Фанфикшн

Памяти Брайана Джейкса, замечательного сказочника, подарившего нам вселенную "Рэдволла"

- …И ты говоришь, что от туда лапы растут! Мало того, что нож затупил – нет! – надо было весь узор загубить!

- Да ладно Вам, мистер С…

- Я уже молчу, что ножик кухонный! Так как же это понимать, Каттлфиш? Мастерская  и кухня уже не разделяются, да? Кухонный нож для плоско-рельефной резьбы, струг – для хлеба…

- Я не хотел! Честно. Я думал…

- О флоте Его Высокоблагородия Смертельного Копья? Оставь эти пустые надежды, малец! Ему не нужен подмастерье, тем более такой никудышный.

- Но мой отец…

- …От галерного раба прошел путь до капитана, знаю. Но он плохо кончил. Я не хочу, чтобы ты повторил его ошибку. Когда придет моя пора отправляться в Темный Лес, я хочу, чтобы мы встретились, как старые друзья. Я несу за тебя ответственность, Каттлфиш, и мне не хотелось бы, чтобы Капилл думал иначе.

***

Вот такой разговор состоялся у нас с Каттлфишем вечером, в моей мастерской в порту Рифтгарда. Вы, конечно, немало смутитесь: в самом деле, чего это старый Фабер несет какую-то галиматью? Но, друзья мои, я не писатель, а плотник, стамеска мне ближе пера. Просто в этот раз я – не то из-за накопившихся опилок в голове, не то по свойственной моему уже преклонному возрасту сентиментальности – решил написать рассказ. Да-да, рассказ, ибо история, которую я вам поведаю, вне всяких сомнений, будет интересна. Это история, как вы, верно, уже догадались, про моего приемыша, Каттлфиша и про плотника, то бишь меня.

***

Я – Фабер Соллерс, плотник, резчик по дереву. Умному зверю не трудно догадаться, что я потомок Нагорской Выдры-Драконоборца, Клода Соллерса, но сам я в это верю с трудом. Да мех у меня близок к рыжему, но благородным и бесстрашным я себя не ощущаю, по крайней мере, последние двадцать сезонов точно.

До того, как взять в лапы ручник, я довольно долго был пиратом. У нас в Нагорье это называется «капер», но мне пришлось осознать (увы, слишком поздно), что разница тут не большая: я, мой брат и еще десятка три хищников ходили в море, топили пиратские суда, забирали добычу. Везли все это ценное барахло Его Высочеству, воплощению добродетели, того же трижды клятого благородства и справедливости, будь они неладны, – Смертельному Копью. Сколько невинных зверей мы погубили помимо морских бродяг – уж и не припомню. Старый Кошак (когда король мертв, а власть сосредоточена в иных лапах, я могу, наконец, горностай его дери, называть мерзкого тирана как подобает!) именовал пиратами и тех, кто не платил налоги или – упаси Сезоны! – бежал за море. А с пиратами – настоящими, или нет – разговаривать было не принято…

Порой встречались и настоящие бандиты: Капиллатус Каттлфиш – тому яркий пример. Косматый, угрюмый, вечно навеселе, он наведывался в порт, где успевал и нажраться, и подраться и обчистить всех (или почти всех – как ему настроение подскажет) торговцев. Нередко доходило дело и до поножовщины, но, оглядываясь на прожитые сезоны, могу с уверенностью сказать, что Каппил был лишь мелким хулиганом в сравнении с каперами Его Величества (тьфу!).

По правде сказать, мне даже жаль его: он воплощал свою мечту, он, в буквальном смысле, из галерных рабов выбился в капитаны – на Севере такое едва возможно! Кроме того, это был мой враг: именно мы, я и он, выдра и горностай, не раз скрещивали клинки, штурмовали корабли (он – моего «Странника»,  я – его «Черного Омара»), отправляли друг друга на корм чайкам, акулам и прочей морской живности. Эх, славное было время! Но, в конце концов, моя взяла: я сжег «Омара», пока Капилл веселился в трактире. А потом и команду его перерезал, разумеется. Когда подошла его очередь… Я не струсил, нет, просто после стольких лет закадычной вражды мне казалось невыносимым прикончить такого отчаянного парня, как Капиллатус Каттлфиш.

