими же, как ты.

Мёрзлые комья глухо ударились об крышку гроба. Где-то совсем рядом раздался пронзительный крик сойки и, повернувшись, Освальд увидел на пригорке первые подснежники. Вдруг словно лопнул назревший где-то под горлом мучительный жгучий комок. Всхлипывая, Освальд неуклюже размазывал слёзы по морде и всё ещё пытался повторять заупокойные молитвы.

«Верующий в Меня, не умрёт…»

Мысль вспыхнула с такой ясностью, что Освальд даже огляделся, не шепнул ли её кто. Но лишь ветер слабо шевелил голые ветви. Погребение завершилось, и монахи молча, ровным строем двинулись обратно. Освальд ещё раз глянул на холмик с крестом, под которым телу Адама предстояло лежать до дня Последнего суда, и пошёл следом за остальными.

– Знаешь, отец… – робко произнёс он, подойдя к Патрику уже во дворе аббатства. – Подумал тут… Давай я стану священником и буду каждый день служить литургию за упокой его души?

Патрик поморщился. Это его выражение Освальд успел узнать. Появлялось оно в те моменты, когда кто-то при священнике произносил нечто неуместное.

– Освальд, ты слишком порывист… Такие вопросы быстро не решаются. И, между прочим – голос Патрика внезапно стал резким – ты мог бы припомнить, что литургия служится не во все дни года… И не всегда усопших на ней поминают!

– Ну, ладно, ладно, отец… А вот монахом обязательно стану! Теперь уж точно! И, пожалуйста, не отговаривай меня!

Вздохнув, Патрик взглянул в сторону часовни над могилой блаженного Кевина, словно прося у святого совета.

– Не торопись с решением. Каждый день молись, чтобы Бог открыл Свою волю об этом, понял? А потом мы поговорим с аббатом.

«Не торопись…» Легко сказать. Глаза Адама, наполненные ужасом перед близкой смертью, вновь появились перед мысленным взором Освальда. Ведь именно ему он доверился не так давно, сказав о желании принести обеты, и теперь не станет сворачивать назад. Освальд представил, как сменит приютские штаны и куртку на настоящую рясу. Ему дадут чётки, и он до конца дней своих будет молиться за душу несчастного Адама. И, раз уж жизнь настолько хрупка и коротка, то не стоит ли посвятить её чему-то действительно достойному?

Быть может, там, где жизнь встречается со смертью, и высекается та таинственная искра, которая рождает пламень истинной веры?

Вынырнув изо сна, Освальд ощутил, что мех под глазами увлажнился. Так часто бывало, когда во сне он вновь переживал те холодные весенние дни. Повернувшись, он увидел огонёк лампады на алтаре, слабо высветивший крест блаженного Кевина и мерцавший в отлитых из меди иконах. Освальду вспомнился вдруг тот раб-белка, безжалостно избываемый хорьком. Может, Юска и относятся к рабам получше, чем Чистые хорьки, но…

А что, если из-за него самого могут жестоко наказать несчастное существо, с юности живущее во грехе, не знавшее, быть может, ничего другого? Служанка, рассердившая гостя, чем она по местному закону может расплатиться? Освальду явственно вспомнился ужас в глазах той ласки из бани. И вряд ли среди Юска кто-то станет задаваться вопросом, а так ли он безгрешен, чтобы швырнуть первый камень…

Повинуясь порыву, Освальд вскочил с постели и накинул рясу. Патрик тихо похрапывал в темноте. Разбудить бы, благословения попросить…

Или будет уже поздно?

– Блаженный Кевин, помоги мне! – шептал Освальд, торопливо шагая по едва освещённому факелами двору в сторону усадьбы.    

Изменено пользователем Меланхолический Кот
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

– Ушастые к берегу идут!

Возбуждённый шёпот Ульфаса почти слился со звуками летнего леса. Дагер Таг быстро кивнул.

– Ждём. Никому не высовываться!

Он явно чувствовал напряжение, охватившее залёгшую среди деревьев дружину. С утра они ждали момента, и вот зайцы с землеройками со своих плотов заметили, что река перекрыта. Высадка началась в точности там, где им приготовили встречу.

– Думают, мы на юге торчим! – Локки злобно усмехнулся. – Тупицы разодетые…

Лапа легла на рукоять меча. «Если победа будет за нами, нареку тебя Зайцебоем» – подумал Дагер Таг. Этим мечом он как-то надвое разрубил предводителя жаб. Но что такое эти жабы в сравнении с Дозорным отрядом?

Один за другим заячьи отряды сходили на берег. Мундиры офицеров, совершенно, с точки зрения Юска, нелепые, сияли на ярком солнце. Отсюда видно было, как некоторые принялись торопливо развязывать мешки. Щиты с силуэтами Горы и барсучьими мордами валялись на траве. Неужто вправду зайцы не ожидали засады?

– Роза!

Дагер Таг повернулся к замершей почти под его лапой белочке. Та кивнула и стремительно взлетела по сосне. Вскоре сверху раздалось глухое совиное уханье. Дагер улыбнулся: защищать и привлекать к себе талантливых рабов оказалось весьма полезным делом.

Зайцы насторожились, крутя ушастыми головами. Кое-кто подобрал щит. Заподозрили что-то? Ничего, главное, чтобы поняли те, кому сигнал предназначался.

Офицер подозвал двоих рядовых, указал на лес. Вот они, пригнувшись, двинулись по склону прямо на Юска…

  – Приготовиться!

Зайцы подошли совсем близко. С одним из них Дагер Таг встретился взглядом. Глаза ушастого вдруг расширились – а через мгновение между ними вонзилась стрела.

Дальше ждать было нельзя.

– Юскатааааг!!!

С рёвом Дагер распрямился и бросился вперёд, ломая подлесок и на ходу обнажая меч. Десятки глоток подхватили его крик. Зайцы кинулись к оружию, засвистели стрелы; где-то рядом раздался мучительный хрип. Трава стремительно неслась под лапами, и вот Юска яростным ураганом налетели на первых зайцев, отчаянно пытавшихся встать в оборону. Зазвенели клинки, зазвучали первые вопли, брызнула кровь. Копьё беспомощно скользнуло по щиту, Дагер выбросил меч колющим ударом, и он тут же вонзился в чьё-то тело. Рубящий удар вбок – и ещё один ушастый с визгом покатился к воде. С флангов ласки закидывали врага камнями и стрелами.

– Эулалиаааа!!!

Те зайцы, которым посчастливилось быть ближе к реке, выстроились в прикрытую щитами шеренгу и, выставив копья, двинулись на Юска. Совсем рядом с Дагером упал пронзённый крыс, сам он едва успел отбить удар. Строй ушастых катился с жуткой беспощадностью, словно гигантский разгневанный ёж; хищники дрогнули…

И тут с востока ударила дружина Хорзы.

Заячья линия сломалась, пытаясь прикрыть беззащитный фланг, но в разрывы тут же хлынули Юска. Зажатые между рекой и двумя хищными дружинами, зайцы бешено дрались, но ни строевой порядок, ни знаменитые луки использовать уже не могли. Сражение рассыпалось на отдельные схватки. Вцепившись друг в друга, противники падали в реку, и вода бурлила, как жуткий кровавый суп. Землеройки лихорадочно отталкивали плоты, пытаясь уйти на глубину, вслед им неслись стрелы.

Дагер Таг сразил двоих почти одновременно, когда увидел несущегося прямо на него разъярённого зайца. Копьё пробило щит, почти достав до груди. Дагер упал, но через мгновение в зайца вонзился трезубец Ульфаса, когда-то принадлежавший жабам. Сбоку выскочил Хорза, взмахнул мечом – и слетела с плеч заячья голова.

Тяжело дыша, Дагер стоял среди побоища. Трупы покрывали землю, трава стала красной от крови. Её тяжёлый запах висел в воздухе, отравляя речную прохладу. Всюду раздавались мучительные стоны раненых. Течение быстро сносило огромное тёмное пятно с плававшими в нём мертвецами. Кто-то с кем-то ещё рубился, но всё было кончено. Немало хищников валялось без движения, но убитых зайцев было куда больше.

