Для мышонка в аббатстве не было скучных мест. На пруду летом можно было ловить рыбу, купаться, или даже кататься на перевернутом столе, пока не прибегут взрослые и не надерут уши. Зимой же пруд превращался в каток и место для снежных баталий.
В погребах царил загадочный полумрак, вкусно пахло содержимым старинных дубовых бочек, и можно было представлять себя Мартином в темницах Котира, или Дандином пробирающимся сквозь подвалы в замок Терраморта. А если у Хранителя было хорошее настроение, можно было вдобавок получить кружку с земляничной шипучкой. Про кухни и говорить нечего – если помочь с нарезкой овощей, или мытьем посуды, повар всегда рад был угостить диббунов засахаренным каштаном или остатками пудинга.
Но больше всего мышонок любил чердак. На него почти никто не ходил, и если вдруг шумные игры надоедали, можно было подняться туда по узкой лестнице, откинуть скрипучую – надо бы смазать петли – крышку и оказаться в одном из самых удивительных мест Рэдволла.
В солнечном свете, пробивавшемся через небольшие оконца, летали пылинки, оседая не бесконечных шкафах, столах, комодах и прочей мебели, стащенной сюда в разное время. Почти вся она была безнадежно сломана, но зато представляла почти неограниченное пространство для игр и исследований. Как-то раз за ширмой в углу мышонок даже нашел старые латы, ржавые, но от того не менее интересные. Надеть их не получилось, но зато удалось снять шлем, которым он полдня пугал старших, выпрыгивая из-за угла.
Но самое удивительное открытие подарила ему маленькая дверца, обнаруженная за большим комодом. Мышонок добрый час пыхтел, оттаскивая его, но так и не позвал на помощь – чувствовал, что тайна, скрывающаяся там должна быть его – и ничьей больше.
Наконец, его усилия были вознаграждены – за комодом обнаружилась дверца, в которую он не без труда сумел протиснуться. А сделав так, мышонок застыл в изумлении.
Перед ним была длинная галерея, тянущаяся, судя по всему, вдоль всей стены. Стена, пол и потолок в ней играли самыми яркими, причудливыми красками – так расписал их свет, проходивший через огромный витраж.
Про него давно все забыли – снаружи витраж казался лишь пыльным окном с нечеткими узорами, но изнутри поражал не меньше знаменитого гобелена. Мышонок медленно шел вдоль разноцветных стеклышек, складывавшихся в бесконечные истории – мыши, белки, ежи, выдры, зайцы, кроты заново проживали дни своего прошлого в таинственно мерцавшем калейдоскопе.
С тех пор, мышонок стал часто бывать на чердаке – разглядывая витраж, он представлял удивительные истории, участником которых делал себя. Он даже не поленился убрать пыль отовсюду, докуда смог дотянуться – и старое стекло заиграло новыми красками.
В один из зимних дней игра особенно захватила его: сражаясь с пиратами, он отчаянно размахивал палкой – ей назначено был играть роль меча Мартина Воителя. Прыжок, удар, поворот, еще удар и…
С хрустальным звоном на пол посыпались разноцветные осколки – в одном из фрагментов витража появилась дыра, сквозь которую немедленно задул холодный ветер. Дыра была небольшой, но мышонок с перепугу увидел зияющий провал, готовый поглотить и витраж, и чердак, и его самого. Приглушенно пискнув, мышонок пустился наутек.
Спал он неспокойно, хотя о его проступке так никто и не узнал – как и прежде, никто из старших на чердак не поднимался. Ему было почудилось, что сон уже рядом - он даже закрыл глаза, но уже через минуту снова распахнул их. Не выдержав, мышонок крадучись выбрался из спальни, и, убедившись, что коридоры пусты, побежал наверх. В галерею он входил с опаской, нутром чувствуя, что что-то н так. Витраж был освещен лунным светом, и казался бледнее обычного. Осколки все также валялись на полу. Внезапно, мышонок услышал легкий перезвон – будто бы шепот. Он прислушался – шепот-перезвон исходил от витража. Мышонок подошел поближе, и тут ему показалось, что картинки на витраже движутся. Он испуганно ойкнул, запнулся и полетел носом прямо в стекло!