Теперь мне кажется, что смерть была бы лучшим исходом для разбойника: он уходил зачем-то до самых Льдов и  возвращался в Рифтгард, никому не нужный, неизвестный; гвардейцы и каперы его не трогали, да и зачем? Без денег, без оружия, без команды он уже не   был капитаном Каттлфишем! Некогда тучный горностай в цветастых шелках, теперь был тощ и оборван, больше походил на привидение, нежели на настоящего зверя. К тому времени я уже оставил службу, открыл мастерскую, ведь мой дядя неплохо выучил меня когда-то плотницкому делу; Капилл наведывался  и ко мне: сидел часами за станком, смотрел… Я делал вид, что мне все равно, продолжал свое дело, вслух наставляя самого себя («Так-с, поперечный, или торцовый – поперек волокон… Лучше, все-таки, вдоль, меньше усохнет… Так-так…»), не знаю, зачем. Может, чтобы заглушить упреки совести?.. А он все смотрел… Потом, медленно так, сиплым голосом говорил «Ну, какого барсука ты это сделал? Зачем?», а потом, как бы извиняясь, спрашивал, есть ли у меня грог. Если был, то я давал. Если нет – давал денег, золотом (после того, как я отошел от дел, у меня, как у заслуженного капера, водилось немало золотишка). Он глядел на деньги со странным отвращением (теперь глаза его уж не загорались), но не отказывался, бормотал какие-то слова благодарности и уходил прочь, в ближайший трактир, чтобы все там и спустить.

Это уже не была жизнь, нет. Для Капилла наступило мучительное, долгое, бесполезное существование, отяготившее и его, и окружающих. Хотя… Нет, не совсем так: продлилось оно не очень долго: спустя несколько сезонов Капилла-таки убили.

Стояла ранняя весна. Вечером я, как обычно, работал в мастерской. Капилл зашел поздно (он недавно ходил во Льды), лицо его было как-то странно озабочено. В лапах он держал небольшой сверток. Я начал свое:

- Грубое дерево попалось. Нужен двуручный струг…

- Фаб, - он посмотрел мне прямо в глаза, - ты же мне друг, да?

Его вопрос застал меня врасплох. Я не знал, издевается ли он, или затеял какую-то игру. Я изобразил улыбку, но слова не шли:

- Н-ну…

- Поможешь?

Хвала Сезонам! Давно я ждал этих слов. Не зная, как облегчить страдания бедолаги, я готов был принять его на ночь, дать ему еды, грога денег – чего угодно. Это хоть как-то могло помочь залечить его рану, может даже, (теперь мне это кажется такой глупостью!..) положить начало крепкой дружбы. «Конечно, Капилл, что захочешь!» Любой пустяк… Но на сей раз просьба его оказалась много серьезней, чем я ожидал.

Он вручил мне сверток, к немалому моему удивлению, оказавшийся живым существом: коричневым со светлой грудкой щенком горностая… Я понял раньше, чем Капилл мне объяснил…

- … Ну… И это, значится, сын мой. Присмотри за ним, хорошо?..

Я кивнул. Капиллатус Каттлфиш пожал мне свободную лапу (второй я прижимал к груди сверток), вышел во двор и направился в трактир. Когда луна на мгновение показалась из-за осенних туч, я увидел его лицо: на губах легкая улыбка, глаза блестят. В его походке чувствовалась былая бодрость, во всех движениях сквозила уверенность, что все теперь будет хорошо: у него сын, он, Капилл, начнет жизнь заново, и не надо бояться: пока он вершит великие дела, чадо находится в надежных лапах друга. Эта уверенность невольно сообщилась и мне, я был горд и за себя, и за него.

А утром я узнал, что Капилла больше нет. Напившись на радостях, он повздорил с парочкой хорьков, вовлек в спор еще дюжину зверей, потом затеял драку и был убит через несколько минут: его череп проломили табуреткой, и он умер, продолжая улыбаться во весь рот…

***

Прошло еще сезонов пятнадцать. Моя жизнь не сильно изменилась со смертью Капилла, разве что я теперь уже готовил себе преемника. Жены и детей у меня не было, может, потому я, не имея опыта обращения с младенцами, вырастил такое вот недоразумение. Старая миссис Виксен помогала мне по мере сил и возможности; лисица после того, как отнянчила своих многочисленных детей и внуков, разбредшихся по всему свету, могла найти время для моего приемыша. Но она, как мне кажется, только изнежила парня: напичканный ее историями о героях и злодеях, о драконах и драконоборцах, он не очень-то думал о дальнейшей своей жизни. А жизнь его определилась довольно ясно – он должен сталь плотником, резчиком по дереву, тут тоже, знаете ли, фантазия нужна и сноровка.