Рослый заяц стоял на коленях со связанными сзади лапами. Кровь из перечеркнувшей морду раны текла на его разорванный мундир. Локки подошёл к нему, вальяжно поигрывая саблей.

– Что я вижу! Никак на смотр собрался? Какой красавчик!

Он размахнулся и что было сил ударил зайца кулаком в голову. Тот упал навзничь. Глухой стон вырвался через сжатые челюсти.

– Ну как, приятно, когда тебя считают нечистью?!

Лис Борнальф стоял рядом, прихлёбывая из фляжки.

– А винцо-то у них недурное! Эй, знаешь, что я придумал? Давай отрезать ему лапы одну за другой и посмотрим, на которой он подохнет!

Оба хищника довольно захохотали.

– Молчать!!!

Дагер Таг Юскатаг быстро подошёл к ним сзади. Борнальф юркнул в сторону, а Локки развернулся и с вызовом взглянул на отца.

– А что такого? Ты против, чтобы воины немного повеселились?

– Воины? Избивать связанного – позор!

Глаза Локки злобно прищурились.

– Чудесно… Мой отец, вождь Юска, защищает ушастую нечисть! Может, ещё и благодарности от них ждёшь?

– Я вижу, кто-то забываться начал! – прорычал Дарел Таг и ненамного вытащил зайцебой из ножен. – Или решил, что тебе всё позволено? Ты дружинник лишь до тех пор, пока на то есть моя воля! И не важно, кто твой отец…

«И кто твоя мать» – едва не добавил Юскатаг, но сдержался.

Локки плюнул в зайца и отошёл, бормоча ругательства. Юскатаг остро ощущал идущую от него волну гордой злобы. Плохо. Воин не должен быть таким. А выгонишь его – чем это ещё обернётся?

– Пленных построить! – рявкнул Дагер Таг. – Раненых перевязать! Мы возвращаемся с победой!

– Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг! Дагер Таг! Юскатаг!

Восторженный рёв и грохот мечей о щиты неслись над полем боя. Всего за, быть может, час легендарный Дозорный отряд перестал быть непобедимым. Связанные зайцы сбились в кучу, потрясённо и, казалось, с глубоко затаённым почтением смотря на хищную нечисть, которая вдруг оказалась сильнее них. Дагер не удержался от ухмылки: выжившие всё-таки попадут в Юскабург, куда так стремились. Правда, не в том качестве, какого они ожидали.

Оставив за спинами побоище, к которому уже начали со зловещими криками слетаться вороны, дружины с пленными двинулись вдоль реки. Ульфас довольно вышагивал рядом с Юскатагом.

– Это великая победа, вождь! Пусть Тагеранг славно отблагодарит богов! Прямо вижу, как на небе Йо-Карр барсуков распинал, как щенков полосатых!

– Помнится, его самого не раз пинали, – угрюмо ответил Дагер Таг. – «Чего стоит тот бог, которого можно пнуть?» – про себя добавил он.

Странный тёмно-красный туман поднимался с реки, словно пролитая кровь обратилась в гневных духов. Он быстро растекался, покрывая и победителей, и побеждённых. Юскатаг растерянно огляделся и увидел, что впереди поднимается чудовищная чёрная туча. Вспыхнули красные глаза, и вот исполинский барсук, сжимавший в лапах двойной топор, закрыл собой полнеба, словно желая совершить мщение за погибших воинов…

– Господин! Срочное дело…

Дагер Таг Юскатаг вынырнул из сна. Он лежал, разметавшись, на широком ложе в своих покоях. Сталь висевшего в изголовье Зайцебоя мутно блестела в свете ночной лампы.

– Господин, простите, что решились побеспокоить вас!

Два стражника-ласки стояли в раскрытых дверях, и в полумраке виднелись их растерянные морды.

– Чего там у вас?

– Господин… Сюда ломится один из этих… енотов. Мы велели ему убираться, он не отстаёт, говорит, срочное дело какое-то…

– Ах, енот? Ну хорошо. Пусть заходит.

Стражники исчезли. Юскатаг снял меч, положил рядом с собой, поправил фитиль так, чтобы клинок был хорошо виден.

– Господин…

Ласка впихнул в комнату монаха, держа его за странное одеяние. Да, один из тех двоих, молодой.

– Можете идти.

Дверь закрылась. Юскатаг приподнялся, словно невзначай погладив Зайцебой. Енот стоял, крутя в лапах что-то вроде нанизанных на верёвку шариков. Амулет?

– Каково твоё имя?

– Освальд, господин…

– Знаешь ли ты, енот Освальд, что беспокоить меня ночью запрещено?

Он прорычал эти слова, и енот чуть сжался.

– Я понимаю, господин…

– И что же? Может, это твой Бог велел тебе явиться сюда?

– Нет… Я знаю, что одному зверю грозит наказание, и прошу вашей милости!

– Вот как?

Бровь Юскатага невольно дёрнулась. Кого он там вздумал защищать? Перспектива того, что монахи полезут во внутренние дела Юска, ему совсем не нравилась.

– Сегодня я был в бане… – смущённо переминаясь, произнёс Освальд. – Там была… молодая ласка… Я её выгнал. Прошу вас, не наказывайте её!

– А почему выгнал? Тебе что-то в ней не понравилось?

Юскатаг усмехнулся. Сильвию он получил в приданое, и с тех пор знал ласку как хорошую рабыню, покладистую и добрую. Топить баню она умела лучше всех.

– Я не могу находится в бане с… женщиной! Я монах!

– Как интересно… А что, всем христианам запрещено касаться самок?

То, что жрецы, прорицатели и в особенности тагеранги накладывали на себя всяческие ограничения ради волхвования и общения с духами, было хорошо известно. Может, и к христианам это так же относится? Недаром рифтгардцы говорили, что нет колдунов сильнее них!

– Нет… То есть, можно взять одну жену… Только одну, да…

За высоким вышитым занавесом раздался шорох. Освальд вздрогнул и повернул голову.

– Продолжай, – повелительным голосом произнёс Юскатаг. – Так что ты там за монах такой?

Он уже слышал, что среди христиан есть те, кто называет себя монахами. Но пусть-ка ночной гость сам объяснит, кто это такие.

– Мы посвящаем себя Богу, ради этого отказываемся от мирской жизни, семьи, имущества, занимаемся молитвой и трудом, – ответил Освальд наконец-то уверенным голосом, без всех этих затягиваний.

– Зачем?

– Чтобы обрести царство Бога, – уже совсем твёрдо сказал Освальд.

– Царство? Ты… или вы хотите что-то захватить?

Нотка тревоги на миг мелькнула в словах Юскатага.

– Нет-нет, ни в коем случае! Бог творит Своё царство в наших сердцах!

Где-то далеко прокричала ночная птица. Шарики в лапах Освальда тихо постукивали друг о друга. Юскатаг с невольным уважением смотрел во влажно поблёскивающие во мраке глаза странного зверя. То, что он говорил, было непонятным, пугающим, даже безумным; и, однако, в его словах чувствовалась сила, которая, казалось, не могла принадлежать напуганному еноту. Впрочем, и о енотах Юскатаг до сих пор лишь слышал. Кто знает, может, все они такие…

– Ну вот что, приятель. Всё это интересно, но давай-ка поговорим в другой раз. Ласке твоей ничего не будет, можешь продолжить с ней знакомство… Хотя, если то Царство тебе дороже…

Юскатаг медленно поднял Зайцебой и навёл острие на Освальда.

– Если я прикажу страже убить тебя, они это сделают. Советую помнить об этом, если захочешь вновь меня побеспокоить. Понятно?

Освальд быстро кивнул.

– Всё, иди. Стражам передай, чтобы проводили. А то заблудишься тут ещё…

Едва захлопнулась дверь, Юскатаг откинулся на подушки и рассмеялся.

– Эй, Ингрид, вылезай уже! И учти, ты хорошая жена, но разведчица паршивая!

Тяжёлая занавесь отдёрнулась. Высокая крепкая хорчиха в ночной сорочке села на постели, поглаживая округлившийся живот.

– Сдаётся мне, у моего муженька появилась причина не принимать веру наших новых друзей? Или ты готов оставить себе лишь одну самку?

Как и многие северянки, Ингрид была весьма прямолинейной. Иногда слишком.