Удара не последовало. Открыв зажмуренные от страха глаза, мышонок увидел, что стоит уже не в галерее, а на зеленой лужайке. Вокруг были деревья, виднелась стена аббатства, но все было каким-то ненастоящим, будто склеенным из кусочков. Поглядев на свои лапы, мышонок понял, что и сам стал таким же. Догадка осенила его – он попал в витраж!
Мимо куда-то спешили звери – все они были также сделаны из кусочков стекла. Они переговаривались между собой, и голоса их звучали тем самым перезвоном, который мышонок слышал ранее. Только теперь ему удалось различить слова: «Катастрофа! Ужасное несчастье!»
Звери стягивались к тому месту, где заканчивалась лужайка, и должен был начинаться пруд. На его месте зияла черная пропасть, из которой тянуло могильным холодом. На краю пропасти лежали звери – все они были тяжело ранены – у кого-то недоставало лапы, у кого-то хвоста, а один бедный заяц даже недосчитался головы!
Вокруг собралась толпа, все шумно обсуждали происходящее, но никто не торопился помочь пострадавшим. Мышонок протолкался поближе и начал расспрашивать бесхвостую белку, стоявшую рядом.
Оказалось, что причина произошедшего жителям витража неизвестна – по-видимому, это стихийное бедствие (тут мышонок покраснел и потупил взгляд). А помочь раненным никак невозможно, ведь для этого нужно стекло, а спуститься за осколками никто из стеклянных зверей не может. Мышонок уже хотел предложить помощь, но страх остановил его – ведь если жители витража узнают, что это он виноват в случившемся, кто знает, что они сделают с ним. Кроме того, некоторые части от столкновения с полом рассыпались в пыль.
Терзаемый совестью, он продолжил расспрос. Выяснилось, что помочь можно было и иначе – отдав кусочек своего стекла. Но, к сожалению, никто не хотел лишаться частички себя. Только мышка Бриони с витража, повествующего о войне со Свартом, ходила между раненными с радостью предлагая помощь. Была она вся какая-то надтреснутая, но ее осколки никому не подходили. Сама же она, отдав осколок, начинала так страдать, что все почитали за лучшее поскорее вернуть ей недостающую часть.
Продолжив расспросы, мышонок выяснил, что есть у стеклянных зверей еще одна надежда: где-то на краю витража живет Воин в красном плаще. И, вроде как, должен он помогать всем страждущим, только вот Воина этого давно никто не видел, так что придется видно раненным до конца дней своих быть разбитыми.
Совесть еще сильнее вгрызлась в мысли мышонка, и он сам не понял, как вызвался разыскать Воина. Идти по витражу было очень интересно – он все время чувствовал себя героем самых разных историй: то он оказывался вместе с Мартином под стенами Маршанка, то поднимался на Саламандастрон, то обнаруживал себя среди хищников Юска. Но какими бы захватывающими не были эти события, его не покидало ощущение того, что все это ненастоящее. Впрочем, неудивительно, ведь это был только витраж. Стеклянные солнечные лучи, стоило перестать думать о них, застывали, становясь на ощупь такими же, как ветви деревьев, хищники и лесные жители не убивали друг друга, а только вставали в грозные позы да звенели оружием, по морским волнам ты мог плыть на стеклянном корабле, но если надоедало – спокойно шагал по воде, прыгая с волны на волну. Путь был долгим, и постепенно яркие истории перестали занимать мышонка. В голове осталось то единственное, что было настоящим – разбитые звери у черной дыры.
Наконец, на горизонте замаячили черные стены, словно горы закрывавшие собой горизонт. Приглядевшись, мышонок понял, что это была оконная рама - он достиг края витража.
Вдоль края тянулась бесконечная заросль шиповника – она обрамляла собой все окно.
Сейчас она казалась гигантской – каждый цветок был размером с взрослого зверя, а шипы напоминали острые мечи. Пройти насквозь было невозможно, но мышонок и не собирался этого делать – ведь за шиповником витраж кончался. Вокруг никого не было, и он расстроенно сел на стеклянную траву, разгладившуюся под ним, стоило ему заострить на ней свое внимание.
Внезапно, один из цветков зашевелился, и мышонок изумленно подскочил. То, что он принял за лепесток, оказалось алым плащом – длинным и широким. Подойдя поближе, он увидел мышь – похожую чем-то и на Мартина и на Матиаса, и на всех прочих мышей - воителей, которых мышонок видел на гобелене и на витраже. Воин в красном плаще спал – его глаза были закрыты, а стеклянная грудь мерно поднималась и опускалась. Посмотрев повнимательнее, мышонок понял, что глаза Воина не просто закрыты – их затянула пыльная паутина, скопившаяся в дальнем углу. Неудивительно, что он спал так долго!