Однако, как вы уже поняли из начала моего рассказа, фантазия Каттлфиша-младшего пошла не в том направлении: даже я не додумался бы до кухонного ножа в мастерской, тьфу, мышь меня защекочи! Он мечтал о дальних странствиях, сражениях и прочих авантюрах, какие только могут выпасть на долю молодого, полного сил зверя. А работа… Он уважал меня, как друга своего отца (я не говорил ему, какую скверную роль я сыграл в жизни Каттлфиша-старшего), во всем пытался мне подражать, как-никак, а он мне многим был обязан. Но работа ему просто не была интересна, как он не пытался мне обратное доказать. Мы оба чувствовали это, и от того нам обоим было неловко.

***

На первый взгляд Рифтгард представляет собой беспорядочное скопление трактиров, пабов, корабельных и плотницких мастерских (вроде моей), рыночных площадей и неуклюжих домишек, до трех этажей высотой. Населяет его довольно пестрая публика: морские крысы, куницы, серебристые лисы, белки, портовые крысы, выдры, горностаи, лемминги, несколько росомах, амбарные крысы, ласки, барсуки, некоторые родственники Старого Кошака, хорьки и еще черт знает, какие крысы. И все они чувствуют город-порт нутром, способны в нем жить (или выживать?), питать его уродливую тушу живительными соками, заставляя работать по его собственному невообразимому механизму. Те же, кто приезжает в Рифтгард из других городов (особенно южных), как правило, надолго не задерживаются. Они не могут вынести его дух.

Белла Броктри не была исключением. Но ее визит изменил многое.

Каттлфиш влетел в мастерскую, весь его вид выражал волнение и восторг:

- Мистер С, угадайте, кого я встретил в «Старой Вонючей Норе»?

«Старая Вонючая Нора» - трактир у самой пристани, принадлежит одному моему знакомому хорьку. Выглядит он под стать названию, сквернейшее местечко…

-Я плохо знаю твоих приятелей, малец... Это Вилу? Впрочем, нет, я забыл, ты не общаешься с богатенькими карапузами…

-Она барсучиха, - подсказал Каттлфиш и чуть склонил голову набок, словно слово «барсучиха» должно было сказать мне нечто большее, чем то, что заключено в этих девяти буквах. Возможно, он даже поднял бровь для пущей выразительности, но это не много ему дало: забыл вам сказать, что Каттлфиши отличаются от других горностаев особо густым и длинным мехом. Капиллатус был волосат, как росомаха, а ботфорты носил на размер больше, чтобы просто поместить в них не в меру заросшие лапы. Порой мне кажется, что его избранница, действительно, была росомахой, потому что сын вышел еще страшнее: пряди шерсти торчали из драных штанин и дыр на шелковой рубахе. Единственная, кстати, шелковая вещь в его скудном гардеробе, он получил ее за золотую серьгу, которая не была ему нужна, ибо, опять же, полностью скрывалась волосами из его ушей. Густые волосы падали и на лоб, так что вся выразительность его мимики терялась в космах бурого меха. В любом случае, я его не понял:

-Барсучиха? И что?

-Ее зовут Белла, и она дочь лорда Вепря.

Белла Броктри! Вот тогда-то я и вспомнил юную брокхолльскую барсучиху. Много сезонов назад, когда Северные Горы еще были молодыми, а Льды и вовсе льдами не были, наши семьи были очень дружны. Но все это в прошлом: по крайней мере, я не знал лично ни одного брокхолльского барсука. Беллу я видел сезонов десять назад, тогда ее отец как раз посещал Рифтгард. Честно сказать, она и не оставила хороших впечатлений: на редкость вздорная капризная девчонка…

-А, Броктри. И что же она?

***

А она сильно изменилась, судя по рассказу Каттлфиша. Да, теперь это была практически взрослая барсучиха, практически ровесница моего приемыша. Но дело было даже не в том: Белла стала своевольной и упрямой особой, готовой пойти против воли отца-лорда ради собственных интересов. А интересовалась она, как не трудно догадаться моему верному читателю, кораблями, партизанским движением мелких насекомоядных, военной историей – словом, все тем, чем не положено интересоваться юной леди.

Около сезона назад она таки сбежала из Брокхолла навстречу приключениям, ибо не престало бесстрашным героям сидеть под домашним арестом. И вот, вчера она вошла в Рифтгард, подняв на уши всех добропорядочных и недобропорядочных зверей. А потом познакомилась с Каттлфишем.