– Между прочим, у них есть что-то, ради чего они готовы вовсе от вас отказаться!

Ингрид злобно фыркнула.

– А было бы неплохим решением для того, кто не может утихомирить собственного бастарда! Ха, как представлю тебя в этом балахоне, да с колдовскими шариками…

– А ты ведь рискуешь…

– Просто я слишком хорошо тебя знаю. Спи давай уже.

Занавесь резко закрылась.

Юскатаг вытянулся на ложе. Всё, что он услышал от христиан, словно исходило из другого мира. Если они пользуются покровительством вечного и всемогущего Бога, то что с этого имеют? Богатство, славу, удачу в битвах? Но спас ли Он их от ужасов рифтгардской войны, о которых рассказывали купцы и путешественники? Или награда, которую они находят, также выше всего, как и их Бог?

В тиши Юскатагу показалось, что сама вечность смотрит на него из-под ночного звёздного полога.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Я понимаю, что тематика необычная и "неканоничная", но всё-таки надеюсь на фидбэк... 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

10 часов назад, Меланхолический Кот сказал:

Я понимаю, что тематика необычная и "неканоничная", но всё-таки надеюсь на фидбэк... 

Ок, нате. 

 

Вот ты, как я небезосновательно полагаю, хочешь дополнять мир "Рэдволла" своими элементами ворлдбилдинга. Это похвально, и проскакивающие элементы реалистичного средневековья – в еде, порядках, одежде – действительно радуют мой взгляд. 

Однако в самом главном аспекте фанфика, религии, подавление недоверия во мне ломается об коленку, и это не потому, что я атеист. 

Вот этот момент: 

30.10.2023 в 21:57, Меланхолический Кот сказал:

– А эти народы, про которых ты говоришь… Иудеи, римляне и прочие… Они были хищные или травоядные?

Освальд улыбнулся. Подобные вопросы задавались слишком часто, чтобы на них не был готов ответ.

– Ни те, ни другие! Понимаешь… Это всё происходило в несколько ином мире, чем наш. Там звери не делятся на хищников и травоядных…

– Мы их называем «не-звери», – вдруг произнёс Патрик. – Но и мы, и они – разумные животные, несущие в себе образ Бога и происходящие от единого корня.

Заставляет лапу тянуться к морде. 

Типа чел (блаженный кто-то там, не запоминаю) просто придумал существ из другого мира, а все остальные поверили? Именно придумал, не надо мне тут про "б-жественное откровение", все звери в сеттинге восприняли бы это именно так. Это не реальный мир, где Рим, Иудея, Вавилон и прочие реальные места, народности и прочие сущности существовали, где в это было проще поверить и проще распространить, ведь оно опирается на реальность. Это выдумки, но звери воспринимают это за чистую монету . 

С таким же успехом чувак мог придумать "мышей рокеров с Марса" и поклоняться им. Или гуманоидов с плонеты жопа. Какая разница, ведь эта религия не опирается на реальность.

Уж лучше бы ты придумал свою фэнтезийную религию для Рэдволла, типа пресловутой "небесной мыши". В рамках сеттинга в это было бы намного проще поверить, внедрить и обусловить. 

 

Из этого момента вытекают другие непонятки, главным образом сводящиеся к ещё одному неудовольствию – христиане играют на сложности "туториал". Типа им и аббатство отгрохали (даже минимум два, судя по наличию и женского монастыря), и проповедовать местные власти Рифтгарда разрешают, и цари зовут учение послушать, и всякие сыны дружинников чуть ли не в губы лезут целоваться. И это без поддержки Папства, без широкого распространения христианства в других, кроме Рифтгарда местах (не нашел в тексте), без своей армии фанатиков, на худой конец, которые защитили бы выдуманное учение из другого мира. Имхо, они бы напоминали раннехристианские секты (кстати, упомянутые в тексте), и могли бы влиять только на частных лиц или на небольшие сообщества от силы. 

От этого всего, а также глубины конфликтов уровня "я увидел голую бапцу" и "языческий жрец ВНЕЗАПНО нас не любит" читать фанфик попросту скучно. 

Уж лучше бы ты описал пресловутые "крестовые походы", про рыцарей, которые практикуют христианские добродетели, и за их счет одерживают верх над грязными грешниками! Ну или про похождения ранних христиан тоже почитал бы, с тяготами пути, противодействиями властей и т.п. 

Изменено пользователем Greedy
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

@Greedy@Greedy в любом случае  спасибо за отзыв. Чуть погодя отвечу на претензии, хотя бы на часть.

Да, я понимаю, что поднимаю лапу на сложный и проблемный материал, но намерен довести до конца.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Я всё-таки отвечу на прозвучавшую критику, тем более что кое-что было обмозговано заранее.

Что касается проблемы другого мира.

11 часов назад, Greedy сказал:

Это не реальный мир, где Рим, Иудея, Вавилон и прочие реальные места, народности и прочие сущности существовали, где в это было проще поверить и проще распространить, ведь оно опирается на реальность.

Собственно, немало людей принимали христианство, не имея возможности проверить реальное наличие стартовых локаций. Разные кельты, скандинавы, в перспективе негры, чукчи, индейцы или японцы. Да и если могли... то что? Да, есть Иерусалим, он сам по себе не доказывает истинность учения и событий, с ним связанных. И вообще, почему пафосным кельтам, викингам, славянам, германцам вдруг приспичивало бросать родных и понятных богов-громовержцев и массово начинать поклоняться распятому еврею? Да, в историографии есть всякие объяснения, типа "христианство выражало более прогрессивные общественные отношения", "помогало управлять массами", но по-моему, они не могут решить вопроса до конца. Без иррационального момента.

Да. Чудеса. Древние тексты ими изобилуют. Я не пытаюсь доказать, что они были. Но предполагалось, что вера распространялась благодаря им (в том числе). Здесь тоже они предполагаются (часть я как раз описал). Звери видели, что появившиеся среди них христиане именем Божьим творят чудеса. Реакция была двоякой: или "мы наконец нашли истинного Бога", или "ой, у них очень сильное колдунство, надо бояться". Во всяком случае, это позволяло истории из другого мира воспринимать всерьёз.

Готовы ли звери были воспринять идею "другого мира"? Сеттинг весьма разнообразен, в нём много и видов, и локаций. Виды сильнее различаются, чем реальные народы. На этом фоне принять, что где-то там есть "другие необычные звери", ну, не слишком непреодолимая проблема.

И вообще, в средневековье (условном в том числе) уровень доверия к устному слову был выше нынешнего, так что у нас и в собакоголовых людей верили, "потому что путешественники видели".

Из разнообразия видов и их антагонизма также следует...

12 часов назад, Greedy сказал:

Уж лучше бы ты придумал свою фэнтезийную религию для Рэдволла, типа пресловутой "небесной мыши". В рамках сеттинга в это было бы намного проще поверить, внедрить и обусловить. 

Нет. Если идея Боговоплощения, или хотя бы единого для всех Божества связывается с конкретным видом, то все остальные: "эй, а чё не выдра/белка/ёж/хорёк/лисица?" и в результате всё рассыпается на кучу сект. Плюс накладывается извечная борьба хищников с травожорами.

Как раз то, Бог и догматика как бы стоят над всеми, позволяет распространять соответствующие универсальные ценности, где во Христе нет ни хищника, ни травоядного.

12 часов назад, Greedy сказал:

проповедовать местные власти Рифтгарда разрешают

В Рифтгарде всё связано с местной хэдканонной гражданской войной, которая случилась после революции Трисс и неудачной попытки построить коммуну всеобщего счастья. В бедственных событиях христиане проявили себя с лучшей стороны, поэтому на гос-венном уровне к ним отношение колеблется от терпимого к уважительному. И Рифтгард не является тут родиной христианства, оно появляется в западных землях, откуда пришли еноты.

Да, и после гражданской войны многие рифтгардцы пришли таки к мысли, что если хотим выжить - надо этим заниматься всем вместе. Время уже нести на помойку все эти парадигмы "плохие паразиты, хорошие травожоры и наоборот". Что готовило почву для внимания к универсальным ценностям.