Он попытался протереть пыль рукавом, но стекло только звякнуло о стекло. Хлопнув себя по лбу – снова звон! – мышонок сосредоточил мысли на рукаве, и он снова стал материей. Боясь, что долго это не продлится, он поспешил убрать пыльную паутину с глаз Воина.
Стоило последней нити упасть, как веки Воина дрогнули, и он тяжело поднялся. «Как же долго я спал», - сказал он, глядя мышонку прямо в глаза, - «Зачем ты разбудил меня?».
Оказалось, что он ушел сюда, к самому краю рамы, добровольно, поскольку прочим жителям витража его помощь была не нужна, а помогать другим – это единственное что он считал целью своей стеклянной жизни. Узнав о случившейся беде, Воин немедленно согласился прийти на помощь пострадавшим. Обратный путь показался мышонку вдвое короче – быть может, так оно и было, ведь Воин шагал впереди, а он знал стеклянный мир вдоль и поперек.
Наконец, они прибыли на место. Увидев раненных. Воин только вздохнул и принялся за дело. Он мечом вырезал осколки из своего плаща и отдавал их тем, кто в них нуждался. Новые лапы и хвосты сидели как влитые. Разумеется, они были такими же алыми, как и плащ, но никто не жаловался, даже заяц, у которого теперь была красная голова.
Плащ Воина стал меньше и не таким красивым, как раньше, но все еще был похож на гигантский лепесток шиповника. Мышонок был очень рад, что все закончилось благополучно. Засмотревшись на белку, щеголявшую новым, красным хвостом, он не заметил, как подошел слишком близко к краю провала. Неосторожный шаг – и он с громким воплем полетел в дышащую морозом черную бездну.
Мышонок вскочил. Сквозь распахнутое окно в спальню проник холодный ветер, который его и разбудил. Мышонок, ежась, вылез из-под одеяла и захлопнул ставни. «Неужели все это был только сон?», - подумал он. До утра этот вопрос не давал ему уснуть .
Едва закончив завтрак, мышонок побежал на чердак. Все было почти так же, как вчера, но присмотревшись, он понял, что все звери рядом с дырой целы и невредимы. Он смог отыскать и краснохвостую белку, и зайца с алой головой. Придвинув к окну стол и забравшись на него, мышонок уставился на верхний угол витража. Там, по-прежнему маскируясь среди бутонов, сидел Воин. Его плащ стал немного короче.
С тех пор минуло несколько сезонов. Витражу доставалось еще несколько раз – однажды, во время осады Рэдволла, стрела пущенная хищниками выбила небольшой фрагмент, в другой раз стекло пострадало от града. Каждый раз мышонок бегал проверять витраж, и каждый раз убеждался, что все стеклянные звери целы. А плащ Воина становился все меньше и меньше...
Это снова была зима. Глупая сорока, увидев отблеск солнца в стекле, шарахнула по нему клювом и выбила очередной осколок. Мышонок как всегда побежал проверить витраж. Все звери снова были невредимы, но Воина теперь хорошо было видно в его любимом углу – алый плащ полностью исчез.
Мышонок ушел с чердака – в этот день звери праздновали Середину Зимы, и он не хотел пропустить праздник. Но на следующий день лапы снова привели его знакомой дорогой в любимую галерею. В этот раз он вел с собой мастера-Кротоначальника. Решение расстаться с дорогой сердцу тайной было непростым, но желание помочь жителям стеклянного царства оказалось сильнее. Пока толстенький крот пытался распахнуть пошире узкую дверцу, мышонок первым проскользнул внутрь. Ему сразу же показалось, будто что-то изменилось в витраже - словно повсюду появились крохотные белые точки. Он перевел взгляд на Воина и охнул.
У того снова был плащ! Не алый, но пестрый, состоявший из сотни крохотных лоскутов-осколков.
Теперь мышонок понял, что это были за точки – каждый зверь на витраже отдал крохотную часть своей одежды на новый плащ для своего защитника.
«Хурр, ну и кр-расотища!» - раздался возглас наконец-таки справившегося с дверью мастера.
С той поры и у мышонка, и у жителей витража все было хорошо.
30.01.2020