Передаю вам эту историю со слов самого Каттлфиша, хорька Флинка (хозяина «Старой Вонючей Норы», если вы не забыли) и нескольких завсегдатаев его трактира…

***

Трактир «Старая Вонючая Нора» был практически пуст: утром туда почти никто не ходит. За столиком у окна сидело несколько лисиц, у стойки – некрупный кугуар, хорек Флинк – по ту сторону, разглядывал диковинного зверя. На юную барсучиху никто даже не посмотрел.

-Надолго вы собираетесь у нас задержаться? – извивался перед гостем Флинк. Его хитрая физиономия расплылась в льстивой улыбке. Кугуар посмотрел на него, словно на какую-то непростительную ошибку природы, потом глянул на остальных, словно надеясь на помощь:

-Je ne comprends pas un mot. Qu'est-ce que je peux dire cet écureuil?

-Я не рассчитываю на что-нибудь сверх обычной платы – упаси Сезоны! – нет. Хе-хех… Просто если Ваша милость соизволит заночевать…

-Il est ivre? Pourquoi il fait ces sons étranges? – похоже, заморский гость немного струхнул. Флинк никогда не был красавцем: плешивый, гнилозубый, с сильно косящими глазами, он у всех вызывал отвращение. На крупного опрятного кота он, тощий и кривоногий, произвел не лучшее впечатление, скрипя перед ним, и пресмыкаясь. Как позже выяснилось, Королевские Гвардейцы не смогли встретить лорда на пристани, а Флинк, нутром чующий наживу, решил пристроить благородного зверя у себя. За похищение лорда Конколора, владыки Северо-Западных Земель, его здорово выпороли те же гвардейцы, но до того оставалось еще несколько часов, а пока он тщетно пытался преодолеть языковой барьер

Каттлфиш, нарушил мерное бормотание постояльцев, споткнувшись об какую-то крысу, задремавшую у самого входа. Не успел он подняться, как злосчастный грызун, изрыгая проклятия, набросился на него. Немногочисленные зрители расхохотались, но никто и не думал вмешаться.

-Каттлфиш, проклятый щенок, смотри куда лезешь! Хо-хо!

-Ну и болван! Ха-ха-ха! Поделом тебе, горностаев ты щенок!

-Il s'agit d'un cochon de Guinée, ou ... Oui, putain de vous faire sortir! Le tout sur un visage ...

-Ты так скоро к папаше своему присоединишься, мышь меня защекочи!

Под визг и улюлюканье Каттлфиш-младший, наконец, добрался до стойки. Наверное, благодарил судьбу за то, что дала ему густой мех: никто не видел, как он покраснел…

-Похлебку и эль.

-Может по уху и ремень? Крыс то из стражников! Хи-хи-хи-хи… Вот Фабер-то обрадуется…

-Да отстаньте же от него!

Все обернулись на барсучиху. Белла дрожала от негодования и гнева, но даже в этот миг слепой ярости она была прекрасна. Каттлфиш, затаив дыхание, ждал развития событий.

Первым пришел в себя Флинк:

-Это обычный нагоняй, девочка. Тебя он не касается…

-Касается, еще как касается, в этом не сомневайся, вонючка, - барсучиха хмыкнула. – Он – свободный зверь, и вы не имеете права его оскорблять.

Флинк опешил:

-Ну а я чем хуже? Вонючка, видите ли…

-А вы – да, вы все! – всего лишь трусливые подхалимы, сплетники и гадины. Вы сами себе враги, и вы сами себя заарканили. Вот!

-Que se passe-t-il? Qui est cette tamia? – протянул кугуар, но у Беллы на то был свой простой ответ:

-Et vous ne la fermez, vous tromper!

Конколор опешил, глядя дикими глазами на дерзкую барсучиху, но потом, видимо, решил, что спорить с детьми – дело пустое и ниже его достоинства, и потому отвернулся, впредь не говоря ни слова.

Белла повернулась к юному горностаю. Последний смущенно уставился в свою миску.

-Может, и не стоило так…

-Да все отлично! Поделом им,– барсучиха весело улыбнулась. Когда Каттлфиш спросил ее, не слишком ли это дерзко по отношению к старшим, она улыбнулась еще шире, а потом высказала все, что думала о «старших» вроде Флинка и ему подобных. Хорек стоял, разинув пасть, но – видно, Конколор оказал на него хорошее влияние – не вмешался, а только испугано покачал головой.