 

12 часов назад, Greedy сказал:

христиане играют на сложности "туториал"

Ну, у меня вроде такого ощущения не было. Но накал градуса произойдёт. Вероятно.

 

12 часов назад, Greedy сказал:

"я увидел голую бапцу"

Она, кстати, голой не была. Но для монаха всё равно быть в бане с женщиной недопустимо, ну, если только он не настоящий святой юродивый. Но это уже исключение.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Как скажешь.

Чтиво оказалось просто не по мне, как например про попаданцев к Сталину. Тут бесполезно дискутировать и тратить время обеих сторон. 

Наверняка другие форумчане скоро дадут о себе знать своим фидбеком, может быть, даже хвалебным. 

Изменено пользователем Greedy
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 месяца спустя...

Ночной побег к Юскатагу не остался без последствий для Освальда. За самоволие Патрик назначил ему кучу дополнительных поклонов, и теперь лапы немилосердно гудели. Впрочем, от послушания вести катехизацию это его, конечно, не освобождало.

Наверное, никогда ещё гостевой домик усадьбы Юскатага не видел в своих стенах столь странного сборища. Старая мышь, ежиха с тщательно подстриженными иглами, братья-близнецы выдры и, наконец, Хендрик со своим Фриддо.

Из них всех один лишь Хендрик не был рабом.

Но сидел здесь и ещё один зверь, которого Освальду видеть отнюдь бы не хотелось. Сильвия. Юная ласка держалась прямо и спокойно, словно ничего и не произошло совсем недавно в той бане. Освальд старался не смотреть в её сторону и вообще предпочёл бы, чтобы она ушла. Впрочем, не могли же они без оснований прогнать эту несчастную обратно в мир порока и язычества, где вряд ли она стала бы больше не грешить.

Патрик уже рассказал предварительную проповедь о том, что есть только один всевышний Бог и только Он, а не идолы, достоин поклонения; Что Бог стал разумным животным, чтобы всем, кто уверует в Него, дать вечную жизнь. Теперь настала очередь Освальда.

– Бог рассказал нам одну историю про то, как зверям надо относиться друг ко другу…

Освальд обвёл взглядом слушателей, разместившихся прямо на полу. Пришли они сюда с разрешения хозяев, впервые, быть может, за всю жизнь оказавшись в предназначенном для господ помещении не в качестве прислуги.

– Вот, слушайте. Из одного города в другой шёл один хорёк. По пути напали на него разбойники, избили да оставили подыхать…

– Хорьки – сильные звери! – недовольно произнёс Хендрик. – Почему он сам их не побил?

– Ну, допустим, это был старый и больной хорёк. Не в этом дело… В общем, лежал он побитый и ограбленный, а тут проходит мимо ласка. Посмотрел на хорька, да дальше пошёл. Потом горностай идёт. Тоже поглядел и мимо пошёл…

– Ну и что? – опять вставил Хендрик. – Он сам виноват, что больной туда попёрся!

Освальд сжал зубы.

– Подожди. А после тех двоих шёл заяц…

– Тьфу!

– Заяц хорька осмотрел, раны ему промыл, перевязал и дотащил его до поселения. Ещё и заплатил, чтобы за ним ухаживали…

– Что за чушь!

Хендрик сердито махнул лапой.

– Чтобы зайцы с нормальными зверями так обходились? Никогда! Они твари поганые! Хорьку тому надо было встать да врезать ему! Что за истории в вашей святой книге собраны?

Казалось, сейчас он встанет и уйдёт. Притчу о милосердном звере рассказывали в разных вариантах, вставляя в неё представителей разных народов, и в пережившем бедствия гражданской войны Рифтгарде это работало. А вот для Юска увидеть в зайцах своих ближних оказалось куда как тяжелее.

– Хорошо! Допустим, это не заяц был… Пускай белка… Или выдра… Мышь… Бог рассказал эту историю для того, чтобы мы думали не о том, какие звери хорошие, а какие нет, а каковы мы сами! Каждый из нас!

Освальд выдохнул, стараясь унять накатившее раздражение.

– Кто оказался ближним для избитого хорька? Те, кого он привык считать своими? Нет! Тот, кто ему помог! И Бог сказал… Иди, и поступай так же!

Он быстро оглянулся на Патрика, и тот одобряюще кивнул.

– Скажи, а если бы тот заяц…

Освальд невольно повернулся к Сильвии и вдруг заметил, что её взгляд стал строгим и пронзительным.

– Если бы он знал, что этот хорёк убил его родных, он бы помог ему?

От её слов как будто повеяло холодом.

– Да, помог бы, – как можно увереннее ответил Освальд. – Бог не велел нам мстить. Погибших всё равно ведь не вернуть уже.

– У вас мудрый Бог, – задумчиво произнесла Сильвия.

Сердце Освальда забилось. Неужто что-то начало получаться?

Дверь с грохотом распахнулась, заставив енота вздрогнуть. Высокий горностай стоял в проёме, опёршись на косяк.

– Что это вы замолчали, а?

Он прошёлся по зверям взглядом цепким и недобрым. Освальд припомнил, что уже видел его на первой встрече с Юскатагом.

Горностай быстро шагнул к сидевшим у стены выдрам, и те прижались друг ко другу.

– Ты! Я что сказал тебе сделать?

– Принести мёд из погреба, господин…

– А ты что сделал? Бочку с капустой притащил, болван!

Он схватил раба за ворот рубахи и размахнулся.

– Ульфас, стой!

Патрик резко поднялся. Горностай обернулся. Его холодные светло-голубые глаза удивлённо расширились – неужели кто-то дерзнул мешать воину Юска обращаться с рабами так, как он считал нужным? – и тут же злобно прищурились.

– Тебе что-то не нравится, полосатый безбожник?

Ульфас вытянулся перед Патриком, сложив лапы на покрытой вышитой туникой груди. Освальд торопливо встал рядом с наставником.

– Пусть этот выдра – твой раб, но он, помимо этого, ещё и наш ученик. Тебе не нравится, что твоему рабу помешали выполнить работу. Как думаешь, понравится ли Богу, что кто-то мешает Его рабам?

Голос Патрика звучал спокойно и уверенно, однако Освальд заметил мелкую дрожь его сжимавшей посох лапы.

– Я отпустил рабов слушать вашу болтовню под условием, что они сделают всё им сказанное! А этот балбес Даггер стал ещё тупее от ваших историй!

– Если из-за собраний твой раб что-то сделал дурно, то я готов пойти и выполнить работу за него, – всё так же спокойно произнёс Патрик.

На морде Ульфаса вновь отразилось удивление и даже некое уважение. А вот Освальд ощутил колючий страх. Здорово, конечно, что наставник готов положить душу за паству, но ему-то что потом делать?

Вдруг горностай захохотал.

– А ты хитёр, заморский зверь! Потом скажешь, мол, я тебе плату должен? Или раба моего умыкнёшь? Ну нет уж!

Он схватил выдру за шиворот и рывком поднял.

– Знать не знаю, что там ваш Бог вам наплёл, а вот наши боги сотворили меня – господином, а этих зверей – рабами! И так будет всегда!

Мучительный жгучий гнев начал закипать в Освальде.

– Будешь поклоняться своим ложным мёртвым богам – отправишься за адские врата в вечный огонь!

– Вечный огонь? – Ульфас злобно усмехнулся. – Ха, предоставлю его вам! А мы будем вечно пировать и сражаться в небесных чертогах, а каждому из нас боги дадут столько мяса и молодых самок, что хватит на целую вечность!

– Целую вечность? – в голосе Патрика прозвучал необычный сарказм. – Да всё это надоест тебе через неделю! И, что, бесконечные земные наслаждения, унылые и однообразные – это всё, что ваши боги могут дать?

Казалось, не просто звери, два енота и горностай, а два мира – христианский и языческий – стояли сейчас рядом, глядя друг другу в глаза.

Спустя минуту мрачного молчания Ульфас развернулся и быстрым движением схватил Даггера вместе с второй выдрой за уши с такой силой, что те завизжали.

– Если от ваших бредней что-нибудь тут случится – обоих ко крестам приколотим!

Дверь захлопнулась, а Освальд продолжал стоять, сжав кулаки. Сердце яростно колотилось. Представилось вдруг, как по его молитве с неба сходит огонь, как пылают усадьбы Юскабурга, а несчастные язычники мечутся в ужасе, напрасно призывая ложных богов.