-А как Вас…

-Тебя. Будем на «ты». Меня уже тошнит от этих ужимок…

-Гм. Так как тебя зовут?

-Белла. Просто Белла. А ты…

-Т. Дж. Каттлфиш. – горностай нахмурился. – Что смешного?

Барсучиха, действительно, смеялась: пыталась сдержаться, краснела, но все равно смеялась. Ее карие глаза виновато потупились.

-Ничего… Хи-хи… Извини. Никогда не встречала горностая по имени Каттлфиш.

Парень все понял.

- Да… Серьезно, я понимаю. У нас в роду те еще моллюски.

На сей раз оба покатились со смеху. Посетители трактира удивленно переглянулись: возле грязной стойки, в окружении грозных и тупых, надменных и жалких отбросов звериного общества стояли барсучиха и горностай и смеялись в голос, словно назло окружающему их кошмару…

***

-… А твой отец?

-Н-ну… Его уже давно нет в живых. Он погиб, когда мне было два сезона.

-О. Прости.

-Ничего. У меня есть мистер С.

-Мистер – кто?

-Мистер С. Соллерс, значит… Фабер Соллерс – плотник и резчик по дереву. Он вырастил и воспитал меня. Не будь его, я не знаю, что бы со мной было.

-Я не знаю, что с тобой будет, если ты не починишь струг, обезьяний потрох! Иди домой!

Уже несколько дней они проводили вместе – Каттлфиш и Белла. Пострел бывал в мастерской только утром, когда мы оба должны были работать, и ночью, когда я загонял его спать. Все остальное время он посвящал своей новой товарке: они ходили рыбачить, лазили по крышам, катались на лодке – словом, наслаждались обществом друг друга.

Барсучиха никогда не заходила в мою мастерскую. Вот и теперь, увидев меня издалека, она, по старой еще привычке, присела в реверансе, но потом, спохватившись (как никак, теперь она уже не леди), унеслась прочь, ожидать приятеля у калитки… Каттфиш помахал ей вслед и весело взбежал на крыльцо.

- Она – чудо!

- Она – егоза. Почини струг, будь уж так любезен.

Сидя за столом, Каттлфиш все не унимался, рассказывал мне о похождениях блудной дочери лорда Вепря. О том, как Белла повздорила с землеройками-партизанами. О том, как Белла дошла до границы с Южноземьем за полтора месяца, но повернула назад, так как на нее напали жабы. О том, как жила в монастыре Глинобитная Обитель с настоящими мышами-монахами. Я лишь качал головой: в Рифтгарде мышей не водилось, слишком уж суровые у нас нравы...

-А еще она хочет отправиться через Западное море, увидеть, что находится за закатом.

-Мир кругл.

-Да это я символично, мистер С!

Символично… Знаем мы ваше «символично»: изображать бесстрашных путешественников, весело, да, но от себя не убежишь: место Беллы - в Брокхолле. Жабы – не самые страшные противники, барсуку они не опасны. Землеройки – крикливы и драться любят, верно, но они убивают нечисть. До поножовщины с барсуками у них дело не доходит. Можно сказать, что Белле везло до сегодняшнего дня. Но это – Север. Тут никто не пощадит тебя за то, что ты – еще дитя. Многим здесь обломили крылья, потому мне так не хотелось, чтобы эти юные звери поняли это слишком поздно. Но я ничего не сказал. Даже когда Каттлфиш заговорил о рыбалке в Угрюмой Бухте.

-Место отличное. Тихо… И рыба там – прелесть: сельдь, семга…

-К утру чтоб оба вернулись. С уловом или без, - я постарался напустить на себя серьезную мину, но, видно, получилось плохо: Каттлфиш смекнул, что к чему, и ринулся ко мне, заключив вашего покорного слугу в объятия.

-Спасибо, мистер С!

-Ну… Ладно-ладно, хватит… Тьфу! Когда же ты космы свои заплетешь?..

Мне вдруг стало жалко их обоих. Ведь, в самом деле, что может случиться? Неужели, там обязательно должны быть гвардейцы Кошака? А если и будут, то обязательно они должны сцепиться? Все будет хорошо, решил я, чувствуя прижавшееся ко мне костлявое, но крепкое тело.

***

-Грубое дерево попалось. Нужен двуручный струг…

- Фаб, ты же мне друг, да?

- Так-таак… Усушка не должна быть сильной… Ага…

- Фаб, ты же мне друг, да?

- Однако прочность подкачала… Хорь тебя дери!..

- Ты же мне друг, да?

-Проклятье! Что же ты…

- Ты же мне друг, да?

-...Будешь делать… Что?...

- Друг, да?...

Друг… Я делал все, что в моих силах, чтобы гвардейцы не нашли беглецов. Я носил им еду, следил, чтобы в подвале было сухо и не очень холодно, Флинк (как странно, что этот ничтожный подлипала заинтересовался их спасением!) предупреждал меня о всяком приближении зверей Старого Кошака, и на том ему спасибо.

После позорной порки хорек изменился: ненависть к гвардейцам передалась и ему, похоже, он почел за честь помочь мне и насолить королю. Именно Флинк в ту злополучную ночь привел ко мне двоих барсуков. Именно Флинк рассказал, что случилось:

- Они были там около полудня, барсучиха и твой приемыш. Забросили сети, сидели себе, никого не трогали. Смеялись, болтали…Моя племянница, она в Угрюмой Бухте с детишками сезонов шесть живет, сама весь этот спектакль видела…

Так о чем это я?.. Ах, да! Ну, так и сидят они в лодке, а тут же рядом этот барсук, как его бишь… Бурополос. Вот! И этот самый Бурополос рассказывал, мол, что рыбачил там с прошлого вечера, устал. Ему семью кормить: мать, братьев, сестер… А Минкс сама сказала, она не даст соврать, что там щенков этих барсучьих - дюжина! Большая семья… Вот, а Бурополос там за старшего, родитель давно ведь преставился. Каттлфиш ничего не ответил, а товарка его и спрашивает, не обременительно ли это: няньчить такую ораву. Ну он смеялся, скажу тебе!.. Говорит, мол, «не обременительно, сударыня, они – кровь от моей крови, я за нихответственность несу, ведь это выше и важнее всяких там скитаний». Сказал, что будь он лордом, то все бы отдал за своих слуг. Девчонка не поверила, видимо, надулась, как индюшка, так они с Каттлфишем еще с полчасика сидели, молча…

Барсук, значится, домой собирался идти, а тут эти пятеро… Из резиденции Его Высокоблагородия. Сказали, пройдем, пес полосатый, ты в кладовую Его Величия рыбы мало отдал. Он, конечно, про своих им начал рассказывать… А старшой у них – сам Транн, сын Кошака! – и говорит, мол, тебе, шавка, значится, своих обормотов жалко? А что король? Ему с голоду помирать? Зима на носу! Тому глупости хватило сказать… Эээ… Глупости или смелости? Ай, ладно!.. Короче, Бурополос предположил, что короля кормит еще сотни таких, как он, так что беспокоиться не о чем. Что тут началось!.. Этот котенок Транн, не старше твоего Каттлфиша, такой вой поднял! Приказал вязать беднягу и тащить ко двору, где с него, ничего не смыслящего, наглого деревенщину, обязательно шкуру спустят по лоскуткам…

Но тут вмешался Каттлфиш: сиганул из лодки на пристань, подошел к Транну и сказал, мол, не трогайте парня. Кому сказал! Унгатт-Транну, и так резко, в лицо! Тот опешил, давай верещать, что горностаевому щенку тут вообще делать нечего, пусть катится подобру-поздорову со своей товаркой, иначе их всех, мол, в темнице сгноят… Вот тогда-то Каттлфиш и огрел его трезубцем. Не веришь? Точно говорю: выхватил у Транна трезубец и шандарахнул его по полосатой башке! А потом приставил вилку к горлу и сказал, что это он, Транн, кататься будет, прощения у него, Каттлфиша, просить. У него и его друзей. А как стражник спросил его, кем сам-то он будет, так он замахнулся трезубцем – лихо так, аж воздух свистнул – шлепнул принца по заду, так что тот в воду полетел, и говорит  зычно так, не думал, что он так рычать может: «Я, щучьи вы потроха, - Трамун Каттлфиш, вольный пират! И я сам решаю, с кого шкуру спустить, а кого насадить на кол! Хо-хо! Да, мышь меня защекочи, и если кто из вас задумает бросить меня или этих барсуков в темницу – пусть сразу выходит, я мигом его подлечу!»

Никто не вышел. Местные окружили гвардейцев, разглядывали скулящего на мелководье Транна, вслух – это при гвардейцах-то! – восхищались смелым юношей, спрашивали, не могут ли быть полезными вольномуразбойнику. Ну, он и потребовал, чтобы принца и его прихвостней разоружили, связали и пустили в свободное плаванье. Когда пленники заскулили, он сжалился: «В плаванье – это бишь в замок. На первый раз. Но если снова кого тронете – в море, на дырявом плоту!»