Когда звери понуро расходились, Сильвия остановилась рядом с Патриком и прошептала:

– Знаешь… Моя семья погибла из-за богов. Если ваш Бог – другой, то я готова слушать про Него.

Поправив накидку, она быстро вышла.

Освальд сел на кровать. Как и всегда после припадка гнева, он чувствовал опустошение внутри.

– Отец… Я хочу открыть тебе свой помысел. Мне хочется молиться о том, чтобы… Чтобы этот Ульфас подох и отправился в адские врата!

Патрик недовольно покачал головой.

– Ты забываешь, какого мы духа. Бог стал разумным животным, умер и воскрес в том числе и ради этого горностая. А ты желаешь его погибели?

Освальд угрюмо смотрел в пол. Признать умом правоту наставника было легче, чем принять его слова в сердце.

Поздно вечером, когда Патрик и Освальд стояли на молитве, в дверь вдруг постучали. Этот стук, какой-то отчаянный и лихорадочный, повторился несколько раз.

– Спасите! Умоляю! – донеслось снаружи.

Едва Патрик открыл дверь, как внутрь ввалилась, тяжело дыша, мышь Береника, что была на беседе. Старая мордочка её исказилась от искреннего ужаса.

– Умоляю вас… Меня убьют!

Из темноты двора уже звучали яростные вопли. Чьи-то силуэты мелькали в зыбком свете факелов.

– Господа ужинали… Госпожа Ульрика… упала… Я ничего не делала!

Мышь стояла на коленях, глаза её бегали с Патрика на Освальда, голос срывался.

– Оставайся здесь, – сказал Патрик и взял крест с алтаря.

Выйдя вслед за наставником на крыльцо, Освальд тут же увидел толпу полукругом обступивших дом зверей. Прямо напротив стоял Ульфас, и его оскаленная морда казалась зловещей в пляшущих огненных бликах.

– Я вас предупреждал! – рявкнул он.

– Что произошло?

Патрик стоял, загораживая дверной проход и держа в лапах крест блаженного Кевина.

– Что? А ты не знаешь? Или твой всемогущий Бог не захотел рассказать?

Ульфас злобно усмехнулся.

– Рабыня, которая слушала вашу болтовню, отравила мою дочь!

– Я не отравляла! – отчаянно выкрикнула Береника.

– Отдай её мне! Я приказываю!

– Смерть христианам! – послышалось из темноты. Звери Ульфаса гудели, словно рой злобных шершней.

«Господи, помилуй… Господи, помилуй… Господи, помилуй…»

Сердце гулко заколотилось, по телу разлилась мучительная слабость. Значит, вот так и становятся мучениками? Неужели их убьют прямо здесь? Ещё в Рифтгарде Освальд ответил аббату, что готов к этому.

Сейчас же он с ужасом понял, что не мог бы повторить тех слов с должной убеждённостью.

«О блаженный мученик Эдгар, проливший кровь за Господа, прошу тебя, молись за меня… и за наставника… помоги нам принять всё достойно… но, если возможно…»

– Что тут творится?

Властный и твёрдый голос заставил зверей притихнуть. Юскатаг стоял, сложив лапы на груди, и угрюмо оглядывал тех, кто вторгся во двор его усадьбы. За его могучей спиной виднелась пара ласок с копьями. Освальд почувствовал, как отлегло от сердца, но тут же ощутил стыд: разве не должен он уповать на Господа, а не на какого-то языческого вождя?

– Господин! Моя рабыня ходила к христианам, а после отравила мою дочь! Мою Ульрику…

– Ты уверен, что именно она это сделала?

Ульфас развёл лапами.

– Она подавала нам ужин! Дала Ульрике кашу… Та стала задыхаться… Упала…

– Она умерла? – спросил Юскатаг.

– Да. Лежит без дыхания.

– Христиане говорят, что их Бог самый сильный, - произнёс Юскатаг после недолгого молчания. – Значит, пусть идут в твой дом и молят Его о воскресении твоей дочери. Если она оживёт, значит, они не виновны. А если нет… То отправятся на погребальный костёр вместе с ней.

Раздались одобрительные крики. Вот так всё просто: пришёл вождь и изрёк решение. А чего, собственно, ты, Освальд, ждал? Что тут устроят судебный процесс, как в Рифтгарде, с юристами и адвокатами?

Нет, здесь тебе не Рифтгард. Здесь Юска.

Под сумеречным весенним небом они шли – или, точнее сказать, их гнали – к усадьбе Ульфаса. Береника топала между Освальдом и Патриком, её широкая юбка, колыхаясь, то и дело задевала их рясы. Распахнулась тяжёлая обитая железом дверь, и всех троих втолкнули внутрь.

– Смотри, как бы твой Бог не заснул уже! – злобно выкрикнул кто-то.

Дверь захлопнулась. Гомон стих.

Освальд оглядел просторную залу, напоминавшую внутренность усадьбы Юскатага. На длинном столе ещё стояли тарелки со снедью, а за ним виднелся чей-то склонившийся силуэт.

Совсем юная горностайка в светлом платье лежала на лавке. Коса, в которую была заплетена длинная шерсть на её голове, свисала на пол. Другая горностайка, видно, её мать, без движения сидела рядом, держа дочь за лапу. Её губы беззвучно шевелились.

– Госпожа Ульрика, – прошептала Береника.

Освальд потрясённо смотрел на горестную картину. Только сегодня он готов был молить Бога о наказании для этого нечестивого Ульфаса, и вот…

Неужели эта несчастная девчонка должна будет расплатиться за грехи своего папаши?

«Нет… Господи, пожалуйста, нет! Не надо! Это из-за меня? Потому что я… Пожалуйста, не наказывай её!»

Освальд был уверен, что любому святому достаточно было бы помолиться, протянуть лапу, и Ульрика бы ожила. Вот только самого себя святым он назвать никак не мог. Да и молиться о явном чуде – не будет ли это недопустимой дерзостью?

Хотя, могут ли они выбирать?

Патрик перекрестился и осторожно положил крест блаженного Кевина Ульрике на грудь.

– У вас есть лекарства? Противоядия? Что-то в этом роде? – произнёс он, обращаясь к Беренике.

– Я давала ей снадобье… – глухо сказала горностайка.

Казалось, она не понимала, что происходит, кто эти звери и почему они находятся в её доме. Весь её облик окутало горе, тёмное и страшное своей внезапностью. Освальд представил себе, как совсем недавно они вместе с дочкой сидели тут за ужином, и вдруг…

– Я не знаю! Я не врачевательница! – простонала мышь, вцепившись лапами в стол.

– Да я вот тоже, – вздохнул Патрик. – Вроде в таких случаях делают промывание. Освальд, Береника, приготовьте тёплую воду! Попробуем хоть что-то…

– Это здесь!

Береника направилась к очагу. Патрик опустился на колени рядом с Ульрикой, и Освальд невольно покривился. Он, стало быть, будет заниматься какими-то там земными делами, а наставник уйдёт в молитву, и его лапами, быть может, Бог совершит чудо?

Снаружи послышалась возня, злобные крики, и вдруг дверь опять открылась. Внутрь ввалился, тяжело дыша, мышь в длинной зелёной тунике и быстро закрыл вход за собой.

– Ужасные дураки! Простите, господа, я всё-таки опоздал? Я Нимбало, врачеватель!

С искренним удивлением и даже страхом он взглянул на енотов, но тотчас быстро подбежал к Ульрике.

– Так, что тут у вас? Отравление? Что она ела?

Нимбало схватил со стола деревянную тарелку с недоеденной кашей, принюхался и с криком отшвырнул.

– Проклятье, это белладонна! Ну, если прошло больше часа… Тащите промывание, быстро! Попытаемся хоть что-то сделать, но…

Береника поднесла кувшин с подогретой водой. Нимбало вместе с горностайкой повернули Ульрику на бок, Патрик подхватил крест и осторожно приложил его к её голове…

Ульрика дёрнулась так резко, что Береника отшатнулась, едва не выронив кувшин, и вода выплеснулась Освальду на лапы. Маленькая горностайка поднялась с лавки, испуганно озираясь кругом…

Всё дальнейшее – плач Ульрики, радостный крик её матери, причитания Береники, болтовня Нимбало – слилось для Освальда словно в единую картину. Главным было чудо. Совершилось то, о чём Освальд втайне мечтал, а иногда даже дерзал молиться. Чудо произошло у него на глазах, едва ли не при его собственном участии!