Их и отпустили, связанных, как он и велел. Все так счастливы были: настоящий заступник нашелся!.. А потом до них и дошло, что достаточно тем болванам встретить другой отряд – как за мятежниками начнется охота! Минкс сама привела их ко мне, обо всем рассказала, предупредила, что если их найдут в «Норе» - поркой я уже не отделаюсь… Ну да пес ними, с Кошаком и его прихвостнями! Теперь им трудно будет удержаться у власти, особенно когда все уже поняли, что они тоже не боги! Я буду рад дожить до того дня, когда Каттлфиш и ему подобные бросят Его Светлость на корм рыбам.

***

Сначала барсуки – Белла и Бурополос – жили у меня, а Каттлфиш – в подвале трактира. Потом они, ночью, поменялись местами. После происшествия с лордом Конколором никто не подумал, что Флинк, этот трусливый хорек, решится на такой риск, как укрывательство государственных преступников. Меня же, как бывшего капера, никто бы и не думал подозревать. Приемный отец опасного преступника, самого Трамуна Каттлфиша, пирата, вероломно напавшего на принца со спины!.. Звери смотрели на меня с сочувствием, непониманием. Но не подозрением. Ибо они думали, что долг для меня – превыше всего.

***

- Белла отправится на юг, в Брокхолл, Бурополос пойдет с ней. Минкс позаботится о его семье, да и другие обитатели Бухты им помогут… Думаю, барсучата могут даже подружиться с хорьками. Хе-хе! А почему нет? Они почти ровесники, а Минкс – отличная воспитательница. Кто бы думал, что они с Флинком родственники, горностай меня дери!.. Ох, прости малец…

- Ничего, мистер С. Все путем!

По правде сказать, я сильно сдал. Мне было неловко перед Каттлфишем, неловко перед Беллой, перед Флинком – перед всеми. А вот сам Каттлфиш, казалось, стал увереннее. А почему ему и не быть таким? Он опозорил королевскую гвардию, побил принца, стал героем в лице зверей, еще недавно не принимавших его всерьез… Он делал успехи и не многим уступал Капиллу.

Я уже собрал ему еды в дорогу – пути горностая и барсуков должны были разойтись: Бурополос с Беллой пойдут на юг через горы (на двоих барсуком никто не решится напасть, особенно если с ними будет хороший проводник-росомаха), а в Цветущих Мхах каждый из них сможет выбрать свой путь… Впрочем, за несколько недель они так подружились, что я думаю, в Брокхолле они будут жить вместе: сильный и умный хозяйственный парень и добрая, упрямая девица с большим сердцем. Каттлфиш отправится через Западное море на корабле моего брата. На островах он, может, начнет новую жизнь, а если и нет – через несколько сезонов, когда история о нем малость подзабудется, он вернется… Хотя, забыть этого славного оборванца, напомнившего северянам, что они - сами хозяева своей жизни… В любом случае, он не пропадет.

- Мистер С.

- Да?

Косматая голова горностая склонилась, голос стал тише:

- Я могу попрощаться с ними?

- Конечно, - ответил я. Для сына Капиллатуса Каттлфиша я готов был на что угодно.

Каттлфиш-младший вышел во двор и поежился: даже его длинный мех не спасал от ночного холода. Белла и Бурополос стояли у калитки, нагруженные одеждой и провиантом, проводник-росомаха стоял тут же. Барсучиха кивнула своим спутникам:

- Оставьте нас ненадолго, хорошо?

Двое крупных зверей отошли подальше. С минуту барсучиха и горностай стояли молча, не зная с чего начать.

- Мистер С говорит… Э… Что ночи на севере длинные, у вас с Бурополосом будет достаточно времени на длинные переходы. Стражники вас вряд ли остановят…

- Трам, все хорошо, - глаза ее заблестели. – Ты все правильно сделал.

- Знаю.

- Нет, серьезно! Кто-нибудь должен был их проучить. Бурополос тоже так считает.

- Бурополос… - горностай грустно улыбнулся. Вдруг улыбка сползла с его физиономии. – А что будет с тобой?.. То есть, я хотел сказать, что с вами будет?

- Все будет хорошо. Мы вернемся в Брокхолл, к моему отцу… Я знаю, ты удивлен. Может, даже расстроен. Но так надо, поверь… Мне это не в тягость. Просто, я поняла, что там я принесу больше пользы, помогая моему народу – да, моему народу, я же, все-таки, леди Белла. Я несу за них ответственность. Это мой долг.

Каттлфиш, казалось, готов был сквозь землю провалиться. Он уже ничего не понимал.

- А каков же мой долг?!

- Никакой. Ты теперь вольный разбойник, каким и хотел стать. Ведь верно?

Он задумался. А ведь верно! Он уже не был учеником плотника, я и сам это видел. Подмастерье исчез. На его месте стоял свободолюбивый и независимый бродяга – вполне себе благородный, немного костлявый, но от того не менее благородный.

- Верно, - снова улыбнулся он. Белла заключила его в жаркие объятия, оба плакали.

- Я буду скучать, Трам.

- Я… Я тоже. Н-ну иди. Иди же… Скоро утро.

Он смотрел, как  барсуки и росомаха уходят на юг, и весь вид его говорил о затаившейся в глубинах души печали… Горностай обернулся, и увидев меня преобразился… Да, сказал себе, мол, не престало разбойнику нюни распускать, приосанился и двинулся навстречу.

***

Трехмачтовый «Потрошитель» замер у причала, его силуэт четко выделялся на фоне моря. На борту суетились звери. Пора.

- Стрим встретит тебя на корабле. Веди себя прилично, но не пресмыкайся – помни, что перед тобой – каперы, звери подлые… Я и сам таким был, знаю, о чем говорю: они и Кошаку тебя продать могут…

Каттлфиш фыркнул:

- Я не боюсь Кошака.

- И их не бойся, просто будь осторожен, хорошо? Не надо трястись, как осиновый лист. Будь всегда уверенным, упрямым, смелым, стойким… И хитрым. Чем ты заметнее, тем ты незаметнее, как говаривал Клод Соллерс. Сам он был рыж, носил яркий плащ… Какая скрытность? От того никто и не подумал, что он – охотник на драконов. И тебе надо быть броским.

Я оглядел своего подопечного, от волосатых ушей до босых грязных лап… Босых грязных…

- У меня для тебя кое-что есть. Подожди минутку.

Он ждал, пока я принес из мастерской свой подарок. Я никогда вот так, торжественно ему ничего не вручал, потому-то Каттлфиш весьма удивился, особенно, когда увидел, что это…

- Башмаки?

- Не просто башмаки. Это отличные, деревянные башмаки. Прочные, отлично переносящие сырость. Чудо!

- Спасибо, конечно, мистер С, - Каттлфиш смутился (может, от того, что никогда не носил обуви?). – Но зачем мне башмаки?..

- Ясень пень, похлебку ими черпать, дурень! – мне чуть дурно не стало, но увидев его смущение, я успокоился. – Носи на здоровье, малец. Ни один зверь не сможет верно чувствовать почву под лапами, не имея хорошую пару башмаков, поверь мне. Сандалии быстро потеряешь. Ботфорты… Твой отец изрядно с ними намучался. Ты же не будешь шерсть на лапах стричь, верно? Вооот… А башмаки тебе всегда пригодятся, можно сказать, они тебе имя сделают. Я уверен…

- Отправляемся! – в дверях возник мой младший братец, Стрим Соллерс. – Где твое дите?

- Сейчас-сейчас! – Каттлфиш от души пожал мне лапу. – Спасибо вам, мистер С. За все спасибо.

Он надел башмаки и выскочил на улицу. Его обдало холодным соленым воздухом, но горностай не чувствовал мороза. Его сердце переполняло веселье, жажда приключений читалась в его глазах. При лунном свете он вдруг особенно сильно напомнил мне Капилла… Сердце у меня защемило…

- Каттлфиш!.. Каттл… Тьфу!.. Трамун!

Он уже взбирался на палубу, но соскочил тут же обратно, под неодобрительное ворчание экипажа. Он удивленно остановился передо мной – удивленно, ибо я впервые, может, позвал его по имени.

- Мистер С?

- Трамун… Ты… Это… Космы свои заплети. А то как паклей обвесился, честное слово!

- Да, мистер С. Прощайте, мистер С!

Грохоча башмаками, он снова понесся по причалу навстречу своей новой жизни. А я подумал, что он еще просто молод. Привыкнет к морю, поправит здоровье… Растолстеет. Он еще своего папашу вширь перерастет, зуб даю!

***

-Фаб, ты же мне друг, да?

-Да, Капилл. Не сомневайся.

Конец