Кто теперь останется неверующим?

Патрик взял Ульрику за лапу и ласково поднял. Поддерживая её, они с Освальдом медленно вышли из усадьбы.

Сумерки уже перешли в ночь. Звери всё так же окружали усадьбу, в свете факелов их фигуры отбрасывали длинные дрожащие тени. Кто-то выкрикнул было что-то злое, но резко смолк.

Ульфас взбежал на крыльцо и прижал Ульрику к себе.

Освальд замер и ощутил, как дрожь пробежала по телу. Вот и наступил тот миг, которого он так ждал. Ещё чуть-чуть, и эти язычники, потрясённые, падут на колени, станут умолять о крещении – а куда им деваться?

– Видишь, Ульфас? – раздался скрипучий голос. – Хотя в твоём доме оскорбили богов, они всё же милостиво исцелили твою дочь!

Скосив взгляд, Освальд увидел стоявшую в стороне от всех толстую крысу в наряде, напоминавшим одежды тагеранга Фенрира.

Что… Да как она смеет?

– Её исцелил истинный Бог, а не идолы! – в гневе выкрикнул Освальд.

– Значит, наши боги разрешили сделать это вашему, – хмыкнула крыса.

«Интересно, блаженный Кевин рассердится, если его крестом я ударю этого гнусного язычника?»– подумал Освальд.

Держа на лапах Ульрику, ухватившуюся за отцовскую шею, Ульфас вышел на середину двора.

– А теперь слушайте меня! Всем, кто обретается в моём доме, в доме Ульфаса, сына Урчина, я запрещаю слушать христианское учение! Нет от него ничего, кроме бед и беспорядка. Хватит гневить богов! А эти… пусть благодарят своего Бога, что у меня лапы заняты и не могу достать меч!

Освальд сжал кулаки. К горлу поднялся комок. Но гнев странно смешался с острой жалостью к этому язычнику, который так ничего и не понял. Терять близких – это больно, и Освальд, помнивший кончину бельчонка Адама, хорошо понимал это. В конце концов, его собственные родители отправились на тот свет прежде, чем он успел их запомнить.

Патрик легко тронул ученика за рукав рясы.

– Идём. То, что должны были сделать, мы сделали.

В гнетущей тишине они прошли через двор.

– Я буду молиться, чтобы ты узнал, Кто посетил твой дом, - тихо произнёс Патрик, поравнявшись с Ульфасом. – Дай девочке есть.

Тот глухо зарычал. Ульрика всхлипнула. Лишь на мгновение Освальд встретился с ней взглядом, но всё же успел заметить удивление и радость, мелькнувшие в глубине её больших мокрых глаз. Слабый огонёк надежды вспыхнул в сердце. Да не может ведь быть, чтобы всё оказалось зря! Хотя бы для кого-то. Для одной маленькой горностайки…

– Эй… Друзья!

Обернувшись, Освальд во мраке увидел топавшего за енотами Нимбало. Толстый мышь пыхтел и переваливался, но Освальд настолько погрузился в свои мысли, что до сих пор не замечал его, хотя они с Патриком почти дошли до усадьбы Юскатага.

– Погодите… Я слышал о вас. Вы вроде как проповедуете какого-то нового Бога?

– Истинного Бога, – твёрдо ответил Патрик.

– Истинного? Но что есть истина? – Нимбало хмыкнул. – Как бы то ни было, хочу предупредить, что это не всем тут нравится.

– Мы уже поняли, – в голосе Патрика мелькнула ирония.

– Конечно, вам повезло, что эта горностайка выкарабкалась…

Повезло? Выкарабкалась? Что этот врачеватель хочет сказать?

– Её Бог воскресил!

Освальд повысил голос чуть ли не до крика, но Нимбало это ничуть не впечатлило.

– Друг мой, когда можно что-то объяснить естественными причинами, я предпочитаю не трогать богов, – мышь снисходительно улыбнулся. – Полагаю, мать дала ей хорошее снадобье или яда было мало…

– Это чудо было! Чудо, чудо, болван ты неверующий!

Нимбало отступил, когда Освальд резко шагнул на него.

– Э, приятель, спокойно! Хорошо, пусть будет чудо. Я хотел сказать, что рядом с тагерангом вечно крутятся крысы-прорицатели. Полагаю, они-то девчонку и траванули. Чтобы всё свалить на вас!

– Ты не разделяешь нашу веру, но хочешь помочь? – задумчиво произнёс Патрик.

– Скажу так: и вы, и я тут чужие. Вот только я живу среди Юска подольше вашего. И кое-что научился понимать.

Он улыбнулся, но тут же посерьёзнел.

– Если не боитесь здесь оставаться, то всегда можете меня навестить. Я недалеко живу… Спросите любого зверя…

Нимбало возбуждённо шептал, смотря в упор то на Патрика, то на Освальда.

– Только не жрецов с прорицателями! Вообще подальше от них держитесь! Из простых кого-нибудь спросите… они скажут… проводят даже…

Быстро кивнув на прощанье, Нимбало развернулся и вскоре скрылся в темноте.

Молчаливый – за это Освальд сейчас был особо благодарен – ласка-стражник впустил монахов во двор. В ставшем их кельей домике всё так же горела лампада, и на Освальда накатила странная смесь радости и горечи. Они избежали смерти, Бог совершил чудо…

И оно оказалось никому не нужным. Язычники приписали его своим богам, Нимбало – природным явлениям.

А если бы произошло нечто более… впечатляющее? Вода превратилась в вино или сошёл огонь с неба?

– Отец, почему они не верят? – с горечью прошептал Освальд.

– Видимо, потому что не хотят, – спокойно ответил Патрик. – Кажется, мы с тобой уже говорили об этом. Никакое чудо не может принудить к вере. Но всё, что совершает Бог, имеет смысл. Однажды мы поймём его. Может быть, уже за пределом этой жизни. А пока просто поблагодари Господа, что можешь лечь в кровать, а не на брёвна погребального костра!

Глядя в тёмный потолок, на котором едва виднелся отблеск лампады, Освальд опять вспомнил девочку-горностайку, дочку Ульфаса. Поняла ли она, что с ней случилось? Осознавала ли что-то, когда лежала на лавке? Может, её душа вышла из тела, и она видела нечто? Он помнил истории о зверях, вернувшихся с того света и рассказывавших о небесном лесе и адских вратах. И с некоторыми святыми бывало такое.

А что, если…  

Во всяком случае, тихий свет надежды, что всё случилось не зря, ещё не погас.

Да и кто сказал, что сегодняшнее чудо будет единственным на этой земле?

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Снег и кровь.

Алые пятна на белом покрове. Тут и там валялись тела убитых.

От остатков стоянки тянуло гарью.

Чужие звери бродили сосем рядом, добивали раненых, а иных связывали, чтобы сделать рабами. Это слово Сильвия хорошо знала.

Дрожа от холода и страха, маленькая ласка прижималась к телу отца, из которого торчали стрелы.

Её заметили. Огромных размеров лис, подойдя, схватил Сильвию за платье. Клыки обнажились в ухмылке.

«Святое Небо, спаси меня!»

Мысль, подобно отчаянному крику, вырвалась из глубин сознания. Боги оставили их племя, боги предали их, но, быть может, там, наверху, есть ещё кто-то. Ведь не может его не быть?

– Отпусти её!

Молодой высокий соболь стоял, опираясь на копьё, и с вызовом смотрел на лиса.

– Ей хорошая цена будет. А если нетронутой останется – ещё выше. У тебя и без того три самки есть!

– Ты не указ мне, Реддик! – злобно крикнул лис. – Я её нашёл. Моя добыча! И нетронутой ей недолго оставаться…

Соболь молниеносно выбросил лапу – и пробитый насквозь копьём лис повалился в снег рядом с Сильвией. Кровавая пена потекла из сведённой смертной судорогой пасти.

– Так будет с каждым, кто вздумает спорить с Реддиком Камнешкуром!

Верёвка впилась в лапы. Пока её связывали, Сильвия смотрела в белёсое зимнее небо, по которому плыли клубы дыма…

Опять этот сон. Сильвия лежала на спине, сердце гулко билось, мех слипся от пота. Надо успокоиться, вспомнить, что сейчас она – любимая рабыня госпожи Ингрид и живёт в усадьбе Юскатага. Всё хорошо. А тот день, навсегда, словно краска в льняную ткань, въевшийся в память, остался в прошлом.

В прошлом, которое продолжало жить в её душе.

Подковыляв к окну, Сильвия едва слышно прошептала обращённую к небу молитву. Она сочинила её сама уже давно, и эти бесхитростные слова помогли ласке пережить плен и путешествие с работорговцами. А потом её купила Ингрид.

Заря разгоралась, и Сильвия вышла из коморки навстречу полному забот дню. Помочь приготовить завтрак, подать завтрак, убрать после завтрака, подмести, что-то куда-то отнести, проверить, как поживают рыбы в прудике и съедобные жуки в сарае да накидать корма им всем – мало ли работ в большой усадьбе.

Близилось время обеда, когда госпожа Ингрид позвала Сильвию в свои покои.

Хорчиха полулежала на постели. Её лапы с удивительной сноровкой управлялись с вышиванием, выделывая причудливый узор на полотенце, покрывавшем округлый живот. Сильвия встала на почтительном расстоянии и замерла.

– Тебе известно о том, что на днях случилось в усадьбе Ульфаса?

– Да, госпожа.

– Что звери говорят об этом?

– Многие жалеют госпожу Ульрику и радуются её выздоровлению. Кое-кто говорит, что всему виной оскорбление богов. Другие считают, что это был просто счастливый случай.

Сильвия отвечала без запинки, скрывая тревогу. Она не любила, когда речь заходила о богах.

– Это всё?

– Некоторые считают, что её исцелили христиане. Но об этом предпочитают не  говорить.

– Ты ведь ходила к христианам?

Ингрид пристально смотрела рабыне прямо в глаза.

– Да, госпожа. Вместе с рабами господина Ульфаса.

Она давно научилась понимать, к чему госпожа клонит разговор. И теперь чувства не обманули её.

– Сегодня пойдёшь в усадьбу Ульфаса. Не сейчас, а после обеда, когда Ульфас будет отдыхать. Передашь Ульрике поздравления с выздоровлением с подарок от меня.

Ингрид протянула Сильвии вышитую красивым растительным узором накидку.

– Попробуй разузнать у госпожи Брунхильды, что там произошло. И я хочу, чтобы ты привела ко мне Ульрику вместе с той мышью, которую обвиняли. Как её имя?

– Береника, госпожа.

– Постарайся не попасться на глаза Ульфасу!

Сильвия быстро кивнула. Последнее указание, откровенно говоря, ей и не требовалось.

Уже после обеда, выходя из усадьбы, Сильвия едва не столкнулась с Нимбало. Мышь быстро кивнул ей и двинулся к покоям госпожи, уверенно сжимая в лапах врачебную сумку. Странный этот врачеватель, как поговаривали, плевать хотел на всех богов и, тем не менее, именно ему Юскатаг доверил осматривать супругу.

Безбожие Нимбало, впрочем, Сильвию смущало меньше всего.

Ласка торопливо шла по уличному настилу, щурясь на солнце. После обеда звери отдыхали по домам. Те, кто всё же встречались ей на пути, скользили взглядом по блестевшему на груди Сильвии золотому ярлыку – знаку её принадлежности к дому Юскатага.

Дверь усадьбы Ульфаса открыл Виспер, один из выдр, ходивших к монахам. При виде Сильвии его глаза вспыхнули от радости, но она быстро дала знак молчать.

– Господин почивает после обеда, – прошептал Виспер. – Госпожа Ульрика у себя, я провожу!

Когда Сильвия вошла в осторожно открытую Виспером дверь девичьей комнаты, Ульрика сидела на кровати и вышивала. Это получалось у неё совсем не так умело, как у Ингрид: лапки дрожали, а игла тыкалась не туда. Брунхильда, её мать, сидела рядом, неотрывно смотря на дочку. Когда она обернулась, Сильвия заметила, что глаза горностаихи покраснели.

– Да, Ульрика сейчас здорова. Передай своей госпоже, что мы благодарим её.

Ульрика взяла у Сильвии накидку, расстелила на коленях и улыбнулась, глядя на вышитые цветы.

– Госпожа желает знать, насколько тяжёлой была болезнь госпожи Ульрики и что помогло ей выздороветь, – осторожно произнесла Сильвия.

Брунхильда молча глядела в окно. Минуло время, Сильвия уже хотела заговорить вновь, но тут она тихо произнесла:

– Нить, что прядёт лиса Урд, не оборвалась. Но то не в нашей воле.

Сильвия знала сказание о богине судьбы Урд, старой одноглазой лисице, что сидела у корней великой сосны и пряла нить жизни каждого зверя. Вот только христиане, наверное, не верили в неё, как и в прочих богов. И похоже было, что Брунхильда не желала говорить о случившемся с её дочерью.

– Госпожа Ингрид желает видеть госпожу Ульрику и рабыню Беренику, – чётко сказала Сильвия.

Брунхильда рассеянно кивнула. Ульрика бросила на Сильвию подозрительный взгляд.

– Хорошо. Ради просьбы госпожи Ингрид я отпускаю Ульрику… вместе с Береникой. Надеюсь, твои господа как следует проучат эту мышь.

Она недобро усмехнулась.

Вскоре Ульрика, Сильвия и Береника втроём шли по улице. При свете дня на морде старой мыши под мехом хорошо виднелись огромные синяки.

– Скажи… Скажи, пожалуйста, твои господа тоже гневаются на меня? Сильвия, дорогая, мне так плохо! Я не выдержу…

– Так, прекрати ныть! Всё хорошо. Госпожа Ингрид не хочет тебе ничего плохого. Ты ведь не…?

Сильвия недоговорила, но мышь слишком хорошо понимала, о чём речь.

– Нет! Нет, клянусь! Чтобы я причинила зло доброй госпоже… Я люблю её, правда!

Клятвы рабыни-мыши не стоили ничего для Юска. Тем более, той рабыни, которая подавала еду с отравой. То, что Беренику не убили сразу, само по себе казалось чудом.

– Я помогу тебе, – как можно увереннее сказала Сильвия. – Мы же почти единоверцы теперь всё-таки. Тем более, что это я вас во всё это втянула.

Она попыталась ободряюще улыбнуться. «Великое святое Небо, не оставь нас! И христиан, если они пришли от тебя».

Юскатаг восседал на троне в пустом зале. Сильвия с Береникой встали на почтительном расстоянии, а Ульрика, как свободнорожденная дочь дружинника, смело прошла к вождю.

– Я рад видеть, что ты избежала объятий смерти.

Ульрика учтиво поклонилась.

– Благодарю, господин.

– Ты привела рабыню, которая покушалась на твою жизнь?

Береника вздрогнула всем телом и сжала лапы на груди.

– Господин, я не обвиняю её…

– Если она не виновна, пусть поклянётся великими богами и поклонится им!

Юскатаг обвёл взором всех троих. Береника затравленно озиралась. Сильвия замерла. Хотя за сезоны службы Юскатагу она научилась угадывать намерения господина, но всё равно не могла до конца их понять. Особенно сейчас.

– Господин… Умоляю вас, не просите меня об этом! Я не могу кланяться богам!

– Отчего это?

– Христианский Бог не хочет, чтобы мы это делали!

– Ах, вот как? Стало быть, это Бог христиан научил тебя отказывать в почтении нашим богам?

Юскатаг прищурился и погладил мех на груди. Что-то тёмное сгустилось у стен зала, и Сильвия ощутила на себе недобрый взгляд.

– И чем же христианский Бог отличается от наших, что выдвигает такие требования?

– Бог один… Он самый сильный… И самый добрый… – лепетала Береника. – Он сделал мир и всех нас, чтобы мы… были счастливы и жили вечно…

– А понимаешь ли ты, рабыня Береника, что если звери перестанут приносить жертвы Йо-Карру и другим великим богам, то они покарают народ Юска? А если они соберутся вместе да прогонят христианского Бога, кто нас защитит от их гнева?

Береника вдруг резко подняла голову.

– Когда госпожа Ульрика упала, госпожа Брунхильда призывала богов, но они не помогли! Никто! А когда пришли христиане с крестом… Госпожа Ульрика ожила!

Она замолчала. Казалось, силы вот-вот оставят несчастную мышь. Мучительно всхлипнув, она рухнула на колени и в полном отчаяния жесте воздела лапы к Юскатагу.

– Господин! Умоляю вас! Я не творила зла своей госпоже! Клянусь… Клянусь христианским Богом!

– Хорошо! Я верю тебе.

Береника сидела на полу. По её мордочке катились слёзы. Сильвии нестерпимо захотелось поднять её, обнять, утешить, но она понимала, что этикет нахождения перед повелителем не допускает таких вещей. Заодно ласке стало ясно, почему Брунхильда не стала рассказывать о случившемся с её дочерью.

– Нимбало! Отведи Ульрику и рабыню в покои моей супруги! – приказал Юскатаг.

Пухлый врачеватель быстро подбежал откуда-то из тёмного угла.

– Госпожа, прошу вас… С позволения господина, я узнаю ваше здоровье! Прошу, доверьтесь мне, как и госпожа Ингрид доверяет…

Оставшись с Юскатагом наедине, Сильвия смело взглянула в глаза повелителю.

– Господин, я пообещала этой рабыне, что в нашем доме ей не причинят зла.

– Она храбрая рабыня, – задумчиво произнёс Юскатаг. – Интересно, это христианский Бог на неё повлиял? Думаю, мы скоро узнаем.

Он поманил Сильвию.

– Передай на кухню, чтобы подготовили хорошее угощение. Мы устроим состязание христиан с нашими жрецами, и пусть все боги явят свою силу!

– Конечно, господин.

Сильвия вспомнила вдруг, с каким ужасом тот енот отшатнулся от неё в бане. Он не знал, конечно, что то, что его испугало, было запрещено и ей самой. Она прислуживала в бане… И не более того, как бы иным зверям не хотелось общения другого рода. Так что то, что Освальд обозвал её «блудницей», Сильвия могла бы счесть оскорблением.

Но он так решительно отказался от возможности приятного времяпрепровождения… Из-за, что его Бог запретил таковое?

Интересно. Очень интересно. Под мехом пробежал озноб, как всегда, когда сталкиваешься с чем-то странным. И сейчас Сильвия неожиданно для самой себя ощутила острое желание, чтобы Бог христиан победил в предстоящей схватке.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 недели спустя...

Ммм, какой интересный кроссовер 👍

Написан интересно и грамотно, хорошии языком👍

(Мой отзыв не будет особо связным, прошу прощения за это)

В целом антураж прописан очень сочно, есть некоторые моменты. Например "священный отец". Святой отец обращение же вроде? Священный это текст, предмет, обряд и т. д.

Тема, конечно, сложная, и без натяжки совы не обойтись всилу жанра. Но есть и неясные моменты.

Не совсем ясно как христианство перешло в другой мир. Это какое-то  видение еноту-основателю аббатства?

Или человек, попавший во вселенную Рэдволла?

Если это было видение, как мог Кевин так точно и подробно узнать догматы и обряды христианства? Или это был монах-попаданец в енота?)

И кстати, христианство какое именно попало из нашего мира в этот? До разделения церквей, или после?

И по идее должен быть физический контакт одного мира с другим для передачи священства. Если нет переемственности, то чем тот же Освальд отличается от друга-хорька, который решил провести самодеятельную литургию?

Также, непраздный вопрос грехопадения. Если жители этого мира не произошли от Адама, то и грехопадения не было, но с жругой стороны, они и  не из нашего мира. По сутт, древние люди - Адам и Ева и их потомки - знали Бога, но потом отпали от него, и уже после жертвы Христа получили возможность снова вернуться. 

Знали ли древние звери Бога? Если придерживаться религиозного мировоззрения, то их тоже долден бвл создать Бог, и, если он един во всех вселенных, то, возможно и грехопадение Адама повлияло на все вселенные. Например, если бы изначально Рай обьединял все вселенные, и после смерти, туда попадают все, из всех населенных миров.

Или может быть, что наш мир и мир Рэдволла, это не параллельнве миры, а разные планетв, как у К.С.Льюиса в "Космической трилогии"?

Освальд, конечно, как будто совсем неподготовленный, или от волнения так все время лажает... с другой стороны, богословской академии он не кончал, а учился в аббатстве , где всего полтора енота. По сути , он по мировоззрению не отличается от того же язычника, только верит в чудеса от одного Бога а не от нескольких. Сцена с бельчонком и разговор про другие миры - довольно странная. Их воспитатель заявляет по сути, что иных миров нет, но их вера сама из другого мира и это известно. Конечно ясно, что он имеет ввиду тему перерождения или реинкарнации, но странно, что не разъясняет вопрос нормально.

Также, как понимаю, в Рифтгарде христианство не является офмциальной или единственной религией, странно что оно не осталось чем-то типа "странной веры енотов". Вообще, еноты как туда попали, это американские хищники и даже в мире Рэдволла они должны бы обитать в очень дальных краях. Если основатели аббатства были парой енотов-монахов, спасшихся при кораблекрушении, ну они могли приплыть из дпугого континента. Ну а вот родители того же Освальда, кто и откуда?

Племя Юска мне напомнило дохристианскую Русь или скандинавию. (тогда это, в принципе, было одним культурным пространством)

По идее они хищники и приняли енотов потому, что те тоже хищники, но в то же время у них есть и рабы-хищники, и свободный мышь-лекарь.

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

(Фух, предыдущий коммент писал почти час, и при отправке страница перезагрузилась, и он пропал 😖😶

Но к счастью, редактор сообшений его сохранил 😌 )

В то же время как и наши предки еще будучи язычниками брали Царьград, язычество не значило отсталость в техническом плане, только всякие дикие обычаи. Так и тут, Юска не очень то примитивны. Хотя например, их правитель, при наличии бани, не очень любит мыться. Жена не пускает, к банщицам ревнует ? 😂

Понравилось, что Освальд рассуждает, например про то, что его желание кары Ульфасу - могло быть причиной смерти Ульрики.

Да, у каждого свой взгляд на происхолящее, но так и Бог творит чудеса руками людей. Это те чудеса, которых достоин Освальд, он не пророк, чтобы призывать огненный дождь, серу и пепел)

Каменный стол на вершине горы - отсылка к Нарнии?)

Я как понимаю, хорек послал своего слугу-белку учиться христианству, но сам на уроки так ни разу не приходил,?

Будет ли раскрыта связь белки с христианством, где он узнал фольклор, чтобы отразить его в фигурках? И как понимаю, болезненные воспоминания о Рэдволле.

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

14.07.2023 в 15:09, Меланхолический Кот сказал:

– Подыскал бы ты ему рясу по размеру, отец, – сухо произнёс Ниниан, когда Освальд уселся на скамье и чинно сложил лапы на коленях.

– Мне очень жаль, но в ризнице действительно не нашлось ничего лучшего…

Сидевший рядом старый Патрик глянул на своего воспитанника. Шерсть серебрилась на его усталой морде.

– Это значит лишь то, что плохо искали.

Выйдя из кабинета, Патрик придержал Осввльда за плечо.

- В этот раз я не стал про тебя говорить настоятелю, сын мой. Но это уже последний раз. Ты помнишь, каким было твое первое послушание?

 - Э, подмести двор, кажется? -Освальд неловко почесал затылок. Он в мечтах основывал уж свое собственное аббатство где-то в далеких джунглях среди пятнистых дикарей, и этот вопрос застал его врасплох.

- Рясу! Подшить твою рясу! Ты должен был потратить пару часов и подшить край, а ты уже год спотыкаешься об нее! 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

 Поделиться

  • Сейчас на странице   0 пользователей

    Нет пользователей, просматривающих эту страницу.

×
×
  • Создать...